Александр Рубан - Пыль под ветром

• Название: Пыль под ветром
• Автор: Александр Рубан
• Жанр: Научная Фантастика

---

Илья осторожно подвигал в пустоте ногами, но ни до чего не дотянулся. У чёртова путепровода не было никаких опор. Или они были слишком далеко друг от друга… Досчитаю до ста — и спрыгну, решил Илья. Вытянул руки подальше вперёд, отвернулся от обрыва и лёг левой щекой на ровно подрагивающий металл. «Одна куманга», — начал он отсчёт, закрывая глаза. «Две куманги… А вот интересно, когда я дойду до пяти, как нужно будет сказать? Грамматические вопросы — самые заковыристые… Четыре куманги… Наверное, собственно бездна, бездна как таковая, начинается там — в десяти милях от края обрыва. А всё это грохочущее клокотание — просто прелюдия для слабонервных. Чтобы не совались, куда не надо… Пятая куманга, неожиданно легко обошёл он грамматическую каверзу. — Шестая куманга. Город…»

Правда, на первый свой город Илья израсходовал аж девять… этих самых. Не семь, как положено («Кем?»), а девять. Помнится, Дракон был весьма недоволен — хотя и хвалил сквозь зубы за тщательность.

«Восьмая куманга…»

На второй город Илье хватило восьми. Во всех остальных он обходился положенными семью («Кем положенными?»).

«Девятая куманга…»

Семь гнёзд — полностью заряженный саркофаг, и ни одной кумангой больше. Двенадцать идеально чистых городов плюс три лишних куманги в первых двух — итого… Стоп. Почему «заряженный»?

«Девятая куманга…»

Никто никогда не употреблял это слово по отношению к саркофагу: «заряженный». Это же не винтовка… Кстати, в ней сейчас ровно семь патронов — но это, разумеется, не более чем совпадение.

«Десятая куманга… или уже одиннадцатая?»

Считать стало неинтересно. И висеть было неинтересно, и руки устали, особенно почему-то в локтях и подмышках, и мышцы живота тоже. Хотелось расслабиться и поразмышлять над смыслом термина «заряженный» по отношению к саркофагу. Но расслабляться было нельзя, а смысла, скорее всего, никакого не было. И лучшее, что можно было сделать — это попытаться уснуть, чтобы свалиться во сне и ничего не почувствовать.

И он уснул.

Ему приснилось, будто он проснулся на полу плацкартного вагона, в суматохе, давке, стонах и проклятиях, перемежаемых неумелым молитвами. Пошевелиться Илья Борисович не мог, потому что лежал (или висел?) в неудобной и крайне болезненной позе, будучи крепко заклинен между нижней полкой и столиком. Плюс ко всему, на нём (на Илье, а не на столике) кто-то расположился и ёрзал. Не то коленками, не то очень острым задом. А ещё кто-то, настойчивый и равнодушный, время от времени поддавал ему носком сапога в подрёберье справа.

Словом, сон был ещё тот, и ничего не понять.

Всё это происходило в темноте, под ненормально неравномерный перестук колёс, и темнота эта озарялась частыми красноватыми вспышками, синхронными с неравномерным перестуком. Когда Илье перестали наконец поддавать сапогом в подрёберье и остались только ёрзавшие коленки на позвоночнике, он ощутил, что вагон не движется. Не было ни рывков, ни покачиваний, обязательных при таком неравномерном перестуке. Не было уже и суматохи, остались одни молитвы и приглушённые стоны, да ещё кто-то с монотонной безнадёжностью матерился за перегородкой слева, в купе проводника. Наверное, сам проводник.

Изворачиваясь и дёргаясь, Илья попятился из-под столика в проход между полками. Наверху чем-то особенно громко стукнули и матюкнулись (голос был знакомый), колени на спине перестали ёрзать и пропали. Кое-как, держась за перегородку и кривясь от боли в боку, Илья Борисович поднялся и разглядел наконец в неверном красноватом свете вспышек силуэт обладателя острых коленок.

Это был тот самый жизнерадостный молодой человек с неопрятной клочковатой бородкой и по-медвежьи вислыми плечами, с которым они вчера обсуждали сексуальные возможности вагонного тамбура (они были признаны весьма ограниченными) и купе (здесь, по мнению молодого человека, годилось всё, вплоть до багажной полки, но особенно хорош и разнообразен был столик). Когда же Илья, не желая оставаться по преимуществу слушателем, заговорил о сексуальных возможностях «жигулей», молодой человек бесцеремонно отмёл эту тему. Как самоочевидную и как лично для него, молодого человека, ненасущную. Разговор, само собой, перешёл на политику, и молодой человек — несколько раз, но всё как бы между прочим, — сообщил Илье, что в созвездии Павлина содержится ровно пять звёзд. Маленькое такое созвездьице из пяти аккуратных звёздочек… Осталось неясным, какое отношение к политике имеет этот астрономический факт, но молодого человека он приводил в неизменный и неизъяснимый восторг.

Сейчас этот знаток астрономии и вагонных тамбуров стоял правой ногой на полке, а левым коленом на столике, пригнувшись и положив запястья сведённых рук на полуопущенную раму. И стрелял куда-то в темноту за окном, вниз и влево, сопровождая почти каждый выстрел кратким удовлетворённым хмыканьем. Из темноты ему отвечали.

Илья, всё так же придерживаясь за перегородку, сел на нижнюю полку справа. Оказалось — кому-то на колени. Потревоженный, впрочем, никак не отреагировал. Илья поспешно извинился и пересел ближе к окну, почти к самому столику. Лопнуло, брызнув осколками, стекло, молодой человек шарахнулся и негромко выругался. Потом, тщательно прицелившись, ответил и опять удовлетворённо хмыкнул.

— Мазилы! — сообщил он Илье, чуть отвернувшись от окна.

Ещё одна пуля взвизгнула рикошетом от стенки вагона — и молодой человек опять прицелился. Но выстрела на этот раз не последовало.

— Всё! — сказал он с каким-то даже облегчением.

Перелез через столик, уселся напротив Ильи, выковырял из пистолета обойму, ощупал и вставил обратно. И швырнул пистолет на колени тому, кто неподвижно сидел рядом с Ильёй.

— Вот теперь уже окончательно всё, — проговорил молодой человек. Голос его был удивительно спокоен и не соответствовал обстановке. — С добрым утром! — сказал он Илье. — Как спалось? Я вас немножко потоптал, извините.

— Ничего… — машинально ответил Илья и огляделся.

Глаза постепенно привыкали к темноте, но увидел он немного — а за окном и вовсе была чернота. Два рикошета подряд проверещали за стенкой, и молившийся (судя по голосу — сухой коричневолицый старик на нижней боковой полке через проход) на секунду умолк, а потом забормотал быстрее.

Молодой человек вздохнул и сел в свою излюбленную позу: набычился, свесил и без того обвислые плечи и, сцепив пальцы рук, зажал их между коленями. (В этой позе он грустил, хохотал, размышлял и даже заигрывал с девушками. Небезуспешно.)

— Когда вломятся, — негромко сказал он Илье, — имейте в виду: это не я стрелял. Это вот он стрелял, — и кивнул на молчаливого соседа Ильи. — И ты, папаша, тоже имей в виду! — обратился он к молившемуся. — А остальные всё равно ничего не видели и не помнят.

— А в кого вы стреляли? — спросил Илья.

— В людей, — со странной интонацией ответил молодой человек.

— Это-то я понял, — сказал Илья. — А…

— А большего я сам не понимаю, — отрезал молодой человек. Но, подумав, снизошёл до объяснения: — В меня стреляли, вы же видели. Я отвечал. А потом отвечалки кончились — это вы тоже видели. Вот и всё… Выкарабкаемся! — пообещал он Илье и, кажется, улыбнулся. — Если он, — (снова кивок на молчавшего), — не врал, через полчаса тут будет рота спецназа. На бэтээрах.

— Так, значит, он… — Илья дотронулся до плеча соседа и сразу отдёрнул руку.

— Ну да, из них, — сказал молодой человек. — Был… Вы бы пересели, а то испачкаетесь. Ага!..

— Что «ага»? — спросил Илья, поспешно пересаживаясь.

— Тихо!.. Лезут, слышите?

Илья слышал. Лезли (ломились) через тамбур возле купе проводника. Не хотелось сидеть спиной к ломившимся, но и садиться обратно, рядом с мертвецом, тоже не хотелось.

— Сообразили, что отвечалок больше нет, — шёпотом объяснил молодой человек. — Всё! Тихо сидим полчаса и всего боимся!

— Как они остановили поезд? — успел спросить Илья, а молодой человек успел ответить:

— Поезд ушёл. Они вагон отцепили — мы же в последнем. Я как раз на толчке сижу, и тут свет… Всё! — оборвал он себя. — Сидим и дрожим за свои шкуры.

— А что им нужно? — всё-таки спросил Илья.

— Сейчас нам нужен тот, кто стрелял из вашего окна, — ответил ему из прохода молодой сильный голос уверенного в себе человека, привыкшего к беспрекословному повиновению, и электрический луч фонарика осветил купе. — Надеюсь, это были не вы? — спросил обладатель голоса, переводя луч с молодого человека на Илью и обратно. — Впрочем, я уже вижу, кто это был. Мир праху его, он хорошо стрелял. — Фонарик погас.

Молодой человек скромно промолчал. Илья, покосившись на него, тоже. Молившийся опять ускорил бормотанье, и сильноголосый благодушно бросил ему через плечо: