Жан Марат - Похождения молодого графа Потовского (сердечный роман)

• Название: Похождения молодого графа Потовского (сердечный роман)
• Автор: Жан Марат
• Издательство: Издание Ф.И. Булгакова
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1907

ПредуведомлениеЭтот роман Жана Поля Марата был впервые опубликован в 1847 году по рукописи, которая до того времени на протяжении более полувека хранилась у сестры Марата Альбертины. Написан он был скорее всего в начале 1770-х, когда внимание просвещенной европейской общественности было привлечено к событиям, происходившим в Польше (война Барской конфедерации), завершившимся Первым разделом Речи Посполитой между тремя европейскими государями, Екатериной II (Россия), Фридрихом II (Пруссия) и Иосифом II (Священная Римская империя).

---

— Помните о бренности всего человеческого, — сказал он, — расставаясь со мной; если когда-либо окажетесь в счастливых обстоятельствах, не злоупотребляйте ими. Но главное, приходите на помощь несчастным.

Я остался на несколько дней в Пере, ожидая случая отправиться во Францию.

На рейде грузилось Марсельское судно, но так как оно должно было отправиться не раньше, как через шесть недель, то я решил сесть на большую турецкую шлюпку, которая имела назначением Венецию.

Мы вышли из гавани при попутном ветре. Я уже поздравлял себя с тем, что покидаю землю неверных, и обещал себе окончить свои дни в мире, в каком-нибудь уголку Франции, но судьба, которой нравится играть мною, меня берегла для многих других испытаний.

Только что мы прошли Кандийский пролив, как утром, на рассвете, мы оказались среди русского флота.

Корабль, к которому мы были всего ближе, дал сигнал и пригласил нас к повиновению. Мгновенно две шлюпки с корабля обратили в военнопленных весь экипаж. Я, хотя не оттоман, был вовлечен в беду вместе с ними.

Отняв от меня все, что я имел, меня вместе с другими пленниками перевезли в Неаполи, порт Румынии, где высадилась часть экипажа большой эскадры, чтобы, как я узнал потом, поднимать население в провинциях европейской Турции. Оттуда нас погнали в Рашов, затем Мендзибос, место стоянки войск на Днестре, где русские устроили свои главные магазины. В продолжение пятнадцати месяцев, я терпел там холод, жажду и дурное обращение.

Так как число пленных со дня на день увеличивалось, то решено было отправить нас в Россию. Когда мы находились в пути, сопровождаемые всего лишь одним эскадроном конницы, на нас напала близ Краснополя банда конфедератов, и мне удалось скрыться. Вот уже десять дней, как я иду чрез Польшу, чтобы вернуться в мою страну.

Вот вкратце моя жизнь до момента нашей встречи. Никогда судьба, как вы видите, не действовала с большим ожесточением для погибели несчастного; но кто знает, сколько ожидает меня еще несчастий? О, я, несчастный! Надежда, и та потухла в моем сердце.

Когда он произнес эти слова, раздался вдруг в лесу шум; мы подняли глаза и увидели между деревьев множество лошадей, поднимавших пред собою вихри пыли.

Это был русский эскадрон.

Мы едва не попали в руки неприятеля; нужно было искать убежища в лесу. К несчастью мы разлучились. Я не смел из боязни быть обнаруженным, громко звать его; та же причина без сомнение сдерживала его. Я искал его долго напрасно.

Я с слугою углубился в чащу леса. Там застигла нас ночь, и я решил выждать возвращение утренней зари. При ее наступлении я пытался узнать, где я нахожусь. Я долго бродил на удачу.

Наконец я вышел на большую дорогу и продолжил мой путь, имея все пред мысленными моими взорами этого незнакомца. Его судьба меня поразила; я хотел бы усладить ее горечь, но новые поводы к горю скоро вытеснили его из моей головы.

Сандомир, 30 июля 1770.

LIII.

От того же к тому.

В Пинск.

Ах, дорогой Панин! Кажется, что разгневанные боги исчерпали свой гнев над моей головой. Увы! Все мертво для меня.

Конфедераты делали набеги на великую Польшу, и повсюду, где они прошли, встретишь лишь опустошение.

Красивое местечко Баранов также обращено в пепел; пламя пощадило только несколько с трудом поддающихся огню зданий. Среди разрушенных стен видны еще, то здесь, то там, храм, башня, возвышающиеся над развалинами их обездоленной окрестности.

— Вчера весь день я имел пред глазами это удручающее душу зрелище.

В Сандомире я перешел с дороги на Радом на дорогу в Осселин. Я не мог решиться пройти так близко от Люцилы, не видав ее. Я подхожу большими шагами к местам, где находится мое сокровище. По мере того, как я приближаюсь, черные мысли исчезают, радость возрождается в моем сердце. Я не чувствую себя от нетерпения: я горел желанием поскорее придти.

Уже издали открывается это очаровательное место; все призывает во мне сладостное воспоминание. Эти полные чар рощи, где я гулял с Люцилой, эти цветущие берега, где я покоился на ее груди, эти восхитительные аллеи, где я венчал ее цветами, и в восторге чувств, я думал, что уже вижу ее, обнимаю ее в любовных объятиях.

Подхожу наконец.

Небо! Какое зрелище представляется моему взору! Все пустынно, повсюду прошли огонь и меч.

Я пробегаю с изумлением, смешанным с ужасом, эти прекрасные, места, которые я узнаю с трудом. Я лечу к замку, и нахожу лишь развалившиеся стены.

При этом зрелище тысячи зловещих тревожных мыслей возникают в моей голове, сердце мое разрывается. Я представляю себе Люцилу раздавленной под этими развалинами, испытываю заранее все ужасы отчаяния и созерцаю в тупом изумлении свое несчастие во всем его объеме.

Я выхожу наконец из этого столбняка, испускаю печальные вздохи и растерянный бегу, ища повсюду напрасно кого-нибудь, который бы сообщил мне, что случилось с несчастными хозяевами этих мест.

О, счастье! О горе! Единственная надежда, которая оставалась здесь! Куда тебя девали? Куда бежала ты вдаль от развалим этого дворца? И я именно, я посоветовал тебе приехать сюда. Несчастный! Что я сделаю? От какого жестокого раскаяние разрывается моя грудь!

Но куда влечет меня скорбь?

О, это вы, вы, варвары, причина моего несчастия.

Пусть все ужасы войны, все кары, которым подвергаются люди, обрушатся на ваши преступные головы; пусть подстерегает вас самая ужасная месть; пусть никогда нигде вы не найдете убежища, пусть беспощадный враг неослабно преследуете вас, пусть вас настигнет, зарежет и купается в вашей крови.

Что теперь он, этот мир, где я жил некогда, опьяненный безумною радостью? — место скорби, полное погребальных эмблем, начертанных смертью и развешанных вокруг меня.

Жестокая судьба, не могла разве ты удовольствоваться другими многочисленными жертвами? Разве нужно было, чтобы твоя ненависть привязалась ко мне, избрала меня и излилась над моей головой? Недостаточно ли, что меня настигли одна за другой пять стрел? К чему выпускать шестую.

О Люцила, Люцила, моя дорогая Люцила! Правда ли, что я тебя потерял? При этой мысли все мое существо разрушается и исчезает.

О, смерть, приди мне на помощь! Торопись: все узы, привязывавшие меня к миру, порваны, твоему мечу надо только перерезать нить моих дней.

LIV.

София двоюродной сестре.

В Белу.

Я не знаю, проникла ли ты в мое намерение.

Я уже добилась, что Люцила не пишет более Густаву; нужно теперь помешать Густаву писать Люциле. Когда они будут мертвыми друг для друга, по крайней мере, в идее, ничего не воспрепятствует мне соединиться с ним.

Что ты скажешь, Розетта? Разве замысел не хорош?

Но мы уже давно не получаем известий от Потовского. Я однако приказала Антону отсылать мне все письма, которые адресуются мне, в замок Осселин. Какая может быть причина этого замедления.

Беспокоюсь этим долгим молчанием, сейчас напишу одному из друзей Густава, с которым, по моим сведениям, он сносится; он наверняка сообщите мне что-нибудь о нем

Но я слышу крики в соседней комнате; надо посмотреть, что такое...

Продолжение.

Мы только что получили неприятное известие об опустошении Осселина. Замок после разграбление обращен в пепел.

Графиня по этому поводу в чрезвычайном огорчении, однако поздравляет себя с тем, что во время, и словно чудом, покинули его.

Люцила кажется нечувствительной к этому несчастию: она желала бы только погибнуть под развалинами.

Что касается меня, мне очень досадно.

Вот граф почти разорен. В этот именно замок он перенес все свои сокровища и там хранил свои документы. Прости прекрасное собрание картин и статуй! Я думаю, что он умрет от печали.

Я жалею в особенности обстановку летнего помещения. Ничего я не видела более роскошного, более изящного. Кресла, занавеси, обои были из небесно-голубой камки, отделанной серебряной бахромой. Потолок, равно как пространство над дверями, были штучной работы, украшенной однотонной живописью того же цвета. Там среди зеркал были два лучшие в королевстве. Какая жалость, что все это уничтожено!

Разве, дорогая Розетта, ты так сильно занята твоим прекрасным каштоляном, что не располагаешь даже четвертью часа, чтобы подумать о своих подругах? Три месяца, как ты написала мне маленькое письмо, но такое маленькое, словно тебе не о чем со мной говорить. С той поры ни малейшего признака жизни. Я не так действую по отношению к тебе: пишу часто, и всегда сообщаю обо всем, что со мной происходить, даже о самых сокровенных мыслях.

Помни, что я в возможно скоромь времени ожидаю от тебя известий, и что, если ты не вознаградишь меня за твое продолжительное молчание, то я накажу тебя темь же.