Александр Щелоков - Уничтожить Израиль

• Название: Уничтожить Израиль
• Автор: Александр Щелоков
• Жанр: Триллер
• Год: 2001

Политический триллер «Уничтожить Израиль…» подписан в печать незадолго до чудовищных террористических актов в Нью-Йорке и Вашингтоне. Автор, востоковед, специалист по исламу, предугадал в романе, насколько далеко могут пойти фанатики в реализации идеи создания исламского халифата. Арабские шейхи и узбекские экстремисты, афганские талибы и чеченские бандиты – действующие лица авторской версии операции по овладению ядерным устройством и нанесению удара по Израилю. Цель акции – радикально изменить геополитическую ситуацию на Ближнем Востоке… Сюжет книги А.Щелокова выглядел бы фантастическим до дня “Д” – 11 сентября 2001 года. Теперь он воспринимается как роковое пророчество, вполне реальный сценарий действий исламистских террористов, часть их глобального плана войны против цивилизованного мира для установления нового миропорядка.

---

Андрей остановился. Злость бросилась жаркой кровью к лицу и шее. Заговорил, стараясь не сорваться на крик:

– Слушайте вы, господин моралист. Вынужден вас разочаровать. Государство, о котором вы так печетесь, не мое, а ваше. По законам России, я, русский по рождению, здесь иностранец…

Краснов что-то собирался сказать, но генерал, сидевший в кресле, на которого Андрей не сразу обратил внимание, встал, подошел к Андрею и взял его за локоть.

– Простите, господин Назаров, вы мне нужны. Давайте познакомимся. Я генерал-лейтенант Морозов Евгений Васильевич. Начальник службы охраны.

– Очень приятно, – сказал Андрей, не придав такой встрече значения. Сегодня у него их было так много, что один генерал или другой, – для него уже не играло роли. И все же на этот раз пришлось генерала запоминать.

В этот момент в приемную вышел Петров. Кивнул Морозову. Посмотрел на Андрея и сказал:

– Президент приказал обеспечить вам охрану силами службы Евгения Васильевича. Его люди теперь будут о вас заботиться.

Андрей не счел нужным деликатничать.

– Это арест?

Генералы переглянулись. Лица их выражали неудовольствие. В этих стенах такие слова употреблять не было принято.

– Никакой не арест, Андрей Иванович, – сказал Петров.

– Значит, я свободен? Тогда позвольте мне поступать по своему усмотрению. Я поеду к сестре.

– Исключено, – сказал Морозов твердо. – Коль скоро я отвечаю за вас и вашу безопасность, вы поедете туда, куда я прикажу. – Генерал смягчил тон и с улыбкой добавил: – В подобных случаях даже президент делает то, что мы ему рекомендуем.

Конь везения быстрее стрел неудач

Машина, вырвавшись из Боровицких ворот, свернула направо, на Моховую. В поздний час городская суета уже утихала, и потому особенно странным Андрею показалось остервенение, с каким сразу два милиционера на перекрестке, размахивая жезлами, бросились освобождать зеленую улицу кремлевскому лимузину.

Машина понеслась к Тверской мимо Манежа, мимо кремлевских красных стен, золотых куполов, желтых зданий, искусно подсвеченных прожекторами.

Андрей, откинувшись на спинку скрипучего кожаного сиденья, впал в тягостное раздумье. «Москва. Кремль. Товарищу Сталину». «Москва. Кремль. Товарищу Брежневу», «Москва. Кремль. Ельцину» – в памяти неожиданно возникли адреса великих вождей, на которые шли рапорты о победах в строительстве социализма, о разгроме коварных врагов народа, о демократических преобразованиях и о счастье нищающего народа. И он вдруг подумал, что никакие социальные преобразования в России не изменят стремления ее высших руководителей к византийской помпезности и авторитарности, пока резиденцией власти будет оставаться Кремль.

Территория, окруженная глухой зубчатой стеной, наполненная базарной толчеей православных соборов, опутанная тайными подземельями и дворцовыми переходами, ухоженная и декоративно обставленная раритетами, специально подобранными так, чтобы вызывать у попавших сюда людей оханье узнавания, восхищения, радости, и тем самым не позволять им здесь задумываться над бесцельностью громадной Царь-пушки, нерациональностью безголосого Царь-колокола, потерявших для народа реальную стоимость сокровищ Алмазного фонда и Оружейной палаты, эта территория излучает ауру азиатской жестокости, улыбчивого лицемерия.

Можно говорить о колготной шумности в здании Государственной Думы, о чиновничьей чопорности узких коридоров Совета Федерации, но при всем при том это места, где можно встретить не мумию, а живого человека, увидеть разговаривающих, а порой спорящих людей и понять, что здесь не только представляют государственность, но и ее осуществляют – одни, пытаясь влить жизнь в законы, другие – окончательно сделать любые уложения предельно бездушными.

Никогда человеку, ежедневно въезжающему в стены Кремля, где сотни лет подряд плетутся хитроумные интриги, где народ привыкли рассматривать то в виде черни, то куда более демократично – в виде электората; где ежеминутно завязываются и развязываются, а то просто обрываются узелки планов передела власти, не избавиться от желания добиться авторитарных полномочий. Возвысить себя в императоры вне зависимости от убеждений, идеалов, предвыборных обещаний, инаугурационных присяг и публичных деклараций.

Первым, кто понял гнетущую силу Кремля, был Петр Первый. Он перенес столицу в надежде, что уход из Кремля поможет обновлению государства и общества. Кое в чем это изменило нравы, но большевики, совершившие революцию и перебравшиеся из Питера в Кремль в восемнадцатом, не без влияния духа старинных стен превратили Россию в государство, где четырех богов – православного, мусульманского, буддийского и помазанника божьего – царя – заменил один живой бог – одновременно царь, воинский начальник, верховный жрец, судья, надзиратель над тюрьмами и палач. Все последующие попытки облагородить облик кремлевской власти так и не сделали его демократичным, поскольку возможности демократии по природе не могут быть сжаты стенами, даже если это стены Кремля.

До тех пор, пока Кремль не станет государственным музеем-заповедником тирании, до тех пор, пока не утихнут споры вокруг гробниц в его стенах, пока каждый новый человек, впервые оказавшись у власти, в первое же утро голосом, полным нескрываемого торжества будет приказывать своему шоферу: «В Кремль!», Россия так и останется страной не народа, а страной Кремля.

Машина неслась с бешеной скоростью не потому, что ее торопила необходимость. Правительственные номера ставили водителя выше правил, которые обязаны соблюдать законопослушные граждане, и он, утверждая себя в особом статусе личности неприкасаемой, быстрой ездой тешил душу.

Андрей не узнавал улиц Москвы. В те времена, когда он учился здесь, проспекты казались широченными магистралями, которые без задержек способны пропустить любой поток машин. Улицы в те времена были действительно удобными, тротуары просторными, а люди по ним двигались свободно, не мешая друг другу.

Теперь от края до края проспекты и Садовое кольцо были забиты железом машин, гремучим и чадящим, забиты настолько плотно, что езда больше походила на стояние в очереди за правом сдвинуться вперед на десяток метров в минуту. Едва кто-то из участников движения не успевал своевременно тронуться с места за отъехавшей вперед машиной, обозленные водители нажимали на клаксоны, и поднимался вой, отражавший не столько их возмущение чужой нерасторопностью, сколько всеобщую натянутость нервов.

По непонятным причинам эта широкая лента блестящих машин с запертыми в них людьми служила общепринятым показателем общественного благосостояния и счастья. Автомобилист, глядя, как мимо проходят трамваи и зная, что где-то под землей бегут поезда метро, искренне гордился своим правом стоять в дорожных заторах во имя демонстрации своего материального и социального превосходства.

В сгустившихся сумерках Андрей узнал только одно место. Это был Ленинградский проспект, спортивно-рыночный комплекс ЦСКА. Слева, за редкой чередой чахлых лип, виднелся дом с явными признаками запустения. В нем не светились окна, не чувствовалось жизни и тепла.

– Что это? – спросил Андрей.

– Пантеон, – небрежно бросил сопровождавший его капитан.

– Не понял, – признался Андрей.

– Гробница Консенсуса, – тем же тоном пояснил капитан.

– Мужики, – взмолился Андрей. – Я же не из России. Ваших прикольчиков не секу.

– Гробница Горбачева, – смилостивился капитан. – Склеп советской демократии.

Они пронеслись мимо и у «Сокола» свернули на Алабяна. Затем поворот направо у метро «Октябрьское поле». Проехали по улице Маршала Бирюзова. Выскочили на просторную площадь. Андрей сразу заметил огромную странную глыбу. Что это такое, он сразу понять не мог. И только когда машина приблизилась, лучи подсветки позволили ему понять, что глыба – это огромная голова человека, опиравшаяся о низкий постамент такой же огромной бородой.

– Кто это? – спросил Андрей водителя.

– Курчатов, – ответил тот, не поворачивая головы и не вынимая изо рта сигареты.

– Остановимся, – предложил Андрей, – я посмотрю.

– Еще будет время, – буркнул водитель и прибавил ходу.

Они подъехали в особняку, огражденному от узкой зеленой улицы высоким забором. Перед машиной автоматически открылись ворота. Машина проехала к дому и остановилась.

– Выходите, – пропуская вперед себя Андрея, предложил сопровождавший его капитан и открыл дверь особняка.

Они вошли в холл, хорошо освещенный, со стенами и подвесными потолками, свидетельствовавшими о недавнем ремонте. У стены, за столом, на котором стояло несколько телефонов и портативная рация с выдвинутой антенной, сидел крепкий мужчина лет сорока в штатском. Но даже белый воротничок и легкомысленный галстук не могли скрыть его военную выправку.