Владимир Набоков - Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

• Название: Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина
• Автор: Владимир Набоков
• Издательство: «Интелвак»
• Жанр: Критика
• Год: 1999
• ISBN: 5-93264-001-4

Комментарии В. В. Набокова освещают многообразие исторических, литературных и бытовых сторон романа. Книга является оригинальным произведением писателя в жанре научно-исторического комментария. Набоков обращается к «потаенным слоям» романа, прослеживает литературные влияния, связи «Евгения Онегина» с другими произведениями поэта, увлекательно повествует о тайнописи Пушкина.

Предназначена для широкого круга читателей и в первую очередь — для преподавателей и студентов гуманитарных вузов, а также для учителей и учащихся средней школы.

---

В июне 1836 г., находясь с дипломатической миссией в России, парижский литератор немецкого происхождения Лёве де Веймар, или Лёве-Веймар, которого Тьер сделал бароном, уговорил Пушкина перевести несколько русских народных песен на французский. В 1885 г. («Русский архив», ч. 1) Бартенев напечатал сделанные нашим поэтом очень бледные французские переложения одиннадцати песен, оригиналы которых можно найти в «Новом и полном собрании российских песен», изданных Н. Новиковым, ч. I (Москва, 1780). Одна из песен содержит вот такой подходящий для наших целей пассаж — молодой барин, уговаривающий горничную не плакать, потому что, когда ее выдадут за слугу, она останется любезной своего господина, слышит в ответ:

Кому буду ладушка, тому миленький дружок,
Под слугу буду постелю стлать, с слугой вместе спать.

Перевод остался в рукописи почерком Пушкина, под заглавием «Chansons Russes» <«Русские песни»>. Под этим заглавием на обложке барон по-французски приписал: «Переведенные Алекс. Пушкиным для его друга Л. де Веймара на островах Невы, дача Бровольского, июнь 1836». (Правильный адрес — Каменный остров, дача [нанятая у] Ф. Доливо-Добровольского).

13 отдана. Кюхельбекер в своем замечательном дневнике, который он вел в Свеаборгской крепости, записывает 17 февр. 1832 г., что Пушкин сам очень похож на Татьяну, какой мы ее видим в главе Восьмой: он полон чувств (либеральных идей), но не хотел бы, чтобы о них догадывались, ведь он отдан другому (царю Николаю).

XLVIII

   Она ушла. Стоитъ Евгеній,
   Какъ будто громомъ пораженъ.
   Въ какую бурю ощущеній
 4 Теперь онъ сердцемъ погруженъ!
   Но шпоръ незапный звонъ раздался,
   И мужъ Татьянинъ показался,
   И здѣсь героя моего,
 8 Въ минуту злую для него,
   Читатель, мы теперь оставимъ,
   Надолго... навсегда. За нимъ
   Довольно мы путемъ однимъ
12 Бродили по́ свѣту. Поздравимъ
   Другъ друга съ берегомъ. Ура!
   Давно бъ (неправда ли?) пора!

5 шпор… звон. В тот миг, когда мы расстаемся с Онегиным, некое поэтическое возмездие нежданно настигает тех рифмачей, которые так скверно с ним обошлись на английском языке. В переводе Дейч происходит нечто вроде риторического харакири, и нас вопрошают (XLVIII, 5): «Не звон ли стремян он слышит?» Нет, он слышит не стремена. Он слышит звон шпор. Но в еще более комичное положение попадает, добравшись до главы Второй, Элтон, печатавший свой перевод главами в «The Slavonic Review» (Лондон). В № XV «The Slavonic Review» (янв. 1937), с. 305–309 появляется по-английски эссе под обманчивым заглавием «О новых переводах Пушкина» с совсем уж недостоверным подзаголовком «Как следует переводить Пушкина?» (на самом деле, непосредственно о переводах там нет ничего, за вычетом случайного и ужасающего примера, о котором мы сейчас поговорим), и автор этого эссе В. Бурцев доказывает, что в будущем издания «ЕО» по-русски и на других языках должны состоять из девяти глав, «как того желал бы сам Пушкин» (незачем доказывать, что это полная бессмыслица). По ходу своих рассуждений Бурцев (в русском тексте статьи, переводом которой является текст в «The Slavonic Review») цитирует главу Восьмую, XLVIII и образно замечает, что «шпор незапный звон», вероятно, возвестил о появлении шефа жандармов графа Бенкендорфа, что и заставило Пушкина оборвать роман. Проф. Элтона попросили представить свой перевод главы Восьмой, XLVIII, что он и сделал, однако не понял указанного места и подвел не только Пушкина, а еще и бедного Бурцева, написав:

Звонок, как шпоры, прозвучал,
То муж Татьяны — генерал!

Этот звонок — не иначе как погребальный звон, возвещающий о конце всех зарифмованных глупостей, которые выдают за переводы[82].

13 с берегом. Ср. «Неистовый Роланд», сочинение офранцуженного «L'Arioste» в переводе де Трессанна, песнь XLVI (последняя): «…Надеюсь в скором времени обрести свой порт… но как страшусь сбиться с пути, его отыскивая!.. Впрочем, вот она, уже открылась… желанная земля… Да, вот они, те, кто меня любят… я вижу их, собравшихся на берегу».

XLIX

   Кто бъ ни былъ ты, о мой читатель,
   Другъ, недругъ, я хочу съ тобой
   Разстаться нынче какъ пріятель.
 4 Прости. Чего бы ты за мной
   Здѣсь ни искалъ въ строфахъ небрежныхъ,
   Воспоминаній ли мятежныхъ,
   Отдохновенья ль отъ трудовъ,
 8 Живыхъ картинъ, иль острыхъ словъ,
   Иль грамматическихъ ошибокъ,
   Дай Богъ, чтобъ въ этой книжкѣ ты
   Для развлеченья, для мечты,
12 Для сердца, для журнальныхъ сшибокъ,
   Хотя крупицу могъ найти.
   Засимъ разстанемся, прости!

1–2 Кто б ни был ты. «Qui que tu sois» — галльский риторический оборот.

6–12 Это перечисление — точный отзвук последних строк Посвящения к роману.

8 Живых картин (род. пад.). Соблазнительно перевести буквально, но поэт подразумевал не картинки в волшебном фонаре.

8 много дней. Три тысячи семьдесят один день (от 9 мая 1823 г. до 5 окт. 1831 г.).

13 магический кристал. Забавно, что слово «кристал» наш поэт в том же значении употребил, воспевая собственную чернильницу в написанном трехстопным размером стихотворении 1821 г., строки 29–30:

Заветный твой кристал
Хранит огонь небесный.

Лернер напечатал в «Звеньях», т. 5 (1935) довольно наивное маленькое эссе о гаданье по кристаллу (в России, кстати, не принятом).

L

   Прости жъ и ты, мой спутникъ странный,
   И ты, мой вѣрный идеалъ,
   И ты, живой и постоянный,
 4 Хоть малый трудъ. Я съ вами зналъ
   Все, что́ завидно для поэта:
   Забвенье жизни въ буряхъ свѣта,
   Бесѣду сладкую друзей.
 8 Промчалось много, много дней
   Съ тѣхъ поръ, какъ юная Татьяна
   И съ ней Онѣгинъ въ смутномъ снѣ
   Явилися въ первые мнѣ —
12 И даль свободнаго романа
   Я сквозь магическій кристалъ
   Еще не ясно различалъ.

LI

   Но тѣ, которымъ въ дружной встрѣчѣ
   Я строфы первыя читалъ...
   Иныхъ ужъ нѣтъ, а тѣ далече,
 4 Какъ Сади нѣкогда сказалъ.
   Безъ нихъ Онѣгинъ дорисованъ.
   А та, съ которой образованъ
   Татьяны милый идеалъ...
 8 О, много, много рокъ отъялъ!
   Блаженъ, кто праздникъ жизни рано
   Оставилъ, не допивъ до дна
   Бокала полнаго вина,
12 Кто не дочелъ ея романа
   И вдругъ умѣлъ разстаться съ нимъ,
   Какъ я съ Онѣгинымъ моимъ.

3–4 Иных уж нет, а те далече, / Как Сади некогда сказал. Сади [Муслихаддин Саади] — персидский поэт тринадцатого века. Русское «уж» по-английски выглядит ненужной добавкой; «а те» — грамматически точнее «тогда как те»; «далече» — редкое слово, более обычным, хотя и менее насыщенным, было бы сегодня «далеко» или «далёко».

До 1830 г. та же мысль четыре раза получала свое выражение в России.

1) В александрийской строке стихотворения малого поэта Владимира Филимонова (1787–1858), которое написано в 1814 г.: «Друзей иных уж нет; другие в отдаленье»[83].

2) В прозаическом эпиграфе (возможно, перевод с французского), который Пушкин предпослал своей романтической восточной поэме «Бахчисарайский фонтан»; он находил, что эпиграф «лучше всей поэмы». Вот он: «Многие, так же как и я, посещали сей фонтан; но иных уже нет, другие странствуют далече». Создается впечатление, что вторая фраза написана под воздействием строки Филимонова.

3) Последние две строки шестой строфы стихотворения Баратынского «Мара» (так называлось принадлежавшее поэту имение в Тамбовской губернии), — оно состоит из десяти четверостиший четырехстопным ямбом, рифмующихся abab, написано в 1827 г., однако полностью напечатано лишь в 1835 г. (под заглавием «Стансы» и без шестого катрена оно появилось в январе 1828 в журнале «Московский телеграф»). Шестой катрен, который Пушкин мог или не мог знать в 1830 г., читается (строки 21–24):