Александр Вельтман - Аттила — царь русов

• Название: Аттила — царь русов
• Автор: Александр Вельтман
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-4438-0080-6

Александр Фомич Вельтман — русский писатель, археолог, лингвист, член-корреспондент Петербургской академии наук с 1854 г. Вельтман оставил несколько интереснейших исторических исследований, одно из которых — «Аттила — царь русов» («Аттила. Русь IV и V века»), в котором он продемонстрировал глубокое знание и понимание истории, переданной древними летописями. Эти работы и по сей день вызывают огромный интерес своими выводами. Однако шквал яростной критики со стороны реакционно настроенных ученых, как в прошлом, так и в настоящем, приводит к замалчиванию этих исследований.

---

Таким образом, по Nibelungenlied, Аттила после женидтьбы на второй жене, остался жив и здоров; причиной гибели Нибелунгов не он, а мщение Гримгильды за смерть Сигфрида. Все это совершенно сходно с Niflunga Saga и Датскими древними песнями, и вообще с народными сказаниями местностей соседних с событием; но скальды Скандинавские поют, как увидим, иначе, и наводят на себя подозрение.

В поэме «Valtarius Aquifanus» Бургундская королевна, уже не Гримгильда и не Гудруна, а Ильдегонда (Hildegonda). Это имя вполне напоминает историческую Ildico[67] Иорнанда. Но, по народным сказаниям (Vilk. Saga) Валтер и Ильдегонда составляют совершенно отдельную повесть. Валтер заложник, племянник Эрменрика Короля Опольскаго,[68] и с родни Тодорику Бернскому (Bern); а Ильдегонда дочь Илии, Ярла Грикии (Grikaland) и племянница Остроя (Osantrix?) короля Вильцев и большей части Руси, (т. е. Великорусии). В поэме же, Валтарий заложник из Аквитании, которою в то время владели Визи-Готы; а Ильдегонда дочь Эррика (Herric) Бургундскаго.

Coбытиe совершается после победы на полях Каталаунских в Галлии, откуда Аттила привозит и Ильдегонду, и Валтария, и Франка Хагена, происходящаго по прямой линии от Франка, сына Гектора Троянскаго.[69] Аттила сам занимается воспитанием юношей, учит их молодечеству, стрельбе из лука, и в то же время заботится просветить их науками и эллинской мудростию.

Но Хаген, не возлюбя наук, уходит на свою родину. У Валтария также в голове не науки, а прекрасная Ильдегонда; и он замышляет также бежать на родину, но не один, а вместе с Ильдегондой. Чтоб исполнить это, он просит сочинителя поэмы устроить во дворце Атиллы столованье, по образцу описаннаго Приском Ритором, и ни дать ни взять, как искони вплоть до XVIII века водилось на великой Руси: «почестный пир на многи Князи, Бояра, на Русские могучие богатыри и гости богатые». Это было самое удобное время для исполнения замысла; потому что покуда по обычаю длилось столованье, пилось здравие, пелась слава, предвкушалось блаженство упоения, и в заключение обходила кругом похмельная братина, можно было и бежать в Аквитанию и воротиться назад, особенно на коне, который давал «ускоки во сто верст.» Как сказано, так и сделано. Столовая палата убрана цветными паволоками, царское место золотой парчей аксамиченой, Аттила садится за браный белодубовый стол, по обе стороны два великих боярина, прочие гости, по ряду, занимают столы по сторонам. На столах стланы скатерти червленыя шитыя золотом, уставлены яствами и закусками; кравчие и чашники разносят медвяное питье. Царская чаша ходит кругом. Гощенье, по обычаю, тянется до ночи, и хозяин и гости, по обычаю, сами на бок, голову на сторону, а кто и целиком под стол. Между гем Ильдегонда добывает для Валтария из царской оружницы Ерихонскую шапку, кольчуги с зерцалом, и вообще броню, оружие и конскую збрую; а для себя из царской казны две крошни(? неразб.) драгоценных камней и жемчугу. Снарядившись, Валтарий идет в царскую конюшню. В конюшне был конь, котораго по латыне звали Leonem;[70] а по русски: «конь лютый зверь и бур и космат, у коня грива по левую сторону до сырой земли.»[71]

Между тем как Валтарий седлал коня, Ильдегонда успела поджечь столовую царскую палату; потом, сели вместе на лютаго зверя и помчались в Аквитанию.

В дороге не случилось с ними ничего особеннаго, кроме того, что при переправе чрез Рейн у Вормса,[72] они чуть чуть не попались в руки разбойнику Гунтеру с его шайкой Франков, которые по сказанию поэмы были в сто раз хуже Гуннов.[73]

Таким образом и в этой поэме, смешение имен и событий. Аттила, после пира с пожаром, не умирает ни естественно, ни насильственно. Хватившись на другой день Ильдегонды и Валтария, он только выходит из себя, рвет на себе царское платно сверху до низу, шлет погоню, и обещает того, кто догонит беглецов, не только осыпать с ног до головы золотом, но даже живаго похоронить в золоте.

В переработанных преданиях, при-Рейнских и при-Дунайских, более полноты и смыслу; в переработанных квидах Эдды почти за каждым словом надо лезть, если не в карман, то в Specimen Glossarii, и в примечания; но и в них мало определительнаго и тьма догадок, в оправдание которых, толкователи слагают темноту смысла на поэтическую вольность скальдов. С тонким чутьем, как у Бабы-Яги, можно решительно сказать, что в древних квидах Эдды пахнет Русским духом. В них есть и Змей Горыныч,[74] и старые вещуны и птицы вещуньи, и даже Царь-девица.[75] Но весь этот волшебный мир, как будто не в своей тарелке; а полинявшая богатая ткань изустных преданий, как будто перекрашена, выворочена на изнанку и перекроена в Тришкин кафтан, который, если начертать рунами, легко обратится в Trisconis, sive Tuisconis Käfta i. e. toga.

В квидах, вместо Гримгильды[76] и Ильдегонды, после смерти Helke, сердце Аттилы наследовала Гудруна.[77] Вместо одного сына Ортлиба у ней два сына: Эрпо и Эйтиль (Eitil). По Atla-quida, не Гудруна замышляет мстить братьям смерть Сигфрида, а сам Аттила, из корысти сокровища, которым они завладели. Он посылает к ним посла, какого-то Кнефрода, звать к себе на пир. Кнефрод приезжает

Во владения Гойковичей, К дому Гуннара, Железокованной скамье И к сладкому напитку.[78]

Угаданы ли последние два стиха — не наше дело судить; за них ручается Specimen Glossarii. Так или иначе, но восточный посол засел на beckiom aringreipom и заговорил зычным голосом:[79]

Аттила сюда меня послал, Ряд урядить (Rida orindi) На коне грызущем узду (?) Чрез темный лес, Вас просит, Гуннар, Чтоб пришли на скамью, (?) С шлемом железокованным (?) Дом посетить Аттилы.

Так ли говорил посол — незнаем; мы следуем слепо смыслу не подлинника, а переводов.

Братья Гудруны, (которых на сцене только двое: Gunnar и Haugni — Хаген), не смотря на все предостережения, едут в Gardi Huna, в гости к Аттиле. Гудруна встречает Гуннара следующими словами.

«Лучше бы было, брать,
Еслиб надел ты на себя броню,
Нежели железокованный шлем,
Чтоб видеть дом Аттилы.
Сидел бы ты в седле
Солнце-светлаго дня;
Пришлось бы бледный труп
Норнам оплакивать,
А Гунским щитоностным девам
Изведать горе:
Быть бы самому Аттиле
В башне змей;
А теперь эта обитель
Для вас заготовлена.

Такова «in varietate lectionis» мистическая речь Гудруны «quod etiam poësis tolerat»; из оной следует, что Гуннар приехал в гости совершенным колпаком: в домашнем платье (in häuslichen Gewändern) и в железокованном шлеме.

На речи Гудруны Гуннар отвечает:

«Поздно уже, сестра, собирать Нифлунгов!»

И действительно поздно: его просто вяжут по рукам и по ногам.[80]

Хаген тщетно защищает Гуннара.

«Спрашивают (неизвестно кто): не хочешь ли владыко Готов (?) искупить душу золотом?

«Пусть мне сердце Хагена (Haugni) дадут в руки, пусть вырубят его из груди сына народоправителя (?)»

И вот вырезывают сердце из груди какого-то Гиалли (Hialli) и подносят на блюде.

«Это сердце слабаго Гиалли, — говорит Гуннар, — оно дрожит: это не крепкое сердце Хагена.

«Смеялся Хаген, когда вырезывали его сердце.»

«Вот, это сердце Хагена, — сказал Гуннар, — оно и на блюде не дрожит. Теперь только я один знаю, где сокрыт кладь.»

За укрывание клада, Гуннара препровождают в погреб полный змей. Тут, Гуннар берет арфу и играет последнюю песнь лебедя ветвями ног своих.[81]

Между тем Аттила откуда-то возвращается; Гудруна встречает его с золотой чашей в руках, и просит испить за упокой братьев.

Когда Аттила выпил чашу и вкуейл брашно, Гудруна объявила ему, что он упился кровью детей своих и насытился их сердцами.

На это сознание, в Atla-quiþa, Аттила молчит; он опьянел и идет спать, предоставляя себе право отвечать в Atla-mal. Гудруна же довершает Ueberarbeitung Скандинавского скальда: она дала своему ложу напиться крови Аттилы, выпустила собак подлизать ее, и, в заключение, запалила царския палаты. В этом-то пожаре, кроме Аттилы погибли и Гуннския Амазонки (Skiald-meyar).

За сим следует заключительная строфа:

т. е. Она (Гудруна) отправила трех королей славных на тот свет, потом сама погибла.

Но эта заключительная строфа явно изменяет и противоречит смыслу квиды и вполне соответствует смыслу предания народнаго (Niflunga Saga) и Nibelungenlied, в которых, погубив трех королей, своих братьев, Гримгильда (Гудруна) сама погибает.[82] Чтоб оправдать это противоречащее заключение, толкователи придумали, что под тремя убитыми Гудруной королями надо подразумевать Аттилу и двух его сыновей (!). Положим, что так; но где ж Гудруна сама-тo погибла? — В Atla-mal, повторяющей то же сказание, она остается жива, для того чтоб в Gudrunar-hvaut выйдти замуж за Ианко (Ionakr), и родить двух сыновей,[83] которые бы отмстили Эрманарику за Сванильду,[84] и убили бы еще раз сводного брата Эрпо.[85]