Лариса Райт - Когда осыпается яблонев цвет

• Название: Когда осыпается яблонев цвет
• Автор: Лариса Райт
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-69418-1

Она ненавидела любовь. И было за что: от этого чувства одни беды, а пользы ни на грош. Некогда Марта и так совершила ошибку, подпустив слишком близко двух человек, мужчину и женщину, сыгравших в ее судьбе роковую роль. Теперь девушка хотела быть сильной, но ветер перемен сорвал с ее души все покровы, и они облетели, как яблонев цвет, оставив Марту беззащитной – прежде всего перед собой.

---

– Ученик на уроке должен делать только две вещи: мыслить и чувствовать.

И замолкала. На возражения не реагировала, в прения не вступала.

Дети ее любили, администрация уважала, так какого же, извините за выражение, лешего избавляться от такого преподавателя, а на его место брать пусть молодое, но совершенно неопытное и неизвестно насколько достойное шило в мешке. Да и разве стоит у порога школы очередь из «молодых и рьяных»? Пусть в Министерстве образования покажут хоть одного, который бы приходил, умолял дать ему поучить детишек, а ему отказали. Нет таких. А с новыми прекрасными законами, с милой сердцу многих чиновников реформой образования еще долго не будет. Молодежь (особенно в Москве) теперь другая: она не желает ждать, жаждет взять у жизни все и сразу. И нет в этом ничего плохого. Хочешь – иди, дерзай, борись, и пусть тебе повезет. А дерзать и бороться в современной школе могут только настоящие энтузиасты своего дела. Это немолодому учителю, прошедшему уже вместе с государством длинный путь от относительного благополучия через полную нищету опять же к этому самому весьма относительному благополучию, можно объявить о новой системе оплаты труда, о замечательной идее подушного финансирования школ, об объединении этих самых школ и сокращении штатов, о необходимости зарабатывать дополнительные баллы для повышения заработной платы, обязательная часть которой сократится, – и при этом ждать, что учитель покорно промолчит, кивнет в знак согласия и отправится в класс творить разумное и вечное. Может, и вздохнет украдкой, и посетует на несправедливость, но потом вспомнит о том, что бывали времена и похуже, и утешит себя этой мыслью, и решит, что как-нибудь да все образуется. Проживем. Куда денемся? А молодежь хочет жить, а не проживать, и, наверное, правильно делает. Поэтому и не ломится в двери школ за тяжелой работой и невысокой зарплатой. Кто-то может позавидовать: занятость на полдня, а отпуск почти два месяца. Это те, кто незнаком с обратной стороной медали. Вторые полдня – это проверка тетрадей и подготовка презентаций, это занятия с отстающими, и составление планов, и разработка следующих уроков, и написание статей, и участие в конкурсах – работа, за которую, кстати, по головке, может, и погладят, а премию не дадут. А что касается отпуска, так нет ничего удивительного в его сроке. Да и этого времени едва хватает, чтобы избавиться от переживаний года ушедшего и подготовиться к волнениям года наступающего. Поэтому завидовать не стоит. Учительский труд не менее, а во многом и более тяжел и ответственен любого другого. Во всяком случае, Маргарита Семеновна имела все основания быть в этом уверенной. Как имела основания и предполагать, что, отдавая всю себя без остатка любимому делу, имела право рассчитывать на уважение государства, которому прослужила долгие годы верой и правдой. Ошиблась. А обнаружила это только вчера. Вчера, когда в недоумении говорила завучу:

– Не понимаю, Оля, почему я? Есть, в конце концов, и те, кто помоложе, и те, кто хочет. Ведь перед каникулами решили, что возьмет Ильина. И она мне подтвердила, что не отказывалась. А теперь смотрит на меня волком, будто я ей дорогу перешла, а я ни сном ни духом. Что произошло? Я ведь не просила, и без надбавок за руководство мне хватает. К тому же и без того две параллели – это хорошая нагрузка. А вы мне предлагаете третью, да еще и класс взять. И потом, зачем я пятиклашкам? Нет, если надо, я возьму учеников, но быть классным – это уж слишком. Они же маленькие, с ними в походы надо, на выставки, на пикник, и что им я – старая развалина?

Завуч сначала пыталась льстить. Хотя почему, собственно, льстить? К Маргарите она относилась хорошо, даже больше – сама когда-то была ее ученицей, поэтому, скорее всего, говорила то, что действительно думала.

– Не наговаривайте на себя, Маргарита Семеновна. Как будто мы не в одной школе работаем? А кто с ребятами постоянно по музеям ходит? А во Францию два года назад кто ездил?

– Это для тебя, Оленька, два года не срок, а для меня это уже целая эпоха.

– Всем бы в ваши годы так выглядеть.

Здесь лести не было. То, что Маргарита в свои шестьдесят пять смотрелась лет на десять моложе, сомнений не вызывало. Но важно ведь не только смотреться, а еще и чувствовать себя соответствующе. А здоровье в последнее время начало немного пошаливать: то там прихватит, то здесь, то давление подскочит, то суставы дадут о себе знать. Но старый вояка так просто не сдается и никогда никому не жалуется. Поэтому завучу и невдомек, насколько сильны и справедливы опасения учителя.

– Оль, – педагог перешла на доверительный тон, – я тебя по старой дружбе прошу. Ну не нужно мне это руководство. Ты же знаешь, что у меня ученики. Чего греха таить?

Завуч повела плечом и отмахнулась. Что за новость такая? Все репетиторствуют. А таким профессионалам, как Марго, просто нельзя этого не делать. Чем больше учеников она выпустит в мир – тем лучше для этого мира. Маргарита тем временем продолжала увещевать:

– Дело ведь не в деньгах, Оль. Ты ведь понимаешь: я что потеряю, то на классном руководстве получу, но людей подводить неудобно, а я и не смогу. А значит, буду лямку тянуть в три параллели, класс и «личники».

Завуч молчала.

– Оль, я просто прошу тебя, найди другой вариант, ну ради меня, пожалуйста.

Девочка (для Маргариты Семеновны все бывшие ученики независимо от возраста навсегда оставались девочками и мальчиками) посмотрела на нее с грустью и тяжело вздохнула:

– Так я ради вас и стараюсь, Маргарита Семеновна.

– То есть?

– Да реформу эту свалили на голову. Того и гляди, сократят финансирование и потребуют сокращение штатов, а классные руководители защищены больше других. А не возьмете, тут же скажут, что у вас возраст. Кого другого тронем, начнут кляузничать и доносы писать. Меня, мол, попросили, а Черновицкая работает, несмотря на то, что по ней давно пенсия плачет. И как мне прикажете тогда оправдываться, когда на ковер позовут. Да и, честно говоря, никакого желания нет лишний раз на этом ковре стоять и чувствовать себя неизвестно в чем виноватой. Что мне, на уроки их к вам звать прикажете? Я бы позвала, только ведь не придет никто. Некогда им на людей смотреть и о людях думать. Они все больше законами и предписаниями озабочены. Так что предупреждаю вас, Маргарита Семеновна, это серьезно.

– Ну ведь предупрежден – значит, вооружен, а, Оленька? Может, как-нибудь обойдется? – Надежда все еще теплилась.

– Не обойдется, Маргарита Семеновна. Решение принято и обжалованию не подлежит. – Строгий завуч победил ученицу, хотя в конечном итоге обе составляющие принявшей решение женщины желали своему учителю только добра.

И вот теперь Маргарите предстояло это добро расхлебывать. Такого опыта приобретения класса у нее еще не было. Обычно она знала все заранее и тратила летние каникулы на тщательное изучение личностей детей, которых ей предстояло вести за собой. Рассматривала фотографии, читала их сочинения, изучала характеристики семей и старалась заранее найти правильный подход к каждому. Жизнь научила ее пониманию: плохими дети не бывают, такими их делают взрослые и окружающая среда. Так что основной задачей своего заочного знакомства с будущими воспитанниками педагог считала необходимость найти в каждом из них нечто особенно хорошее, чтобы потом это хорошее культивировать. Как правило, получалось. Хотя как у каждого хирурга есть свое кладбище, так и в практике Маргариты случались досадные промахи, о которых она старалась не вспоминать. Вот и теперь…

«Нет! Нет! Нет!» – одернула она себя и, выключив воду, не вытираясь, укуталась в махровый халат и вышла из ванной. Время думать о будущем, а вовсе не о прошлом. Этим Маргарита и занималась, быстро, не чувствуя вкуса, жуя бутерброд с сыром и глотая горький обжигающий кофе. Мысленно она прокрутила в голове образы детей, вспомнила, как отзывалась о каждом их учитель начальной школы, повторила напутственные слова – вот и все, что она сейчас могла сделать. Но человеку на то и дан разум, чтобы подстраиваться под обстоятельства. Раз нет у Маргариты Семеновны возможности этих обстоятельств избежать, придется их принять и выйти из ситуации с честью. Конечно, детскую преданность придется заслужить, как и заслужить доверие родителей. Они-то, ясное дело, рассчитывали на более молодую Ильину, но ничего: «Старый конь борозды не испортит». Будут довольны дети – будут и родители. Так что в путь.

Женщина вылила остатки кофе в раковину: хватит и нескольких глотков, а то еще давление начнет скакать – лучше подстраховаться. Через десять минут она, уже одетая в костюм, строгий, деловой вид которого смягчало жабо элегантной нарядной блузы, стояла у зеркала и красила ресницы. В очередной раз подумала о том, что не зря сделала стрижку. Подстриглась Маргарита уже года три назад, но все еще продолжала восхищаться новой прической. Короткая стрижка с веселыми светлыми и чуть рыжеватыми вкраплениями перышек в темные волосы ее молодила, а главное – не доставляла хлопот в укладке. Несколько движений расчески и фена после душа – и на три дня голова в порядке. Она освежила губы помадой светлого тона, улыбнулась своему отражению, пытаясь хотя бы таким образом подбодрить себя, и вышла из дома.