Сорник - Никого над нами

• Название: Никого над нами
• Автор: Сорник
• Жанр: Киберпанк

Пятнадцать авторов, составивших золотой фонд серии «Фантастический боевик», предоставили свои новые произведения к юбилейной дате — пятнадцатилетию серии.

---

Ворон подпрыгнул, развернул крылья. Черные когтистые лапы на лету подхватили нож за рукоять, перья охнули-хлопнули от натуги, птица с трудом набрала высоту, поднялась над лесом и полетела прочь.

Пролетая над болотом, она разжала когти.

Когда отец, привлеченный истошным лаем Рыжка, нашел сына, тот уже не мог плакать в голос - беззвучно разевал рот, размазывая по лицу слезы. Испуганный мужчина подхватил ребенка на руки, торопливо ощупал вздрагивающее от плача тельце. Если не считать опухшей шеи с уродливой синюшной полосой посередине, мальчик был цел и невредим. Худо-бедно его удалось успокоить и расспросить. О ноже, как ни странно, ребенок забыл напрочь. Зато ведьмаря, ударившего его по шее и обернувшегося вороном, запомнил очень даже хорошо…

Не спуская сына с рук, отец побежал обратно в деревню, забыв на поляне сброшенный с плеч, наполовину уже полный кузов.

По дну оврага змеился ручей, запруженный и широко разлившийся у самого истока - родника, выбивавшегося на свет из-под широко расставленных корней старой ольхи.

Одни ручьи с победным журчанием промывают себе дорогу в глинистом песке, другие звонко выбивают дробь на обкатанных голышах либо, напротив, молча крадутся в траве, заставая врасплох нездешнего путника. Этот же тихо, задушевно ворковал с устилавшими дно черными прелыми листьями, словно предлагая присесть на бережку и послушать бесконечную, старую, как мир, историю.

Ведьмарь неторопливо разделся, ровно сложил одежду и, не пробуя воду ногой, размашисто шагнул в нее - сразу по пояс. Глубоко хватанул воздуха и присел, целиком скрывшись под водой. Голое тело обожгло жидким льдом. Светлые волосы развевались в потоке, подобно белому пламени на ветру. Вода стирала, раздирала в клочья, уносила прочь связанное с ножом проклятие, не успевшее пустить червоточину в чистой душе ребенка, но едва не завладевшее соприкоснувшимся с ним вороном.

Стирала, казалось, вместе с кожей.

Он вынырнул, стуча зубами от холода. Ощущение чего-то грязного, липкого и противного исчезло одновременно с последними крупицами тепла. С немалым трудом одевшись - закоченевшие пальцы не гнулись и почти ничего не чувствовали, - ведьмарь опустился на четвереньки, склонил голову. Представил, как на плечи ложится теплая, тяжелая шуба, принося с собой тепло и уют.

"Она сказала, люди должны помогать друг другу, - запоздало подумал-вспомнил он. - Но, быть может, я всего лишь ворон, обернувшийся человеком?.. Или волк, обернувшийся вороном…"

Встряхнувшись, он побежал вдоль ручья, принюхиваясь к глинистой, влажной земле, слегка отдающей тленом. Там, где правый берег оврага опустился на высоту волчьего прыжка, он подбросил в воздух гибкое поджарое тело и с легкостью выскочил из вымытой паводками западни, перерезавший лес точно пополам.

Обострившееся чутье без труда вылущило из пряного осеннего воздуха множество привычных запахов: след пробежавшего утром зайца, дымок костра, принесенный с опушки, въедливый дух переползшего дорогу ужа, почти неслышный аромат усыхающего к зиме земляничника, переплетеный с отдушкой мокрых перьев затаившегося в нем перепела.

Он не удержался, свернул с тропы и сунул морду под гривку пожухлой травы и земляничных листьев. Взъерошенная птица мрачно сверлила его круглыми бусинками глаз, приоткрыв клюв от возмущения. Знала, нахалка, что этот - не тронет. Да еще и пребольно клюнула в нос, воспользовавшись его замешательством. Фыркнув, он отдернул морду и потерся носом о лапу. Здесь, в лесу, где смерть - всего лишь одна из граней жизни, его не боялись, принимая как должное.

Он побежал дальше ровной, неспешной и неслышной трусцой матерого зверя - хозяина и слуги леса одновременно, ибо власть, данная ему, не ставила его выше подвластных.

В перелеске он встретил ясноглазую волчицу. Она чуть вильнула хвостом, узнавая черного голубоглазого волка-одиночку, изредка охотившегося вместе со стаей. Она еще не знала. Волчата, кружком сидевшие и лежавшие вокруг матери, предостерегающе заворчали, и он обошел их стороной, не нарушая покой волчьей семьи.

Он знал, что поступил правильно. Но почему-то чувствовал себя виноватым.

В глухой маленькой деревне все друг друга знают, унесенного лисой куренка обсуждают всем миром, весть о чужом человеке разносится от одного конца деревни до другого быстрее, чем тот успеет проскакать ее на лошади, а уж рождение ребенка, свадьба или похороны становятся всеобщим достоянием.

И потому, чтобы собрать вокруг себя толпу, вовсе не обязательно колотить в било, истошно орать, стучаться в двери - достаточно вернутся из леса бегом, без кузовка, с заплаканным ребенком на исцарапанных ветками руках.

– Это все он, лешачихин выкормыш! - кричал мужчина, поднимая мальчика вверх, чтобы все видели наливающийся синяк на шее.

Прибежала мать, выхватила сынишку и, прижав к груди, надрывно заголосила:

– Дитятко ты мое ненаглядное, да кто ж на тебя, ребенка безвинного, руку поднять осмелился? Дайте мне сюда этого злодея, я ему живо глаза повыцарапаю!

Мальчик заревел еще пуще. Материнские руки больно впивались в ребра, десятки людей глазели на него с жадным любопытством и лишь несколько женщин - с жалостью.

А история, пересказанная четырежды, все больше обрастала домыслами. Теперь мужчина клялся-божился, что своими глазами видел, как ведьмарь обернулся вороном, да не простым - лицо человечье, только с клювом, а вместо лап копыта. Будто бы кинулось это страховидло на ребенка, хотело заклевать до смерти и мясцом теплым поживиться, да отец не сплошал - подкрался и накрыл поганца кузовком, сам сверху сел и давай всем богам по очереди молиться. Только куда ему колдуна удержать, вырвался тот из-под кузовка и улетел прочь.

Люди слушали, удивленно, недоверчиво качали головами и мало-помалу начинали роптать.

Перебегая из леска в лесок сжатым ржаным полем, немилосердно коловшим лапы, он краем уха уловил приглушенную возню из высокого, разворошенного снизу стожка. Там, в золотом гнездышке из соломы, жарко любились двое - мужчина и женщина, - помолвленные, но еще не женатые парень и девушка, укрывшиеся от праведного гнева родителей, а может, и сами родители, уставшие таиться за ненадежными занавесями от любопытства повзрослевших детей… да мало ли у кого кровь взыграет.

Он так и пробежал бы мимо, улыбаясь про себя, как вдруг возня прекратилась, и ведьмарь услышал мужской голос, со смешком говоривший:

– …она, конечно, дуреха дурехой, зато приданое за ней дают знатное! Шутка ли сказать: две десятины пахотной земли, да какой - вместо масла на хлеб мазать можно.

– А с лица вроде ничего, - лениво откликнулся томный женский голос - И статью вышла…

– Тоже мне, стать нашла - худая да узкобедрая, ухватиться не за что…

Из стога вновь послышались возня, двухголосый смех, шуточные вскрики: "Уйди, окаянный! Не трожь, не купил!" Потом все улеглось, и мужской голос продолжил:

– Одного, хорошо, двух родит - и сама в могилу сойдет. А я тебя в жены возьму…

– Да ну, брось, кобель блудливый! - недоверчиво рассмеялась женщина. - Еще первую жену со свету не сжил, да что там - толком не сосватал, а ко второй руки тянет!

– Небось сосватаю! - уверенно пообещал мужчина. - Я ж тебе говорю: она дуреха дурехой, всему, что ни скажи, верит, да вдобавок - малахольная. Сам однажды видел, как она по лесу шла да с сороками разговаривала, чисто с девками на селе. А сейчас, под сглазом-то, и вовсе пуганая стала, от людей шарахается, всюду ей злыдни мерещатся. Только мне и доверяет. А я ей так говорю: "Вот выйдешь, Леська, за меня - и вся порча разом отступится. Я небось тебя от самого черта обороню". Глазами хлопает, как корова, но - верит. Даже не догадывается, дуреха, кто ей давеча хлебной закваски в суп плеснул. А с заломом как носилась! Смех вспомнить…

Волк и сам не заметил, как из-под приподнятой губы вырвалось глухое, клокочущее, исполненное лютой ненависти рычание.

Его услышали. Под слоем соломы завозились, заойкали, и мужчина, одной рукой подтягивая портки, а в другой сжимая короткий широкий нож, кубарем выкатился из стога.

Выкатился и увидел ведьмаря, неподвижно стоящего в пяти шагах.

– Чего тебе, колдун? - нагловато щеря зубы, спросил мужик, совладав с первым испугом. - Так поглядеть пришел али самому невтерпеж с бабой позабавиться? Так или эдак - вали отсюда подобру-поздорову, пока еще есть с чем на девок охотиться!

Ведьмарь молча, пристально смотрел на парня, в то время как недавняя волчья натура постепенно уступала место человеческой, способной облечь мысли в слова.

Парень, видя, что ведьмарь не отвечает - никак в портки со страху наложил, упырь проклятый! - наступил ногой на краешек его тени и вдавил носок в землю. Ведьмарь усмехнулся - как всегда, про себя. В народе бытовало поверье, что ведьмари якобы совершенно нечувствительны к телесной боли и единственный способ прищучить неклюда - направлять удары в его тень. Тень неожиданно колыхнулась, поменяла очертания и примерилась цапнуть нахала за ногу острозубой черной пастью. Ведьмарь усмехнулся вторично - уже напоказ, когда перепуганный парень отдернул ногу, отпрыгнул назад и чуть не повалился на спину.