Антонина Коптяева - Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк

• Название: Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк
• Автор: Антонина Коптяева
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1975

Шестой, заключительный том Собрания сочинений А. Коптяевой включает роман «На Урале-реке», посвященный становлению Советской власти в Оренбуржье и борьбе с атаманом Дутовым, а также очерк «По следам Ермака» о тружениках Тюменского края.

---

— Распинаются за свободу для своей касты.

Он был в отличном настроении. Даже разгром булочной, устроенный утром его подшефными из Нахаловки и с мельницы Зарывнова, не омрачил ему праздника.

— Это уже прошлое, когда люди должны у хлеба умирать с голоду! — сказал он Александру. — Ведь не ювелирную лавку разграбили, не банковскую контору, а ради куска насущного для детей разбили витрины. Конечно, и давнее ожесточение прорвалось.

Он был не такой высокий, как Александр, зато плотнее, пошире лицом, и лишь с первого взгляда разительно напоминал брата тем особым родственным сходством, когда на самом деле нет почти ни одной схожей черты.

— Пускай выговорятся. Сейчас на каждый роток не накинешь платок: у всех накипело, — сказал Андриан Левашов. — А у буржуазии сразу возникла смычка с эсерами и меньшевиками. Вроде медовый месяц начался — от поцелуйчиков аж губы вспухли. Поглядим, что они запоют, когда мы предложим начать выборы в Совет.

Александр уже стоял на краю трибуны, стиснув в руке шапку, смотрел на обращенную к нему тысячеглазую притихшую толпу.

Ветер, еще по-зимнему холодный, но уже дышавший свежестью первых проталин, шевелил его коротко подстриженные волосы, холодил лицо, пылающее страстной решимостью. Рабочие Оренбурга хорошо знали и любили его, известен он был и солдатам гарнизона, а остальных просто заставила насторожиться необычная наружность этого волевого, смелого человека.

— Товарищи, граждане! — громко сказал он, почти не слыша своих слов, так гулко билось его сердце. — Приветствуя революцию, мы сразу должны подумать о практических задачах, которые она поставила перед нами. Страна находится в очень трудном положении. На нас надвинулись разруха, голод. Мы безнадежно увязли в кровавой войне. Требуют своего немедленного разрешения вопросы о мире с Германией, о передаче земли крестьянам. Все эти задачи, жизненно важные для миллионов людей, легли теперь на наши плечи, и мы обязаны создать власть, которая сможет разрешить их по-настоящему раз и навсегда. Такой властью являются Советы рабочих и солдатских депутатов, созданные самим народом во время революции девятьсот пятого года. Мы, большевики, уже поместили в газетах обращение о выборах и призываем вас немедленно выдвигать своих депутатов. Да здравствуют Советы!

Последние слова Коростелева утонули в обвальном шуме аплодисментов, гвалте и свисте.

— Где же тут свобода и равенство? — зычно заорал протодьяконским басом буржуа в добротном пальто и бобровой шапке. — Господа, посудите сами: Советы рабочих и солдатских депутатов… А кто же в них будет представлять остальных россиян, которые не служат в армии и не работают на заводах? Говорите, власть теперь должна быть народная? А даже насчет крестьян умалчиваете! Нет уж, граждане большевики, лучше нашу думу сохранить, пока Временное правительство решит, как быть дальше.

Это выступление тоже было заглушено криками, и гневными и одобрительными.

Переждав, пока люди чуть угомонились, Коростелев сказал:

— Будут обязательно в Совете и крестьянские депутаты. А вашей думе не бывать, потому что в нее трудящимся никакого доступа нет. Товарищи, сегодня вечером митинг в земской управе, а завтра в главных мастерских, где мы создадим комитет по выборам и начнем избирать депутатов. Следуя примеру Петрограда, по всей России — в городах и в селах — народ устанавливает Советскую власть.

— А мы не народ разве? — крикнул толстяк.

— Вы — гласные городской думы, те, которые стояли над народом. Плохо вы «думали», раз довели страну до разрухи и голода.

Со слесарем Андрианом Левашовым — бригадиром сборочного цеха, настоящее имя которого было Андрей Ефимович, — Александр подружился сразу, когда поступил токарем в главные мастерские. Оба они были рабочими высокой квалификации, оба состояли в одной партийной подпольной группе.

Андриан во время японской войны находился в действующей армии, вернулся в звании фельдфебеля, но остался для железнодорожников своим человеком. Ребятишки вроде Пашки Наследова и Гераськи Туранина особенно почитали его как бывшего военного: подкараулят по дороге домой и, поспевая вприпрыжку за мощным пышноусым ремонтником, расспрашивают о пушках, об атаках, о гибели крейсера «Варяг» и «хитрых япошках».

— После митинга пойдем к вам в Нахаловку, — предложил ему Александр, придя на другой день в главные мастерские. — Надо собраться активу у кого-нибудь из наших и обсудить вопросы, требующие немедленного решения.

— Соберемся у Туранина, у него землянка большая.

— Отлично.

Федора Туранина, молотобойца кузнечного цеха Коростелев особенно запомнил во время протеста против попыток жандармов закрыть газету «Правда», которая существовала благодаря денежной поддержке рабочих.

«Тяжелыми трудами и жертвами создали мы свою газету. Поддерживать ее сборами, коллективной подпиской — наша прямая обязанность… Только при этом условии бешеные атаки реакции будут бессильны задушить пролетарскую газету», — так написали оренбуржцы в своем письме, отправленном в «Правду» в 1914 году.

Письмо с приложением денег в контору газеты «Путь правды» было изъято петербургской охранкой, и из департамента полиции полетела в Оренбург депеша с приказанием «принять меры к выяснению через агентуру лиц, участвовавших в сборе денег». После этого у братьев Коростелевых сделали обыски, но доказательств для «дела» не обнаружили. Зато у Федора Туранина нашли несколько листовок со словами текста, напечатанного в «Правде»:

«Мы, оренбургские рабочие, были тоже виновниками появления на свет божий газеты „Правда“. И когда наше родное детище взывает к нам: „Батько, слышишь ли?“ — тут мы не можем молчать. Мы должны громко крикнуть: „Слышим, детко“».

Федора забрали. Сам начальник губернского жандармского управления взялся допрашивать его, чтобы выяснить, кто еще участвовал в сборе денег, но Федор молчал, а когда его стукнули раз-другой, неожиданно улыбнулся:

— Без своей газеты нам никак нельзя. Кто же нам укажет правильный путь борьбы за справедливость?

Расходившийся начальник затопал ногами и «самолично» ударил Туранина подсвечником, да так ловко угодил, что чуть не отправил на тот свет. Залитого кровью Федора вынесли из кабинета. Зато перестаравшийся жандарм, побоявшись скандала с нахаловцами, поспешил замять дело и отпустил молотобойца домой.

— Дай срок, тяпну и я его как-нибудь, — пообещал Федор в своем кругу. — У меня он не подымется.

Народу в паровозосборочный цех набежало столько, что митинг пришлось проводить под открытым небом на территории мастерских, перекрещенной рельсовыми путями и обнесенной высоким плотным забором. Чтобы дать возможность высказаться ораторам, общими усилиями подкатили вагонную платформу.

Попросив слово, Александр Коростелев, только что получивший от Кобозева новые сообщения, сказал:

— В Петрограде уже идет сговор между временным комитетом, организованным в первый день революции при Госдуме, и соглашательскими лидерами из Петроградского Совета. Они создали совет министров из представителей крупной буржуазии и помещиков. По иностранным делам Милюков (кадет, как известно), военный и морской министр — Гучков, а министром юстиции — Керенский… Знакомые все имена! Председателем совета министров назначен с царского благословения князь Львов — он же министр внутренних дел. Царь Николай утвердил это своей подписью второго марта, когда подписал и отречение от трона в пользу брата Михаила…

Слитный, мощный гомон голосов, злые выкрики, свист словно взорвали толпу, тесно обступившую трибуну-платформу.

— Чтобы сохранить завоевания революции, нам надо создать крепкую народную власть, — продолжал Александр Коростелев, когда улеглась буря негодования. — Прежде всего давайте организуем комитет для выборов в Совет депутатов…

И хотя меньшевиков и эсеров набралось на митинге предостаточно, они не выступали против создания Совета, опасаясь разоблачить себя перед рабочими. Когда стали выдвигать людей в комитет по выборам, формовщик Илья Заварухин назвал первым Александра Коростелева.

— Мы скинули грязную шубу, а ее вывернули наизнанку и нам же обратно суют: предлагают в цари то Михаила, то Константина, — говорили рабочие. — Нет уж, теперь мы сами лучше рассудим, чего нам надобно.

Александр стоял на трибуне вместе с другими активистами. Сверху был виден как на ладони городской вокзал за пустырем. По другую сторону рельсовых путей возвышалось большое депо. Митинг у рабочих-деповцев прошел утром хорошо. А у других? Александр с тревогой посмотрел на кирпичные заводы, красневшие справа за пустырем, на штабеля бревен и досок у дороги, идущей к Сакмаре, где находился «Орлес». Пока шла война, всех недовольных рабочих немедля отправляли на фронт, а вместо них приходили на заводы, чтобы избежать мобилизации, сынки кулаков и городской буржуазии, засорявшие пролетарскую среду, А тут еще меньшевики и эсеры!