Август Цесарец - Императорское королевство

• Название: Императорское королевство
• Автор: Август Цесарец
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-208-01177-0

Романы Августа Цесарца (1893–1941) «Императорское королевство» (1925) и «Золотой юноша и его жертвы» (1928), вершинные произведем классика югославской литературы, рисуют социальную и духовную жизнь Хорватии первой четверти XX века, исследуют вопросы террора, зарождение фашистской психологии насилия.

---

— Что? — истерически встрепенулся председатель. — Это оскорбление суда! Господин инспектор, об этом надлежит написать докладную записку! Здесь, возможно, совершено преступление, по закону каждый должен рассказать все, что знает.

— Er hat ihn mit Axt… mit Axt[115], — закорчился Розенкранц от страха, что молчание Юришича даст повод обвинить его в смерти Мутавца. С трудом выговаривая слова, он принялся доказывать, что Рашула украл у Мутавца не только письмо, которое его превосходительство держит в руках, но и еще одно.

— Точно! — признается Рашула, довольный молчанием Юришича. — Но и то письмо в руках его превосходительства, потому что его тоже надо передать в суд.

— Негодяй! — крикнул Юришич, только сейчас почувствовав сильное, почти неодолимое желание высказать о Рашуле все свои подозрения, все, что он знает о нем. Но было уже слишком поздно, потому что Розенкранц снова встал на колени перед председателем суда, который совсем разбушевался, принялся звать охранников, даже запищал на начальника тюрьмы.

— В этом доме правды совершено преступление, всех завтра отдам под следствие! Надзиратель, немедленно всех по своим местам!

Начальник тюрьмы подошел к дверям и принялся скликать охранников. Двоих он определил быть неотступно при Петковиче. Ну где же они? Бурмут бросился разгонять заключенных по камерам.

И снова все разбрелись, но где же Розенкранц? А он, поднявшись было, снова оказался на коленях, теперь перед трупом Мутавца, принялся его целовать, весь измазался в крови, целуя в окровавленное лицо.

— Herr Untersuchungsrichter, bin unschuldig! Ich weiss, Sie wollen mich töten, ich liebe Sie doch![116]

— Симулирует или не симулирует — это мы узнаем, — смотрит на него несчастный председатель суда. — А пока его немедленно в карцер, надзиратель!

— Ich liebe Sie doch! — простонал Розенкранц и, обезумев от страха, что этого недостаточно, попытался обнять и самого председателя суда.

Инспектор и Бурмут его удержали, а председатель отскочил и снова стал звать охранников. Вероятно, они уже бегут сюда, потому что начальник тюрьмы, тяжело вздохнув, перестал их звать. Но вбежал только один, остановился немного ошарашенный, но быстро пришел в себя, взял под козырек и выпалил:

— Рашула, Мачек — в суд!

Рашула моментально сообразил, а вот Мачеку пришлось дважды повторять. Как, его в суд? Но ведь завтра его выпускают на свободу!

— Наверное, судья хочет вас поздравить! — потащил его из комнаты смеющийся Рашула.

Оба они вышли. Мачек идет сгорбившись, он недоумевает. Дошли до дверей, постояли немного, пропуская вбегающих охранников, которые, получив необходимые разъяснения, подхватили Розенкранца и поволокли его в карцер.

— Narrenhaus, nicht Dunkl! — захрипел Розенкранц, размахивая руками. — Dort ist kein Licht, Licht will ich, Sonne und Freiheit![117]

Посмеиваясь, Рашула вышел, a Юришич стоял перед дверями своей камеры, его била лихорадка. Ждет, пока Бурмут отопрет дверь. Смотрит: в колеблющемся свете разбитой лампы все эти люди кажутся призраками, как и их огромные тени на стене. В своей камере бушует Петкович, через порог канцелярии высовываются ноги Мутавца, и тут же рядом смешную и жалкую роль играет мошенник, подражающий во всем Петковичу. Сколько раз этот заблудший рыцарь страстно мечтал найти последователя во всех своих добрых намерениях и вот, безумец, дождался — один глупец нашел в нем свой идеал.

Эта мысль легла на него тяжким грузом, вызвала болезненную саркастическую улыбку. На улице гремит музыка, Бурмут наконец прибежал к нему, толкает в камеру. Розенкранца скрутили, ведут. Обернувшись на секунду, Юришич заметил, как с маленьким чемоданчиком в коридор ворвался доктор Колар, спешивший, судя по всему, оперировать жену Ферковича! А тут другая беда!

Снова Бурмут толкнул его в камеру. Запер на ключ.

Его окружили заключенные, просят рассказать, что произошло.

— Да вы весь в крови! Это вы его убили?

В камере он оглядел себя. Да, весь в крови. Руки, шея. Он убил, конечно. Он снова саркастически улыбнулся. Сел на край койки. Он все сознает, но он как пьяный, и кажется, его больше ничего не интересует. О чем говорить? А если бы даже захотел — кому и как рассказать о том, что произошло?

А разочарованные заключенные с презрением отвернулись от него и сгрудились у дверей. Очевидно, они и раньше подслушивали, что происходит снаружи.

Камера представляется Юришичу глубоким омутом, куда едва доносятся голоса, кажущиеся призрачными, нереальными, но они заполняют все пространство, как вода.

Дико кричит Розенкранц.

— Ха, наконец и этого жидовского симулянта засадили в карцер!

— Слышишь, и полиция уже тут!

— Мертвый, доктор говорит! А и за сумасшедшим, говорит, скоро пришлют санитарную карету. Пора бы ей уже приехать.

— Слушай, идут к нему!

— Не идут, еще протокол, наверное, составляют.

— Ах, вот сейчас идут!

— Эй, Феркович, доктор велел охраннику отнести что-то твоей жене, оперировать, говорит, ее будет.

— Ага, а теперь они уже у него. Слушай, слушай! А, черт побери эту бабу, орет, ничего не слышно.

В самом деле, жена Ферковича так еще не кричала. Прежде она время от времени разражалась воплями, сейчас вопли превратились в непрерывный вой. Вероятно, наступили последние схватки. Один человек умер, другой сошел с ума, а вот здесь, внизу, появляется на свет новый человек. И все это бездна, в которой жизнь и смерть встретились, переплелись, превратились в одно целое.

— Еще не у него. Ходят перед дверью.

— Слышите, слышите, карета пришла!

Во двор действительно с грохотом въехала карета «скорой помощи». Заключенные кинулись от дверей к окну, взобрались на подоконник, а Грош на койку, на которой лежит Феркович, ничем не интересуется и только время от времени скрипит зубами. Он мерзко обругал Гроша и снова затих, погрузившись в глубокую апатию. Инстинктивно, как глядят в могилу, приготовленную для кого-то другого, Юришич встал и тоже влез на подоконник.

Карета. Желтая, с окнами из матового стекла. Из нее неуклюже вылез человек в синем халате, вытащил что-то и перебросил через руку, как мешок. Свешиваются концы веревок. Юришич зажмурился. Смирительная рубашка. Скрутят его, скрутят!

— Где вы были так долго? Всю вторую половину дня вас ждем! — спросил подошедший охранник.

— Ждете нас? Ну, вам можно, А мы никогда не ждем, сразу забираем. Не вы первые, — прохрипел прибывший санитар. — Я даже не пообедал толком, столько вызовов было в городе, несчастный день.

— Вы живете за счет несчастий, ха-ха-ха!

— А вы за счет зла! Да, мы опоздали, мало того что работы навалом, еще чиновник все перепутал. Какого-то вора, думал, на осмотр надо, ну и послал карету не сюда, а в Стеневац. Мы как раз оттуда. Ну что, какая это конкуренция!

Старый Ивек уже наполовину затворил ворота и снова открыл их настежь. Появилась тележка на двух колесах, окрашенная черной краской, а на ней черный гроб с высокой округлой крышкой. Тележку толкает крупнотелый гробовщик. На красной фуражке поблескивает медная бляха.

— Где там ваш покойник?

— Никак, сумасшедший концы отдал? Нет? Жаль! Но где он?

Охранник вводит их во двор тюрьмы. Гробовщик толкает свою тележку. Через стены и окна проникает из парка музыка. Там не знают и не догадываются, что происходит здесь, совсем рядом. Вальс. Тра-ра-ра, тра-ра-ра… А если бы и знали? Тра-ра-ра, тра-ра-ра…

— Музыка! — взбешенно переворачивается Феркович, словно его обварили кипятком. И снова он цинично спокоен, издевается над женой. — Под музыку, как принц, выскочит из ее брюха ребенок.

Все смеются. Опять соскакивают с подоконника и бегут к двери, Юришич безвольно следует за ними. Он как соломинка на волнах больших событий.

— Я могу его забрать? — слышится снова голос гробовщика.

— Подождите секунду, вначале того надо отвезти.

Тихий разговор в другом конце коридора. Звуки шагов.

— Явились наконец! — это голос доктора. Кто-то оправдывается. Скрежет ключа в замке.

— Я король!

— Ваше Величество, как договорились, мы вас проводим на небольшую прогулку. На прогулку.

— В желтый дворец? На казнь? Хо-хо-хо! Нет, я не дам себя связывать, хочу умереть свободным!

— Но такой обычай в желтом дворце. Все короли туда так доставляются, все.

— Хо-хо-хо! На прогулку! И как, все поедем в автомобиле? Но нам будет тесно, господа! Не разместимся, руки некуда будет девать. А я буду держать в руке манифест. Ха-ха-ха!

По коридору рассыпался стук множества шагов. Похоже, это выносят покойника. Совсем рядом слышится возглас, разумный, светлый и металлически отчетливый.

— Прощайте, господа!

Возглас проник, врезался в душу Юришича и разорвал окутывающую ее пелену, как в легендарный час Голгофы разорвалась завеса в храме. Это реальность.

— Его увели. Плакал мой лес! — рассмеялся Грош и принялся грызть сухарь.