Виталий Забирко - Мы пришли с миром

• Название: Мы пришли с миром
• Автор: Виталий Забирко
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2005
• ISBN: 5-93556-604-4

Жил себе не тужил Денис Егоршин, кукольных дел мастер, приспосабливался потихоньку к новым рыночным временам — вырезал деревянных Буратино и продавал их по сходной цене, за что и был прозван товарищами по цеху папой Карло. В один прекрасный день очередная заказанная мастеру кукла внезапно оживает и отправляется бродить по городу, приводя людей в состояние шока. Мало того, оживший Буратино и говорить научился, а это означало, что круг его знакомств будет расширяться. Ну как тут не подумать, что поработали инопланетяне!

Разумеется, все происходящее не укрылось от ФСБ и ее организации «Горизонт», занимающейся изучением контактов с представителями внеземных цивилизаций.

Приходят ли они на нашу планету с миром? Вот в чем вопрос, на который предстоит ответить невольно вовлеченному в столь странные события Денису Егоршину и ретивым сотрудникам ФСБ.

---

Неясная тревога не покидала; когда я снимал первую стружку, мне показалось, что куклы на стене за спиной шевелятся. Паранойя какая-то. Пару раз я оглянулся, но, не заметив ничего подозрительного, постепенно втянулся в работу, и туманные страхи отступили.

Когда работа совпадает с хобби, она настолько поглощает, что полностью выключаешься из окружающего. Я вырезал заготовки всех частей куклы и приступил к чистовой обработке рук, ног, туловища... Голову, как всегда, оставил напоследок. Вырезать голову — это работа художника, хотя я и не признавал за собой права называться таковым. К тому же выражение лица, которое следует придать кукле, во многом зависит от того, какие ручки-ножки и туловище ты сделаешь. Если ручки-ножки кривые, если наличествуют брюшко, сутулость, то, естественно, выражение лица куклы должно быть брюзгливым. Такой вариант Буратино не подходил, и, естественно, я изначально настроился на стройность и сухопарость фигуры. Правда, не всегда получается по-задуманному, все зависит от фактуры древесины. Когда полено сучковатое, волокна в нем волнистые, тогда ручки-ножки поневоле выходят из-под резца кривоватыми, а спина согбенной. В данном случае фактура древесины была идеальной, и все шло как по писаному. Веселенький Буратино должен получиться.

Я настолько увлекся, что не заметил, как наступил вечер. Когда любимая работа поглощает без остатка, ты словно переносишься в сказочную страну, лишенную неурядиц, где все у тебя получается, все путем, ты сам себе хозяин, творец и повелитель. И чем глубже ты погружаешься в мир своих увлечений, тем болезненней обратный переход в обыденность. Особенно если возвращаешься оттуда не по собственной воле, а тебя выдергивают насильно.

— Вот ты где! — услышал я за спиной, вздрогнул и испуганно обернулся.

На пороге лоджии стояла Любаша.

— Ох... Напугала... — перевел я дух.

— Это ты меня напугал. Звоню в дверь, звоню, а ты не открываешь. И, как нарочно, ключ запропастился, минут десять искала в сумочке, пока нашла.

— Извини, заработался, не слышал звонка.

Любаша подошла, села мне на колени. Я обнял ее, поцеловал в шею, но она, неожиданно вскрикнув, отпрянула.

— Осторожнее! Я уши проколола.

— Ну-ка, ну-ка...

Отвел ее волосы от ушей, посмотрел. Из покрасневших мочек торчали маленькие, как гвоздики, золотые сережки.

— А где мои серьги? — обиделся я.

— Твои — серебряные, их сейчас носить нельзя. Пока ранки не заживут, нужно носить золотые. Мне Ленка дала на время.

Любаша взъерошила мне волосы и потянула через голову лямку фартука.

— Погоди, — рассмеялся я, ссадил ее с колен, снял фартук. — Дай руки помою.

— Давай быстрее, а то у меня времени нет.

— Всегда так... — вздохнул я, направляясь в ванную комнату. — Все у нас если не украдкой, так в спешке... Какая это к черту любовь?

— У меня дома ребенок голодный!

— Оксана давно не ребенок, — возразил я. — К тому же не совсем голодная.

— Для меня она всегда будет ребенком!.. — возмутилась Любаша, запнулась и, заглянув в ванную, настороженно спросила: — Что значит — не совсем голодная?

— Я ее пельменями накормил. Она сегодня ко мне заходила.

— Зачем?

Настороженность в словах Любаши выросла до степени тревоги.

— Насколько понял, хотела посмотреть, как живет будущий отчим.

— Да? — недоверчиво переспросила Любаша.

— Да.

Я вытерся полотенцем, привлек Любашу к себе и крепко, чтобы исключить последующие вопросы, поцеловал в губы. Любаша попыталась отстраниться, но я не отпустил, и она обмякла, растаяв в моих руках.

Однако далее все получилось так, будто мы были женаты чуть ли не вечность и секс стал для нас обыденной супружеской обязанностью. Как ни пытался расшевелить Любашу, но, кроме чисто физиологического удовольствия, ничего другого мы не получили. Причем, скорее всего, только я. Мыслями Любаша была далеко от меня, с дочкой, и все мои усилия заставить ее раскрепоститься пропали втуне.

Когда все закончилось, она приподнялась на тахте, оперлась ладонью о мою грудь и заглянула в глаза.

— Она прогуляла уроки?

Я обреченно вздохнул.

— Нет. Говорит, в школе прохудилась крыша, класс залило талой водой, и их отпустили.

Любаша вскочила с тахты, собрала одежду и скрылась в ванной. Минуты через три она вышла оттуда уже одетой.

— Мне пора.

Я натянул трусы, встал.

— Ладно.

Помог ей обуть сапоги, надеть пальто.

— Пока.

Не глядя, она чмокнула меня в подбородок и выскочила за дверь.

— До завтра? — крикнул я вдогонку.

— Я позвоню, — донеслось с лестничного марша.

Вот, значит, как... Я выглянул на лестничную площадку. Со стены на меня насмешливо пялилась желтая рожица.

— Тебе бы все хиханьки да хаханьки... — мрачно пробормотал я и закрыл дверь. Ощущение светлых надежд, царившее в душе после посещения Оксаны, улетучилось без следа. Насмотрелась Любаша американских фильмов, где что ни отчим, то обязательно похотливый педофил, и теперь, похоже, переживает...

Я принял душ, надел спортивный костюм и, выйдя на лоджию, взялся за уборку. Заготовки сдвинул на середину верстака, щепу и крупную стружку сложил в ящичек, а мелкую стружку и опилки смел в мусорное ведро. Больше я сегодня работать не собирался — не было настроения. Сварил супчик из пакета, поужинал, отрешенно глядя в беспросветный мрак за окном. Такой же беспросветный, как и в моей душе. Оставалось надеяться, что все образуется и на старости лет легкий ветерок от крыльев синей птицы из волшебной сказки развеет мое одиночество. Неужели сказочные истории происходят только с Золушками и только в юном возрасте? Надежда умирает последней, но пока она жива, теплится последняя искорка, я буду верить в сказку со счастливым концом. А что мне еще остается?

Бесцельно послонявшись по квартире, я включил телевизор, но больше пяти минут смотреть не смог. Настолько паршиво было на душе, что ничего в жизни не хотелось. Разве что удавиться.

Тогда я прошел на кухню, достал из шкафчика начатую бутылку водки, налил сто граммов, принял как снотворное и направился спать. Авось утром все утрясется и мир предстанет перед глазами не таким мрачным. Хотя бы с проблесками света.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Проснувшись утром, я первым делом заглянул на лоджию, откуда мне сквозь сон всю ночь чудилось шуршание. Неужели завелись мыши? Злейший враг театральных кукол, грызут не только кукольную одежду, но и дерево, обезображивая кукол до полной непригодности. Не случайно Буратино преследовала крыса Шушера, а его деревянный сородич. Щелкунчик воевал с мышиным королем.

Мышей я не увидел, но заготовки, аккуратной кучкой сложенные вчера вечером, были разбросаны по всему верстаку. Придется заводить кота, пришел я к неутешительному выводу. Тоже не лучший выход — любят кошки поиграть с куклами, поточить о них когти, — но из двух зол выбирают наименьшее.

Умывшись и побрившись, я приготовил яичницу, кофе и, уже заканчивая завтракать, нашел более приемлемый вариант. У соседа по лестничной площадке жил громадный рыжий кот Леопольд, в противовес своему крайне миролюбивому мультяшному тезке известный не только как мышелов и крысолов, но и как гроза дворовых шавок. А что, если одолжить кота у соседа? Все равно кот почти не живет дома, больше бродит по двору и только на кормежку забирается в квартиру по веткам тополя через форточку. Лишь бы сосед оказался дома.

Честно говоря, не очень хорошо знаю своих соседей. Так уж устроена жизнь, что связующим звеном между семьями являются женщины — они всегда найдут повод посудачить, поэтому знают не только ближайших соседей, но и всех жильцов дома. Мало того — знают, кто на ком женился, кто чем болел, у кого дети отличники, а у кого разгильдяи... Короче, всю подноготную, чуть ли не до банковских счетов. А поскольку я никогда не был женат, то, естественно, знал только, что соседа зовут Коля, а его жену — Юля. Обоим за сорок, дети взрослые, с ними не живут, вот, пожалуй, и все. Кто из них где работает или не работает, понятия не имел. О коте Леопольде и то знал больше, поскольку часто встречал во дворе.

Я вышел на лестничную площадку и на всякий случай проконсультировался с желтой рожицей.

— Как, по-твоему, даст сосед кота?

«То ли да, то ли нет», — загадочно ответила лучезарная улыбка нарисованной рожицы.

— Тебе бы гадалкой работать, — вздохнул я и позвонил в соседскую дверь.

Открыл Николай. В трусах и майке, и по помятому лицу можно было предположить, что он либо с похмелья, либо после ночной смены — только что заснул, а я его разбудил.

— Привет, Николай.

— Привет, сосед... — буркнул он, окидывая меня сумрачным взглядом. Денег в долг я у него никогда не брал, но он, похоже, решил, что я пришел именно за этим, и готовился отказать.