Бернгард Гржимек - От кобры до медведя гризли

• Название: От кобры до медведя гризли
• Автор: Бернгард Гржимек
• Издательство: "Мысль"
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1984

Новая книга всемирно известного ученого и писателя, активного борца за охрану животных Б. Гржимека посвящена его путешествиям по Японии, Индонезии, Индии, Непалу, странам Южной и Северной Америки, богатому животному миру этих стран.

Для широкого круга читателей.

---

При рождении детеныш тюленя весит только 12,5 килограмма, но благодаря исключительной жирности молока матери он так быстро прибавляет в весе, что в трехнедельном возрасте достигает уже 45 килограммов. Накопив таким образом свой защитный жировой слой, молодой тюлень не нуждается больше в белом одеянии и, перелиняв, меняет его на более темный наряд. Теперь он уже способен и нырнуть под воду, чтобы самому разыскивать себе пропитание.

Вот именно этот-то белый «молодежный» наряд и затрудняет учет тюленей. А поскольку на ледовой поверхности обычно лежит только тюлений молодняк (в первые три недели своей жизни), а взрослые особи большей частью находятся в воде, то для учета гораздо удобнее было бы ежегодно записывать лишь число бельков. Ведь теперь научились составлять довольно точные сведения о поголовье какого-либо животного при помощи последовательной серии снимков, снятых с самолета. Затем эти фотографии по порядку раскладываются на столе, где уже, в спокойствии душевном, можно пересчитать все попавшие в объектив экземпляры.

Но с бельками такой способ неприемлем. Ведь именно их-то и не видно на фотографиях — белая шкурка совершенно сливается со снежным фоном. Прежде считали, что белоснежный мех (пользующийся таким повышенным спросом в торговле пушниной) нужен детенышам, чтобы сделать их невидимыми для врагов. Но поскольку зверьки все равно постоянно жалобно кричат, призывая своих матерей, то подобное объяснение маловероятно. И только теперь все прояснилось: белый шерстный покров помогает белькам лучше воспринимать и накапливать солнечное тепло

Давид Лавинь и Ниле Оритсланд нашли способ, как все же произво-, дить учет бельков с воздуха. При этом они используют особо чувствительную к ультрафиолетовым лучам пленку. А как мы уже знаем, белый мех детенышей гренландского тюленя поглощает большую часть ультрафиолета из солнечных лучей, не возвращая его назад. То же самое происходит и с шерстным покровом белого медведя, в то время как столь же белые шубки песцов и зайцев-беляков (которые летом сбрасывают свой зимний наряд, меняя его на темный) отчетливо отражают ультрафиолетовые лучи, точно так же как это делают и лед и снег. Следовательно, используя особые линзы и чувствительную к ультрафиолетовым лучам пленку, можно получить четкое изображение черных бельков на белом фоне. Благодаря такому новому техническому усовершенствованию этим двум ученым удается теперь вести точный подсчет бельков с воздуха. Раньше такое можно было осуществить, только пробираясь пешком по льду. Да и то не удалось бы, потому что тюлени зачастую лежат на сильно раскрошенных дрейфующих льдинах.

Во время проведения этих работ неожиданно выявились и некоторые побочные результаты. На проявленных пленках проявились не только белые детеныши тюленей, но и американские военные базы, старательно выкрашенные для камуфляжа в белый цвет…

Первый подсчет тюленей дал менее 200 тысяч. Так что общее число гренландских тюленей в Западной Атлантике — и молодых и старых, вместе взятых, — можно оценить приблизительно в миллион экземпля ров и даже меньше. Следовательно, ясно одно: число новорожденных тюленей за последние годы постоянно уменьшалось, несмотря на снижение допустимой нормы добычи, запрещение использовать на промысле в заливе Святого Лаврентия крупные траулеры и так далее. Была обнаружена только пятая часть того поголовья, которое рассчитывали там найти (до изобретения новейших способов фотографирования). Другие же канадские ученые и, разумеется, канадский министр рыбной промышленности продолжают оспаривать полученные Лавинем данные, поскольку ему по метеорологическим условиям не удалось отснять всю целиком ледовую поверхность моря с лежащими на ней бельками.

Но почему названный министр не допускает мысли, что независимые, неканадские, специалисты (не газетчики!) на собственных вертолетах могут осматривать брошенные на льду после освежевания тушки бельков? Ведь уже во время наших собственных обследований, проведенных тогда, в шестидесятых годах, выяснилось, что бельки, которых свежевали вблизи места нахождения государственных контролеров, бывали убиты по всем правилам, но уже на некотором отдалении все шло по старинке: шкурки сдирали с живых, находящихся в полном сознании детенышей.

«Зарабатыватели денег» — заядлые бизнесмены часто обвиняют борцов за охрану природы, и меня в частности, в сентиментальности, преувеличениях, искажении истины. Однако наши предсказания потом всегда сбывались, к сожалению. К великому сожалению.

Гпава 10. Прощайте, луговые собачки!

Ну что, попались наконец? Осторожно я выглядываю из-за портьеры своей спальни, расположенной на втором этаже старой, трехсотлетней мельницы, в которой я поселился. За окном за зеленым выгоном у ручья, далеко, почти до самого горизонта, колосятся поля, а еще дальше простирается лес. Но сейчас меня занимают не красоты природы, а… луговые собачки. Вернее, ловушка, установленная мной возле ограды за навозной кучей в конце двора, с помощью которой я намереваюсь поймать этих шустрых зверьков. Между прочим, это значительно сложнее, чем представляют себе миллионы посетителей Франкфуртского зоопарка, получившие возможность наблюдать за жизнью семьи луговых собачек с расстояния всего каких-нибудь трех-четырех метров; и зверьков при этом даже ничуть не беспокоит их присутствие. На воле все выглядит совсем иначе. Здесь, например, у меня во Франконии, они очень даже пугливы и боятся людей. Стоит кому-нибудь пройти по двору, как они мгновенно исчезают в своих норах. Вот попробуйте их поймать!

Как только первые лучи солнца упадут на земляные насыпи, огораживающие все входы в подземное жилище, его обитатели начинают просыпаться. Такие «брустверы» вокруг входов в норы луговые собачки возводят старательно и постепенно, утрамбовывая их своими носами. Они необходимы для того, чтобы во время дождя меньше воды стекало в нору.

Первым появляется на насыпи папаша, глава семейства. Он встает столбиком на задних лапках, до смешного становясь похожим на маленького человечка, поднимает кверху обе ручки, широко разевает рот и издает короткий клич; «И-и-ко-о». Это своего рода опознавательный знак, предупреждающий соседей, что место занято. Но соседей здесь никаких нет, так что старается он напрасно. Вскоре появляются на поверхности и остальные члены семейства — жены и молодняк.

Я осторожно берусь за конец шпагата, который протянут от моего подоконника к ограде, туда, где установлена ловушка: проволочный ящик, подпертый с одного конца палочкой, а к палочке прикреплен шпагат.

Интересно, скоро ли они попадутся? Я уже немного замерз, потому что выскочил из постели в одних трусах. Но вот наконец рывок — и ловушка захлопывается. Трех поймал! Молниеносно накидываю махровый халат, бегу через двор к ловушке и, довольный, несу своих пленников вместе с ящиком в кладовку, где и выпускаю. Удивительно: они отбегают от меня в ближайший угол, поднимаются там столбиком, все трое разом, и замирают. Даже когда я подхожу и дотрагиваюсь до них рукой, они не шевелятся. Возможно, что именно так они и поступают, затаиваясь в каком-нибудь тупиковом ходу своего подземелья, когда туда заползает змея или проникает сова прерий.

Здесь, на старой мельнице, я из окна своей спальни протягиваю через двор тонкую веревку, прикрепленную к проволочному ящику, опрокинутому и подпертому короткой палочкой. Ящик установлен у одного из выходов подземного жилища луговых собачек. Вот так я их отлавливаю

Но этого никому пока еще не удалось достоверно проследить. Я снова устанавливаю свою ловушку и иду завтракать.

Через день я отловил уже всю маленькую компанию и запер у себя в сарае. Каждого из них я могу взять в руки, и ни один не сделает попытки укусить меня своими острыми зубами: это у них не принято. А брать их в руки мне необходимо, чтобы определить, кто самец, а кто самочка. Дело в том, что мои знакомые попросили подобрать для них хорошую парочку. Ведь луговые собачки стали сейчас модой и большой ценностью.

Пойманные и помещенные сарай, луговые собачки испуганно жмутся в один угол и в там застывают, словно неживые

А ведь еще в начале века кое-где не знали, куда от них деваться! Так, на западе Соединенных Штатов колонии луговых собачек занимали площадь в 936 тысяч квадратных километров. Это только чуть меньше, чем 2 Франции или 23 Швейцарии! Там и в Северной Мексике на просторных равнинах господствовали сплошь луговые собачки — 400 миллионов, если не больше! Некоторые репортеры утверждали даже, что их наверняка около миллиарда. Но так ли это на самом деле? Ведь подобные подсчеты часто проводятся совершенно неквалифицированно. Так, люди в большинстве случаев в дороге или из окна поезда подсчитывали заселенные луговыми собачками области, а потом просто пересчитывали их на общую площадь всей страны. Однако луговые собачки поселяются отнюдь не где попало, а выбирают ровные, открытые, хорошо просматриваемые пространства. Это им необходимо для того, чтобы уже издали замечать подкрадывающихся к ним хищников. Если же поблизости проходит дорога, они вскоре привыкают к проносящемуся мимо транспорту и перестают обращать на него внимание. Так что, экстраполируя такие расположенные близ дороги колонии на площадь всей страны, можно прийти к непомерно завышенным результатам. Точно такие же ошибки совершали первые исследователи Африки, которые, проплывая по рекам через девственные леса, подсчитывали человеческие поселения по берегам или, скажем, горилл, которых видели в бинокль. И поскольку они воображали, что и в гуще бесконечного леса их находится столько же, то примерная оценка народонаселения, а также численность горилл бывали невероятно завышенными.