Бренна Йованофф - Подмена

• Название: Подмена
• Автор: Бренна Йованофф
• Издательство: АСТ
• Жанр: Городское фэнтези
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-083658-1

Мэки Дойл не переносит стали и железа. Его начинает мутить от вида крови. Посуда в его доме пластмассовая, фарфоровая и алюминиевая. Волосы ему стригут медными ножницами. Мэки — не человек. Он — «подменыш».

Раз в семь лет в маленьком тихом городке Джентри похищают ребенка…

---

Морриган покрутила в руках платочек, провела уголком по моему лицу.

— И я вернула ее домой. Вошла в комнату сестрицы, в глубине Дома Мистерий, и забрала девочку. А потом отвела ее домой, к семье. Я поступила правильно, но моя сестрица возненавидела меня за это. Вскоре после этого наверху пересохло озеро, и с тех пор его вода заливает наши туннели. Моя сестрица забрала из города радость и посылает туда непрерывные дожди. — Морриган прильнула к моему уху и тихо-тихо, с искренней печалью, прошептала: — Я предала ее, и с тех пор мы с ней чужие. Она до самой смерти будет наказывать меня за ту маленькую девочку.

Я кивнул, не открывая глаз. Влажная ткань остудила мое лицо, и я понял, откуда знаю эту выцветшую картинку. Я тысячу раз видел ее в коридоре, когда проходил мимо застекленного стеллажа с чайными чашками и голландскими статуэтками.

— Моя мама, — сказал я, и мой голос прозвучал хрипло и незнакомо, будто кто-то чужой прошептал эти слова у меня над ухом.

Глава двадцать первая СЧАСТЛИВЫЙ

Я проснулся в темноте на огромной кровати Морриган, одеяло запуталось у меня в ногах. От постельного белья исходил пыльный и незнакомый запах, напоминавший запах чужого чердака.

Когда глаза привыкли к темноте, я стал различать предметы. Первым делом я заметил огромный кукольный домик, а напротив — тяжелый туалетный столик с зеркалом.

Морриган спала у меня под боком, засунув палец в рот и прижимая к груди довольно грязную куклу. Волосы упали ей на лоб, сейчас она выглядела непривычно безмятежно, как ребенок.

Я выпутался из одеял и спустил ноги с кровати. Место укола под локтем еще пощипывало, но я чувствовал себя лучше, чем сразу после инъекции, и много лучше, чем того заслуживал, учитывая, что совсем недавно у меня во рту побывал язык Элис.

Оставив Морриган сладко спать на огромном ложе, я вышел из спальни в фойе, прошел по коридору и выбрался под дождь.

Когда я добрался до дома Росуэлла, фонарь над его крыльцом уже не горел, а машина стояла на подъездной дорожке. Было хорошо за полночь, на первом этаже свет был выключен, но в темноте светилось окно Росуэлла. Спрятавшись в тени гаража, я встал на край цветочной клумбы, заботливо высаженной его мамой, и набрал Росуэллу сообщение, чтобы он спускался.

Он встретил меня у черного хода и, видимо, хотел что-то сказать, но я замотал головой. Росуэлл пожал плечами, указав рукой в сторону Литейного парка. Мы прошли через два квартала, не обменявшись ни единым словом.

В парке Росуэлл направился к деревянному столику для пикника на краю детской площадки, сел на лавку и положил руки на стол; он был в толстовке с капюшоном, рукава куртки опущены до запястий. Я посмотрел на него и понял, что мы все привыкли к этой собачьей погоде, научившись жить в вечном дожде без зонтов и плащей. Просто ходили насквозь мокрые, только и всего.

Я сел рядом с Росуэллом, пытаясь прокрутить в уме, что собирался ему сказать, горло саднило, и никакие слова не казались подходящими.

— Это… Чем занимался?

Он пожал плечами.

— Собирал телефонные часы и ждал весточки, что ты не умер. Я тебе звонил, но ты даже голосовой почтой не ответил.

Он говорил небрежно, как настоящий Росуэлл, но от его взгляда мне было не по себе.

Росуэлл обернулся и накрыл мою руку своей, резко, не то схватил, не то ударил.

— Ты меня жуть как напутал. Что это было?

Я смотрел на пустую площадку, на ржавую горку и брошенные качели, и пытался вести себя, как нормальный человек. Сердце бухало как перед выступлением на уроке. По другую сторону невысокой ограды виднелась гора отходов, смутной громадой вырисовывавшаяся на темном фоне неба и деревьев.

Я чувствовал на щеке пристальный взгляд Росуэлла.

— Хорошо, — сказал он, наконец. — Ничего личного, но в последнее время ты ведешь себя страннее, чем обычно. Не объяснишь, что происходит?

Сердце билось так быстро, что было больно. Прежде чем ответить, я закрыл глаза.

— Я не настоящий.

Росуэлл рассмеялся коротким невеселым смешком, похожим на лай.

— Нет. Ты настоящий. Другой вопрос, что ты, возможно, законченный псих, но сейчас я точно разговариваю не сам с собой!

Это было как избавление. Я должен был быть счастлив, но почему-то у меня чуть не разорвалось сердце. Я сгорбился над столом и закрыл голову руками.

— Что с тобой? — спросил Росуэлл очень тихо. — Просто скажи, почему ты такой?

Вопрос прозвучал так, будто не хватало какого-то ключевого фрагмента, чтобы я мог стать целым и таким же нормальным, как все вокруг!

Я уставился на траву, потому что не мог поднять на друга глаз. А потом рассказал ему все, только по частям. Про открытое окно и жалюзи, про колыбельку и то, как Эмма не испугалась, как просунула руку сквозь прутья и дотронулась до меня. Я рассказал ему, что всего лишь подкидыш, паразит, типа кукушонка или птенца коровьего трупиала.

Я ждал, что Росуэлл назовет меня вруном или снова заявит, что я псих. Джентри хорошо умел хранить свои тайны, здешние жители привыкли закрывать глаза на фрагмент картинки, который им не нравился.

Детская площадка располагалась в конце парка, за бейсбольными полями и огромным прямоугольником скошенной травы. Когда я был маленьким, мне очень хотелось именно играть здесь, но приходилось довольствоваться играми на траве — сначала в салки, потом во фрисби и тач-футбол. Росуэлл никогда не спрашивал, почему я сторонюсь рукохода и каруселей.

Он глубоко вздохнул, обернулся на улицу.

— В моей семье никогда такого не было, — сказал он после долгого молчания. — Ну то есть похищения или подмены. С нами такого не случалось.

Целую минуту я не знал, что ответить. Это было очень смелое заявление, имея в виду историю славного города Джентри.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

— Понимаешь, похоже, что в разное время такое произошло здесь практически в каждой семье. У всех найдутся отцы, двоюродные братья, бабушки или прадеды, которые могут рассказать историю о каком-нибудь своем родственнике, который сделался до жути странным, а потом вдруг умер.

Росуэлл с ухмылкой покачал головой.

— Но в семье Ридов такого не было.

Я во все глаза уставился на него.

— Почему?

Росуэлл пожал плечами.

— Мы заговоренные. — Он сказал это будто в шутку, но абсолютно серьезно.

Росуэлл был жизнерадостным, энергичным и неунывающим. Он был идеальным сыном, о котором могла мечтать любая нормальная семья. Если бы я мог быть на него похожим, хоть немножко, моя жизнь сложилась бы иначе. Я вспомнил слова Морриган. Главное — намерение. Если ты веришь в то, что ты заговоренный, способный, симпатичный и популярный, то таким ты и будешь.

Улыбка сбежала с лица Росуэлла. Он уставился на свои ботинки.

— Не то, чтобы я чувствовал себя виноватым…

— Но чувствуешь?

Кивнув своим ногам, он невесело улыбнулся.

— Может, ты поэтому со мной дружишь? Ты об этом не думал? Типа, ты закрываешь глаза на мои странности, потому что сам странный, только по-другому?

Росуэлл оторвал взгляд от ботинок и посмотрел на меня.

— Не совсем так. Мне больно разбивать тебе сердце, но, поверь, взаимная странность — не единственное основание для дружбы. Бывают и другие. Ты любопытный тип. Кроме того, с тобой мне не обязательно постоянно быть счастливым, славным и душой общества. Хочешь начистоту? Мэки, если честно, ты урод каких мало, но с тобой легко разговаривать.

Конечно, было здорово узнать, что у Росуэлла были другие уважительные причины дружить со мной (помимо факта, что наших отцов связывала церковная служба), но это не меняло сути — не смотря ни на что, я оставался лживым, ненормальным и мерзким типом.

— Мэки Дойл мертв. Я — не он. Я вообще никто!

Росуэлл упер локти в колени и наклонился вперед.

— Мэки — это ты. Я стал называть тебя Мэки в первом классе — тебя, дубина, а не кого-то еще. Я никогда не знал никакого другого Малькольма Дойла. Если он мертв, мне жаль, но это ничего не меняет. Он — это не ты.

Я не мог поднять на него глаз.

— Ты… слушай, если ты это не всерьез, то лучше скажи прямо.

— Мэки, без обид, но, сколько я тебя знаю, ты всегда был чокнутым на всю голову. Но это не делает тебя никем. Если по чесноку, это делает тебя чертовски особенным!

Я впился пальцами в края столика.

— Это определяющее событие моей жизни, а ты относишься к нему, как к чему-то обыденному! Будто оно ничего не значит!

Росуэлл откинулся на спинку скамейки и поднял глаза к небу.

— А может тебе пора перестать считать его определяющим? Вообще-то жизнь людей не исчерпывается тем, что случилось с ними в младенчестве!

Я знал, что он прав, но его правота меня пугала. Я отвернулся, чтобы Росуэлл не видел, до чего мне не по себе. Не так-то легко поверить что то, что определило твою жизнь, было всего лишь преходящим обстоятельством!