Юлия Горишняя - Слепой боец

• Название: Слепой боец
• Автор: Юлия Горишняя
• Издательство: М.:АСТ, СПб.:Terra Fantastica
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1997
• ISBN: 5-7921-0121-3, 5-15-000193-7

В холодных северных морях, где скрыты туманом таинственные острова, где в глубине фьордов прячутся корабли морских разбойников, странствуют герои этого романа. Им приходится испытать все — любовь и предательство, радость и боль, они проходят через междоусобную войну и гнев тех, кто владеет тайнами древней магии... Лишь бесконечная верность себе, несгибаемая сила духа и преданность друзьям и любимым спасают их в бушующих океанских просторах...

---

Живая река, уплотнившись, текла, содрогалась, натыкалась на узкие места тропы, потом вдруг раздалась, вырвавшись на равнину над деревней, но к деревне спускаться не стали, а все словно растеклись по склону над ней, между кострами, которые уже успели разложить здесь рыбаки ипрочий люд из деревни, поднявшийся сюда; они заняли места выглядывать корабли уже давным-давно и грелись; приехавшие стали спешиваться тоже и подходить к кострам, а кто и оставался на коне, и весь склон неширокою полосой поверху враз стал покрыт цветной и бурой, шевелящейся и вспыхивающей кострами массой, вот его бы следовало назвать Раскрашенный Луг, а не то место, где Рахты живут.

Хюдор попыталась перевести дух, оглянулась. Возле костра, прямо посередке этой полосы-подковы, она разглядела зеленый плащ и пылающую над ним рыжую косу, и вокруг — могучие столбы фигур нескольких приверженцев, и кто-то держал на поводу соловую красивую лошадь — видны были только ее голова и светлая грива. Туда тоже многие оглядывались.

С той ночи, когда наколдовала она свое желание возле источника, Кетиль словно что-то решила про себя, глубоко-глубоко, даже сама этого не заметив, и теперь она ни в чем не сомневалась, и вся была сплошным нетерпением и гордостью, а одета так пышно, как никто из женщин на этом берегу. Рукава платья подхватывали у нее аршебские нарукавья, те самые, пара к нарукавьям Хюдор, только узор другой, — по застежка, которой сколот плащ у нее на плече, была та, что подарил ей Йиррин прошлой осенью. И эту драгоценность она, быть может, выставляла напоказ не меньше, чем свои нарукавья. А уж о прочем золоте, серебре да самоцветах на ней незачем и говорить.

Но больше всего смотрели люди туда, где смотреть еще было не на что, — в море. Смотрели и проглядывали глаза, а перед ними была только узкая полоса пролива между берегом и островом Ивелорн; и севернее этой скалы и пятен вереска, что темнели в южной ее части, бег серых волн, разорванных ветром, и дальше, дальше, одни только волны до самого горизонта, почти на черный цвет сходящие вдали, где несутся под ветром тучи, и вместе с тучами этими несутся могучие черные крылья демонов ветра, вьются там, над морем, как ком взметнувшихся листьев, хохоча и вопя, и далекие клики их сливаются с гулом волн. А совсем на севере море закрывает Черный Мыс у выхода из фьорда. Солнце то и дело застилало облаками, и свет его, когда рассыпался по воде на мгновение, был резкий и словно щиплющий глаза. А в ту минуту, когда из-за острова Ивелорн выдвинулся нос корабля, видного отсюда, как один только темный высокий парус на воде, оно опять пропало, и, как оказалось, совсем.

Кто-то негромко крикнул было, указывая в море, но тут же все замолчали. Еще один парус вынырнул из-за острова; люди подались вперед молча: в эти минуты все вспоминают вдруг, что ведь кто-то возвращается, а кто-то и нет. И начинают судорожно считать корабли.

Но больше никто не показывался. Только два темных пятнышка бежали по морю, обогнули яркую пену полосы бурунов (вот сейчас она стала яркой — а только что ее забивало солнце своим сверканием на воде), накренились вдруг и словно упали на мгновение — это на них перекладывали паруса на другой борт — и покатились к фьорду, поймав полный ветер. Прочие отстали, наверное. А ведь было у них время собраться всем вместе на последнем переходе, чтоб уж войти в родной фьорд красиво. Кое-кто даже подумал, что ежели Гэвин вот так вырвался на своих кораблях вперед, оставив других далеко позади, это уж немного чересчур и для самого нетерпеливого жениха, и для самого гордого капитана.

А плечи парусов тем временем все шли вперед, повернувшись, плавно вписывая ход кораблей в поворот; теперь они шли наравне, широко разойдясь в стороны друг от друга, и входили во фьорд, и кто-то коротко вздохнул — кто-то из самых остроглазых, — различив светлое пятнышко посредине одного из них. Это не могли быть одноцветные паруса Гэвина.

Вскоре уже всем стало видно: перед ними плыл всем знакомый золотой крылатый конь на малиновом полотне Сколтисов, а рядом с ним — в красную и зеленую полоску — парус, что обшивала канатами Хюдор этой весной. Теперь они так приблизились, что можно было уже различить и полосы на парусе. И уже темные корпуса «змей» стали видны над водой. Рядом с ними задвигались темные черточки-весла; ветер за Черным Мысом сразу упал, и теперь корабли шли много медленнее. Казалось, они даже нарочно не торопились — так неспешно работали весла сейчас. Чтобы Гэвин уступил кому-то честь пристать к берегу первым?.. Непостижимо. Неслыханно и невиданно. Невозможно. Но некогда уже было удивляться — вот теперь и вправду приспело время считать корабли.

Они вываливали из-за острова Ивелорн один за одним, как-то все гурьбой, сбившись в тесную кучу, и какое-то время из-за этого еще прибавилось надежды: может быть, кто-то оказался закрыт другими… но на повороте все уже можно было пересчитать — пять, шесть… шесть. «Остроглазая» Хилса, которую от кого угодно можно было отличить по лазурному парусу с темно-синими волнами, и желтый с зеленым парус Кормайсов… больше «змей» не было среди этих парусов.

И молчание на заполненном людьми склоне становилось совсем уже страшным. Не может быть, чтоб это были все. Не может быть! Подходя по извилинам фьорда, они тоже замедляли ход. Теперь на сером полотне воды словно нарисованы были линиями своих корпусов и щетиною весел они все — два корабля впереди, уже почти подошедших к берегу под склоном, где стояли люди, — казалось, они правили именно туда, — и шесть сзади.

И вот тогда из-за острова Ивелорн вынырнуло еще одно пятнышко, почти потерявшееся в совсем почерневших волнах, и еще одно. Переднее из них развернулось против ветра за полосою бурунов тем коротким и легким, чистым росчерком, по которому «Дубовый Борт» Гэвина узнавался, казалось, из тысячи. И как только людское нетерпение в первые минуты спутало с ним ход «змеи» Сколтиса? Но вслед за этими двумя кораблями тоже не появился никто. Никто.

Время шло, вот и эти два — «Дубовый Борт» и второй («Лось» — выдохнул кто-то из знатоков) — огибают Черный Мыс. И больше никого…

И в это время уже стало видно, под какими парусами идет к берегу Гэвин. Они не сияли пурпуром — на обеих его «змеях» стояли «волчьи» черные боевые паруса, как будто он шел к чужому берегу, в набег, — как будто корабли его все еще охотились, выглядывая добычу здесь, в Капищном Фьорде, где ждут его домой.

ПОВЕСТЬ О ТОМ, КАК НАЧАЛСЯ ПОХОД ГЭВИНА

Далеко на юге, между вечно зеленых островов, где шумят разноликие гавани, женщины черноволосы, а города пышны, есть остров Сува. Гора Кунман возносится над ним изумрудным столпом; и в ветровой тени за ним, на гребенке рифовых островков, расчесывающих причудливые пряди течений, словно бы нарочно создано место, где бы добыча попадалась в руки тому, кому она нужна. Вот там, близ острова Сува, Гэвин свершил две вещи, которые до него никому не сходили с рук безнаказанно, и первая вещь — то, что он нарушил неписаное правило: в Летнем Пути никто друг другу не помощник, если не было договора наперед. Правило это мудрое — потом из споров за разделом добычи выходят такие дела, что лучше б добычи той не было совсем. А вторая вещь — то, что он поверил на слово человеку по имени Бираг, сын Бирага. Как-то, три зимы назад, шторм промчался над океаном и расшвырял в разные стороны те три корабля, что ходили тогда под рукою у Гэвина. Обыкновенно после этого каждый направляется к месту сбора, между собою условленному, или находит остальных по Меткам Кораблей, по дороге охотясь на что придется, если возможность выпадет.

Огибая Суву с подветренной стороны, с «Дубового Борта» увидели такое: два корабля, сцепившиеся нос к носу, борт к борту, и один был купеческая остроносая шайти, какие ходят дальними дорогами в богатых караванах, а второй — «змея» в тридцать шесть («золотое число») весел с убранною мачтой, и, судя по движению на палубе шайти, добыча доставалась северянам недешево. Наклон мачт у шайти был разный: мачта наклонена вперед, полумачта на корме почти прямая, по-доготрански, и обводы боков такие, как строят в Доготре, и выучка солдат на ее палубе тоже наводила на размышления.

«Шелковый караван!» — мелькнуло одновременно во многих умах, в Гэвиновом тоже. Шелковые караваны великой Доготры ходили как раз близко оттуда, и позавчерашним штормом могло разметать не одни только Гэвиновы корабли. Проходя мимо так близко, что весла только чуть-чуть не проскрипели кормою чужой «змеи», Гэвин крикнул:

— Если ты почитаешь какого-то бога, капитан, — поклянись им, что отдашь мне половину с этого китенка, и я тебе помогу с другого борта!

Он знал, кому кричит: на высокой «боевой корме» — площадке над палубой — стоял среди других человек в ярком кобальтовом плаще. Рыже-русая борода завивалась крутыми кольцами плотно, как овечья шерсть. Нащечники шлема у него были расстегнуты; и если бы его богатых доспехов не хватило, чтоб указать, кто здесь капитан, яснее ясного сделало бы это его жестокое и веселое темное лицо, на котором, как в зеркале, отражалась схватка на носу «купца». Он оглянулся на проходящий мимо «Дубовый Борт» и засмеялся через плечо.