Людмила Черная - Антропологический код древнерусской культуры

• Название: Антропологический код древнерусской культуры
• Автор: Людмила Черная
• Жанр: Культурология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9551-0269-6

На основе философско-антропологического подхода автор предлагает свою типологию и периодизацию древнерусской культуры, позволяющие проанализировать историко-культурный процесс через смену антропологических кодов: телесный код в языческие времена; доминирование «души» в решении проблемы человека в период принятия и утверждения христианства; признание познающего разума как сущности человеческой натуры в переходный период от Средневековья к Новому времени.

---

Очевидна связь с телесным мировосприятием и оппозиции правый – левый, шедшей от значимости правой и левой рук в человеческом теле. Сила, ловкость, выносливость и т. п. качества правой руки человека вызвали наделение правой части всего на свете мужскими качествами. Женщина и по силе, и по положению в обществе и семье ассоциировалась с более слабой – левой рукой. «Левосторонность» женщины проявлялась в том, что она должна была стоять или идти с левой стороны от мужчины, с левой стороны вынашивала младенца-девочку, а с правой – мальчика. У белорусов этнографы зафиксировали примету, говорящую о том, что если женщина зачала ребенка лежа на левом боку, то родится девочка, а если на правом, то, соотвественно, родится мальчик. У русских сохранились пословицы и поговорки, негативно оценивающие левую сторону – «Встать с левой ноги», «Никогда не плюй на правый бок, на праву сторону».[128]

Оппозиция чет – нечет также продиктована мужской и женской телесностью. Неслучайно четные числа связывались с женским началом, а нечетные – с мужским. Целостность и неделимость единицы соответствовала статусу мужчины, воплощавшему космос, мир, первочеловека. Вторичность женщины, ее детородная функция, предполагавшая наличие второго тела внутри первого, проецировались на числовую привязку и количественный аспект женского начала. Четные числа (в особенности число два) несли в себе угрозу присутствия нечистой силы с того света, поскольку удвоения, раздвоения, двойничество обусловливалось вторжением того света в мир живых; второй считался не просто излишним по отношению к первому, а потусторонним удвоением первого, его зеркальным отражением, «двоедушником»-двутелесником. Ведьмы и вампиры – наиболее часто встречающиеся представители последних. Пока одно тело ведьмы, как правило человеческое, спит, второе, приняв образ животного, птицы, насекомого, растения, предмета или вещи (клубка ниток, веника, стога сена, палки, колеса, решета и т. п.), совершает колдовские действия. Оборотничество – основное свойство двутелесников. Но поскольку двойственность являлась признаком разрушения границы между этим и тем светом и присутствием их одновременно вместе в данный момент в данном месте, постольку удвоение использовалось в отгонной магии, в обрядах, направленных на отпугивание или изгнание нечистой силы. И если живому нельзя было дважды совершать то или иное действие, говорить одни и те же слова и т. п., то мертвому полагалось все делать дважды (на русском севере покойника обмывали дважды, нечистая сила оживала, если ее били дважды, и пр.).[129]

Наконец, добро и зло также имело мужскую и женскую природу в своей основе, что сохранилось до наших дней в приметах и разного рода суевериях. Повсеместно у славян считалось, что женщина приносит несчастье: не к добру было встретить женщину первой в новом году или если женщина перейдет дорогу пахарю, отправляющемуся на первую пахоту по весне, и т. д.[130]

Телесность мира была всепроникающей. Чтобы придать телесность пространству, его необходимо было замкнуть в некую геометрическую форму, лучше всего в правильную: круг, квадрат, равнобедренный треугольник. Мотив опоясывания – древнейший мотив в мировой мифологии. Форма и ее границы – яркий выразитель телесного кода языческой культуры, ее символ. Как известно, при закладке городов древние греки и римляне вспахивали борозду вокруг будущего города, размечая места для будущих ворот, ведущих в крепость. Тем самым они отделяли свое пространство от чужого, давали ему форму-тело, а значит, и жизнь. Скорее всего, так же действовали и другие народы при закладке городов, сел, мест своего обитания. Хождение вокруг того или иного центра составляло первичный элемент многих обрядов наших предков. Опахивание вокруг сел и деревень применялось древними славянами, по свидетельству этнографов, например, с целью предотвратить или остановить эпидемию, «коровью смерть», падеж скота. В обряде участвовали старухи, вдовы и девушки с распущенными волосами, в одних рубахах или обнаженные, с серпами, косами, печными заслонками, ухватами в руках. Глубокой ночью они впрягались в соху и вспахивали борозду вокруг села, причем если эпидемию только ожидали, то обряд совершался в полной тишине молча, если же падеж скота уже начался, то женщины старались как можно громче шуметь, стучать в заслонки, кричать, визжать, петь обрядовые песни.[131] У древних славян принято было обходить дома, двор, хозяйственные постройки, конюшни, сараи и т. п. на Рождество, Чистый четверг, Пасху, Юрьев день. Очерчивая круг, человек воздвигал невидимую глазу, но хорошо им ощущаемую «телесную» границу между собой и нечистой силой.[132]

Граница – ключевое понятие в телесном коде мировосприятия. Только она позволяет очертить контуры, а значит, дать тело и жизнь тому или иному существу, предмету, действию, всему на свете. Естественные границы природного ландшафта (река, опушка леса, болото, подножие горы и т. д.) задавали параметры живого организма. Пересечение дорог, край поля, стык чистого и нечистого пространства, т. е. граница в то же время воспринималась как амбивалентный локус, как место крайней опасности, вызванной состыковкой этого и того света. Поэтому именно на границах выполнялись обряды, призванные отогнать нечистую силу или, наоборот, позвать ее на помощь в черной магии. Рукотворная граница, в особенности полевая межа в сельскохозяйственной стране, каковой была Древняя Русь, приобретала крайне важное, порой сакральное значение.[133] Границы своего участка земли, двора, дома каждая семья должна была охранять от вмешательства потусторонних сил, сглаза, наговора, порчи самостоятельно. Здесь особую роль играл домовой, воплощавший часто умершего хозяина в образе маленького старичка с лицом хозяина дома. От него зависело счастье в доме, здоровье скота (что сближало его с богом Велесом). Его место в углу за печью надо было подкармливать, сметая туда крошки со стола. При переезде в новый дом его надо было уговаривать переехать и переносить на новое место. По поверью, перед пожаром домовой предупреждал хозяев своим плачем. Дом от закладки фундамента до вселения в него «строился» на охранительных ритуалах, гаданиях, жертвоприношениях, обрядах. Дом как закрытое безопасное пространство имел несколько пограничных зон, через которые могла нарушаться его чистота: дверь (порог), окна, печная труба. Порог как граница между чистым и нечистым, миром живых и мертвых оберегался с помощью замка, оберегов, ритуальных запретов. Нельзя было садиться и вставать на порог, здороваться через порог, новобрачной нельзя касаться порога (поэтому ее и переносит жених на руках) и т. д. Окно также выполняло роль границы, оно могло заменять дверь, чтобы обмануть нечистую силу или смерть, но в отличие от порога, который ближе к преисподней, окно ближе к небу (через него шло общение с солнцем, ангелами, душами умерших). Печная труба – отверстие, связанное с летающей нечистой силой: огненным змеем, чертями, ведьмами. Через нее в дом проникает болезнь, «доля» и т. п. Во время грозы печная труба должна быть закрыта, иначе в нее залетит нечистая сила, а молния поразит дом. А во время поминальных обрядов печная заслонка должна быть наоборот открыта, чтобы души умерших могли через нее проникнуть в дом.[134]

Время, как и пространство, телесно: оно было сотворено когда-то при сотворении мира, так как является его частью; оно может быть хорошим и плохим, добрым и злым, чистым и нечистым. Временные параметры тяготеют к небесной сфере, тогда как пространственные – к земной. Лунное время, соотносимое с изменением фаз Луны (народившийся месяц, молодик, полнолуние, старый месяц, старик), обладало множеством тел и поэтому было более ощутимым, чем солнечное, именно в силу своей наглядно менявшей форму телесности. Солнце было одно (хотя оно тоже бывало разное), а лун и месяцев было много. Нарождавшийся месяц ассоциировался с растущим организмом, поэтому все посевы надо было начинать при молодом месяце и никак не при старом. Лечебные травы надо было собирать только в первой половине месяца, когда он «наливается», чтобы в травах наливалась целебная сила. Ребенок, родившийся в пору молодого месяца, будет всегда выглядеть «младоликим». Все, что связано с ростом (жизнь человека, сельскохозяйственные культуры), соотносилось с фазами Луны: начинать хорошо было при начальном месяце (но не в новолуние), собирать урожай – при конце. Безлуние объяснялось тем, что месяц уходит в царство мертвых (при особых условиях можно было «увидеть» мертвецов на Луне). «Пустые» дни безлуния считались безвременьем, самым опасным для человека (по поверьям, родившийся в безлуние вскоре умрет или останется бесплодным, посеянное зерно не взойдет, купленный в эти дни скот будет болеть или умрет, не даст приплода и т. д.). Безлуние – это граница, играющая страшную роль.[135]

В дни зимнего солнцестояния (Святки) открывалась граница между старым и новым хозяйственным годом. Через образовавшуюся пространственно-временную «дыру» на землю устремлялась вся нечисть и мертвецы. Задача человека в эти дни – обеспечить себе безопасность, благополучие, богатство, урожай и т. д. на весь предстоящий год. Святочные праздники были одновременно «страшными днями», «нечистыми днями»; они были насыщены магическими обрядами, гаданиями, приметами, запретами (в дом вносили свежую «немую» воду и умывались ею, в красный угол ставили сноп, пол устилали соломой, обвязывали соломой фруктовые деревья, кормили кутьей домашнюю птицу, окружив ее особо сотканным льняным поясом, не работали, особенно после наступления темноты, гадали по первому гостю, посетившему дом, и т. п.). Святочные ряженые, ходящие из дома в дом с колядками, не боялись нарушать границу между чистым и нечистым, они изображали приход «нечисти» и персонажей загробного мира на землю: оборотни, чудовища, кудесники, старики, кикиморы и т. п. Их связь с тем светом подчеркивалась вывороченной наизнанку одеждой, остроконечными шапками («шишаками»), характерными для чертей, и особенно ритуальным поведением.