Измайлов Андрей - Время ненавидеть

• Название: Время ненавидеть
• Автор: Измайлов Андрей
• Издательство: Текс
• Жанр: Триллер
• Год: 1994
• ISBN: 5-7462-0012-3

---

На кухне, чтобы дым не в комнате, чтобы ему хуже не стало. Куда еще хуже! Гаси, Красилина, не помогает финская подачка бывшего мужа. Тут не ментоловый «Ньюпорт», тут самосад нужен! Что-нибудь крепко в нос шибающее, по мозгам моим куринным.

В нос. По мозгам. Шибающее. Тупица беспросветная! Стою же и гляжу на банки с реактивами. Рабочими реактивами. Догма недоразвитая! Все, что лекарство, – в ящичке, в комнате. А на кухне – все для работы… Вот же, вот! NH3. В нос! По мозгам! Шибающее! Аммиак. Тот же нашатырный спирт! Если и он не подействует…

… Петюня дергается, как током ударенный, и бьется в кашле, сотрясая тахту. Банка чуть не выпрыгивает у меня из рук. Я ловлю ее мертвой хваткой и ладонью затыкаю горловину.

Химик дипломированный! Гнать таких химиков. Только будучи в невменяемом состоянии можно вот так под нос подсунуть двухлитровую емкость NH3, концентрированный раствор. Токсикат! Если меня аммиак по глазам долбанул, то каково Петюне! Мое счастье, что банку удержала, и даже не выплеснулось. Наше счастье. Лежать бы нам…

Глаза слезятся, фырчим оба, у Петюни снова кровь ринулась. Сейчас, мой хороший, сейчас. Все-все, мой хороший, все-все. Полотенце влажное на лоб, компресс. И на глаза, на глаза – чтобы не воспалились, чтобы отдохнули.

Мамочки-мамочки-мамочки, как хорошо, что ты очнулся. Все, мой маленький, мой замечательный, все. Самое страшное позади.

Он стихает, нащупывает мою руку поверх компресса и замирает. Ему очень-очень плохо и хорошо. Он, может, годами мечтал: геройски раненный, и я у изголовья.

Неси свою ношу, Красилина, сама провинилась и неси теперь. Успеешь разочаровать, а сегодня терпи. Дважды чуть не угробила парня – шантажистами и аммиаком – и терпи теперь. И правда, ведь чуть не угробила! Слава богу, самое страшное позади. Самое страшное позади. Позади, поза…

… ди! И слышу! Все еще впереди… самое страшное… Я слышу, слышу… такая умиротворяющая тишина в комнате, что любой звук на слуху – слышу звук. В дверь кто-то скребется. Вкрадчиво, настороженно. Кто-то есть там, в подъезде, у моей двери! Затаенно сопит, скребется.

Добрались! Решились! ОНИ!!!

«Отк'ивай, отк'ивай! Шейчаш ужнаешь!».

Петюне передалось, он мою панику кожей ощутил. Внезапно сел, полотенце с глаз спало. Ахнул от резкости. Больно! Вслушался и – полыхнул взором, опять на подвиг готов.

Я сразу поняла, но он вопреки моим утишающим жестам (скорее, благодаря им) еще упорней полез с тахты к двери. Вкрадчиво, настороженно. Сейчас он им… Ух, он им сейча-ас!

Скособоченный, скукоженный, но двигается чутким охотничьим ходом. Карикатура на зверобоя. Из боя в бой. Сейчас он им… Мало ему! Не добили, не поломали? Сейчас ОНИ все недоделки устранят. И за меня примутся!

Стой, дубина стоеросовая! Ты же не собой ради меня рискуешь, но и мной! Стой, замри, отзынь от двери!

Поздно!

Он, как часовой «стой, стреляю!», зычно вспугивает:

– Кто там!!!

Там, за дверью – секундный вакуум. Потом – порыв, вихрь и дверной хлопок – не из подъезда, а в квартиру. Рядом. У Лащевских!

– Гъ-гъ-гъ-гъ… – у меня реакция наступает. Не смех, нет, не слезы, не икота. Все вместе. Истерика.

За стеной у Лащевских кто-то что-то своротил второпях и впотьмах. Грай, крик, бу-бу-бу, хлесь- хлесь.

– Гъ-гъ-гъ-гъ! – задыхаюсь.

«Ты у меня сейчас!.. Я тебя сейчас!.. Я тебе покажу – за почтой! Я тебе на голову это мусорное ведро надену! О ребенке бы подумал!» – дает себе волю мымра.

«Ма-а-амы-а-а!» – ревет спросонок Дашка.

А лысик-Вовик только: «Бу-бу-бу!».

«Я эту давалку с милицией выселю! Кончилось мое терпение! Все, ей больше не жить!» – мымра кричит прямо в стену, чтобы я была в курсе.

Я в курсе…

– Гъ…

По каким же извилинам Лащевский произвивался, чтобы прийти к выводу: можно! Стоит бедной одинокой женщине сигануть в окошко собственной, кстати, квартиры, а соседу в исподнем засечь этот факт, как-то неожиданно у соседа в лысенькой головушке что-то смещается, и он в полночь скребется у порога: пусти, свой!.. Обмылок!

– Гъ-гъ-гъ!

Петюня все слышит сквозь стену, как и я. Петюня видит мою истерику. Он суров, оскорблен, неприступен и…

– Прекрати! Не смей!

… и властен! Петю-у-уня! Ничего себе, вареники! А у него-то что с извилинами?!

Не могу остановиться, не могу прекратить и не сметь. Еще безудержней захожусь.

Он плакатно, обвиняюще тычет пальцем в несчастные, почившие розы:

– Чьи?! Чьи, я ТЕБЯ спрашиваю?!

Бью себя кулаком в грудь, не в силах вытряхнуть гъгътанье; одновременно объясняя: мол, мои, чьи еще! Ну, государственный прокурор, ни дать, ни взять! Карикатура!

Петюня собирает погибший букет в горсть, как за горло, выхватывает из вазы и швыряет об пол: н-на тебе! И то же самое вытворяет со вторым букетом из второй вазы, хвать: н-на тебе!

Потом Петюня делает ко мне шаг и крест-накрест дважды хлещет по щекам.

Истерика запинается. Я сглатываю. Наконец-то вдыхаю долгожданный воздух и на сипящем, свистящем выдохе отвешиваю в ответ сипящую, свистящую затрещину. Ишь, возомнил!

Петюню отшвыривает в кресло. И снова становится тихо. Тихо-тихо. Он телячьи глядит из кресла синими брызгами – Есенин в худшие годы жизни! Если так, то бе-едненький! Не Петюня, а Есенин… как же ему жилось!

Заливается густой краской, жмурится, пряча, впитывая обратно проявившуюся слезу.

– Я ведь только хотел, чтобы кончился…

– Спасибо. Я поняла!

Я поняла, он хотел, чтобы приступ кончился. Но ведь – и не только, и не только! Петюня всю оставшуюся жизнь будет себя убеждать в обратном, истязаться будет, не сумев до конца убедить. Его проблемы! А меня последний раз по щеке били год назад. Последний и первый. Первый и последний. Красилин. И в каких бы разобранных чувствах он ни был тогда, для меня Красилин теперь только БЫЛ. Не – есть. Не – будет. Был. И сплыл. Перечеркнула и забыла, да! Забыла!

– Неужели ТЫ все забыла? – нищенствует Петюня.

Ох, несчастье мое! Что я еще могла забыть?! И о чем таком помнить! О чем, Петюнечка! О чем?! О че…

… м-м-м! Высверкнуло! Как тем аммиаком садануло! Я же с ним единожды таки… И напрочь из памяти вон. Не помню, забыла, хоть распни!

А он-то уже себе обширное одеяло в уме связал! Для него же – святое!

Вот жуть с ружьем!

***

Профкомовские двухдневные путевки, всем коллективом на выходные. По Золотому кольцу, на Валаам, в Прибалтику, в Новгород, Кижи. Наш отечественный профсоюз из элементарного самосохранения изредка делает вид, что проявляет заботу о трудящихся. Чтобы трудящиеся не ликвидировали его за ненадобностью, даже за вредностью.

Мы славно поработали и славно отдохнем. По принципу: возьми из миллиона рубль и ни в чем себе не отказывай. Товарищи, профком решил сделать нам очередной подарок!.. Бойтесь дары приносящих, особенно если дары – за счет одаряемых (из наших же все взносов, из наших!).

Мы славно поработали: тягомотина лабораторная, друг друга никто уже видеть не может, все одно и то же изо дня в день!

И славно отдохнем: та же тягомотина, те же физиономии, путевки только на группу, и все одно и то же. Дурной транспорт, третьеклассная гостиница или даже общежитие свободное на летние каникулы, комплексные обеды «не хочешь – не ешь», гиды с «фефектом фикции». И тоска-а-а!.. Сразу хочется обратно домой. А дома – тоска-а-а!..

Не надо только себя обманывать, голову морочить: мол, зато новые впечатления, новые места! Места все те же – Золотое кольцо, Валаам, Прибалтика, Новгород, Кижи. Из года в год. Других путевок нет, на других предприятиях и таких нет, благодарите и за такие, а то никаких бы не было, совершенно неблагодарный народ наши полимерщики!

Впечатления тоже все те же – хоровые безголосые автобусные распевки (мы веселы! счастливы! талантливы!), шараханья из магазина в магазин (вдруг тут есть то, чего у нас нет… ан везде ничего нет), кучкование мужичков наших, бряцающих бутылками: «К вам можно на вечерний огонек?». И пьяное по утру челомкание, братание: все-таки мы замечательный, дружный коллектив, одна семья!

В семье не без урода… Да, урод я, урод! Подобные стадные мероприятия мне вот где! Лучше я отойду в сторонку и не буду жить в вашей семье, где неизбежно подразумеваются еще и ТЕ САМЫЕ семейные отношения: под утро, когда настолько все породнились, что не грех и… вас проводить до номера.

«Вас проводить до номера?».

Нет уж, лучше я отойду в сторонку!

Но шаг влево, шаг вправо – побег! Коллектив, понимаешь ли, не по ней! Индивидуалистка! Наградили тебя за ударную работу, подарили от щедрот два дня полноценного отдыха тридцатипроцентной стоимости? И срывай цветы удовольствия, попробуй не сорви! Глядите, она их и нюхать брезгует! Клавдия Оскаровна на что начальник лаборатории, но наш парень, демократ, вон разгулялась – а Красилина нос морщит и, гляди-гляди, не пьет! Что вы, разве наша компания ее может устроить! Она же у нас ого-го, а мы все тьфу! Она что, совсем ни капли? Чи дюже больная, чи дюже подлая…