Нгуен Тяу - Выжженный край

• Название: Выжженный край
• Автор: Нгуен Тяу
• Издательство: Радуга
• Жанр: О войне
• Год: 1983

Эти романы, написанные один в 1955, другой в 1977 г., объединяет тема борьбы вьетнамского народа против иноземных захватчиков. Оба произведения отличает не просто показ народного героизма и самопожертвования, но и глубокое проникновение в судьбы людей, их сложные, меняющиеся в годину испытаний характеры.

---

Эм кивнула.

— Очень проголодалась? — спросила она. — Подумала бы, как с едой наладиться, работы у тебя вон сколько, так и захворать недолго. Все хлопочешь да бегаешь!

— Хорошо, хорошо, налажусь…

— Тебе сколько раз уж говорено. И этой вот накажи, — Эм кивнула в сторону То, — чтоб со школы сразу домой шла. Ей теперь во вторую смену, так нечего в тем-поте шастать…

Маленькая То отложила в сторону палочки для еды, подняла керосиновую лампу и, покачав ею из стороны в сторону — проверить, достаточно ли там еще керосина, — выкрутила фитиль поярче и снопа поставила на топчан. Покончив с этим, она взяла пиалу Кук и принялась старательно наполнять ее кусочками жареной рыбы. Кук невольно рассмеялась, а про себя подумала, что лукавства и хитрости этой малышке не занимать — побаивается взбучки и решила подлизаться.

— Так и быть, на этот раз съем то, что ты мне положила, — насмешливо сказала Кук, — но в следующий раз и не думай ко мне соваться, ничего у тебя не выйдет! Поняла?

— Ага, поняла! — согласно кивнула То.

В этом доме, кроме, конечно, матушки Эм, То уважала и побаивалась еще Кук, вернее сказать, относила ее к разряду взрослых. Взрослые, по ее разумению, должны были быть совсем не похожи на детей, а раз так — не воспринимать же всерьез тетушку Кхой, хозяйку. Какая из нее взрослая, если она целыми днями, как маленькая, только и делает, что орет: своих внучат шпыняет.

Кук попробовала отварной сушеный маниок и повернулась к тетушке Кхой:

— Что это Хунга и Лан не видно?

— Давно уж поели да на боковую завалились!

«А маниок недоварен», — подумала Кук.

— Дайте-ка сюда, — сказала она, беря пиалу матушки Эм, и весь маниок из нее переложила к себе, а пиалу Эм наполнила рисом.

— Я уже наелась, Кук, ты что это вздумала? — запротестовала было Эм, но Кук не слушала ее.

— Этот маниок, — похвалилась она перед Суан Тхюи, — мы в прошлом году в Чьеухыонге собрали!

Суан Тхюи по натуре своей был шумным, порывистым, но гонко чувствующим человеком, он всегда искренне страдал, становясь свидетелем страданий других или ка-кой-нибудь свершавшейся несправедливости. Статьи его в полной мере отражали его горячность, в них непременно клокотала энергия, билась будоражащая мысль, жаль только, что арсенал слов, которым он располагал, зачастую своей скудостью сковывал эти завидные качества. Однако человек он был славный, к тому же много в жизни новидал, многое умел. Он не чванясь брался за любое дело и всегда старался всем чем-то помочь. Случится, к примеру, ему по долгу службы на каком-нибудь совещании присутствовать. Казалось бы, никаких забот: сиди да слушай или записывай. Но Суан Тхюи усидеть спокойно никогда не мог, ему непременно надо было оказаться в гуще событий, ввязаться в спор, обсуждение. Н вот что характерно — не раз в эти самые споры вносил ясность именно он, Суан Тхюи. Он действительно много знал, а главное — хорошо разбирался в людях.

Здесь, в доме Кхой, он держался непринужденно, был речист и откровенен.

— Вспомнился мне май семьдесят третьего, — говорил он. — Я тогда приехал в Чьеуфу, чтоб написать о вас статью в спецвыпуск. Вы, Кук, тогда еще в партизанах были. Первым делом пошел я искать председателя, Кханга. Пришел в сельсовет, а все в поле. Ну, и я тогда в поле пошел, как раз туда, где потом этот маниок посадили. Только, чур, что расскажу — Кхангу не передавать, ладно? Так вот, вышел я за околицу и огляделся: на поле борозды ровные, свежие, на небе солнце светит, в бамбуковых зарослях птицы поют. Красота, да и только! Я, откровенно скажу, чуть не прослезился. Просто преклоняюсь я перед вами всеми, сколько вы сделали! Небось помните, какой здешнюю землю застали, когда из Виньлиня вернулись? Из Чьеухыонга давно, еще в апреле, все на Юг удрали, тогда, когда наши начали обстреливать Золинь и Камло. А к тому времени, когда мы в Чьеухыонг вошли, тамошние земли уже почти с год пустыми лежали. Я сам на этих вот руках мозоли здесь заработал, а потому как увидел борозды, ровные да ухоженные, так прямо и загорелся — поскорее сесть за статью, обо всем написать. Ну вот, смотрю, значит, я кругом и вдруг вижу, сидит неподалеку в кустах прямо на земле какой-то мужчина, голову низко-низко к коленям наклонил, а плечи ходуном ходят. Подбегаю — наш старина Кханг. Лицо от слез мокрое, сам всхлипывает: «Это ты, Суан Тхюи, ты?» Что стряслось, почему пожилой человек, председатель, забился куда-то в кусты и ревет? Ничего не пойму! Случилось что, спрашиваю, или неприятность какая? Пошутил еще, что, мол, птицы кругом поют, небось душу взволновали… И что же мне отвечает этот добрый человек, как вы думаете? «Успокоиться, говорит, никак не могу, все эти гады порастаскали! Ничего спасти не успел!» — «Кто, — спрашиваю, — и что растаскал? Объясни толком!» — «Целых два кило арахиса, еле достали для посева!» — «Птицы, что ли?» Поднял я голыш, хотел швырнуть им в птиц, что на борозде прыгали, но старина Кханг мою руку отвел: «Оставь, говорит, пичугу в покое, ни при чем тут опа. Мыши ото! Присел я кальян выкурить, оглянулся и в толк взять не могу, отчего это земля вдруг черная-пречерная сделалась. Ты только представь себе, у каждой лунки, где арахис посажен, по три-четыре мыши толкутся, землю роют, хвосты туда-сюда мелькают! Тут их с полтыщи было, не меньше, точно тебе говорю. Меня аж холодный пот прошиб. Бросился я к ним, и тут такой писк поднялся, на все поле — это они друг дружке тревожный сигнал подавали. Ну и что я сделать мог — всего только нескольких потоптал, остальные — врассыпную, куда там угнаться… Надеялся, что они немного только попортили, так нет же — вон, гляди, ни одного зернышка не оставили, подчистую выгребли! И какой же он гад, грызун этот, какой вредитель — все одно что американец! А ведь мы не только арахис посеяли, у нас еще и просо, и кунжут, и бобы были! С таким трудом набирали, из Виньлиня с собой везли. А эти паразиты нас без ничего оставили!»

— Да, — вздохнула Кук, — первое время в Чьеухыонге ох как трудно было! Да еще мыши эти. Все тогда поели, кроме риса, ничего не осталось. И все же так туго, как сейчас, еще никогда не приходилось…

Суан Тхюи поставил пиалу на поднос, казалось, он только и дожидался этой фразы:

— Я как раз и приехал к вам, чтоб собрать материал для статьи «Продолжая героические традиции своей волости, партийцы и остальное население Чьеуфу возрождают к жизни поля и приступают к восстановлению родного края». Как вам такой заголовок? Впечатляет?

— Вы лучше покушайте, — остановила его Кук, — о статье потом поговорим, успеем.

Она и матушку Эм уговорила еще поесть. Кук начинала немного уставать от шумного гостя, хотя она и была ему благодарна за приход. Если б не эта живая беседа, она просто не знала бы, куда деваться, как слово сказать Эм — женщине, которую она всю свою жизнь теперь станет почитать матерью. Она понимала, у Эм уже зародились какие-то смутные подозрения, но уговаривала себя подождать: со дня на день должна была вернуться Оу, младшая сестренка Нгиа, и тогда — Кук твердо решила это — можно будет сказать, что Нгиа погиб.

А матушка Эм в свою очередь жалела Кук, что та так много работает, устает, и все уговаривала еще поесть.

После ужина Суан Тхюи собрался уходить. Уже со дворе, садясь на велосипед, он спросил:

— Кук, когда вы сможете мне уделить время?

— Давайте завтра вечерком, идет? А то днем дел больно много.

Матушка Эм и маленькая То прилегли тут же, на низком деревянном топчане, где только что все ужинали. Чтоб не докучали комары, они накрылись циновкой, и скоро стало слышно равномерное посапывание девочки. Из комнаты Кхой донеслось неясное бормотание, кажется, Кхой во сне звала дочь. Кук подошла к топчану, тихонько окликнула матушку Эм. Не услышав ответа, она взяла лампу, подошла к своей кровати, вынула из сумки красную записную книжку и авторучку, пристроила книжку на вещмешке у кровати и принялась заносить в нее все, что предстояло сделать завтра.

ЧАСТЬ III В освобожденном городе

Глава VIII

С начала апреля, то есть с тех пор, когда из Читхиена был выбит враг, времени прошло совсем немного, но сколько всего случилось за этот короткий период в жизни Хьена: гибель Нгиа, трудности первых контактов с городом, ранение и, наконец, Шинь и все заботы и хлопоты, с ним связанные.

Вот уже больше месяца, как Шинь был в их роте, ставшей ему отныне новой семьей. Нельзя сказать, чтобы тут все с первых шагов шло гладко. Рота была против его решения оставить мальчика. Но он ни в чем не обвинял ребят, ведь в конце концов раньше он и сам думал так, как они. Никто, кроме Малыша Тханга, не поддержал его в этом намерении. А когда похоронили Нгиа, мальчик и подавно стал чем-то вроде козла отпущения.

Хьен уже успел получше приглядеться к этому ребенку, разобраться в нем. Шинь оказался довольно умным, наделенным богатым воображением малышом. Однако, как все дети, родившиеся в обеспеченных счастливых семьях, он был очень избалован, и это раздражало Хьена. Чуть что не но нраву — и лицо мальчика сразу делалось злым, за столом он капризно отталкивал тарелку. Иногда в нем появлялась даже какая-то жестокость. Однажды Хьен из окна второго этажа увидел, как Шинь на улице закатил оплеуху девчушке гораздо старше его. Хьен тут же заставил его попросить у девочки прощения.