Елена Ярилина - Любви хрустальный колокольчик

• Название: Любви хрустальный колокольчик
• Автор: Елена Ярилина
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-9524-0985-7

Мужчина и Женщина, Павел и Евгения… Казалось, так будет всегда. Но Павел ушел, а Евгении открылась горькая истина: их всегда было трое — он, она и ее лучшая подруга. Неожиданная встряска, устроенная судьбой, заставляет серую мышку Женю посмотреть на мир другими глазами. Оказывается, до сих пор она не жила толком, и все только начинается…

---

Под утро мне приснился вполне связный сон. Снился мне мотылек, большой белый мотылек, таких я никогда не видела, да и вряд ли где-либо такие бывают — крупнее голубя! По краям его белоснежных крыльев шла угольно-черная полоска, и его смешные глаза тоже были черные, блестящие и загадочно мерцали. Я сидела за письменным столом у себя в комнате в Москве, а мотылек летал вокруг меня и садился то на руку, то на голову, не давал писать, словно играл со мной. Несмотря на размеры, он был очень легкий, почти невесомый, а прикосновения его лапок и крыльев были похожи на нежнейшие поцелуи. Но вдруг распахнулось окно, ворвался холодный ветер со снегом, и голос Павла откуда-то издалека глухо произнес: «Наши отношения еще не закончились». Тут же снежный вихрь подхватил мотылька, закрутил и вынес в окно, створки которого тут же захлопнулись. Стало очень жарко и тихо, только несколько снежинок, оставшихся от вихря, опустились мне на лицо, сразу же растаяли и растеклись каплями, щекоча лоб и щеки. Когда я проснулась, то щекотное ощущение переместилось со щеки на шею. Это капли сползли, спросонок подумала я, но тут же раскрыла глаза, проснувшись окончательно. По шее, а затем, перелетев, по руке ползла бабочка, из тех, что так нравятся детям, они зовут их «шоколадницами». Эту бабочку я видела в первый же день, как приехала сюда, она сидела в складках штор, довольно высоко. Я тогда долго смотрела на нее и все думала: оживет она летом или нет? Но бабочка лета ждать не стала и ожила через день, когда я особенно жарко протопила печь. И с тех пор я ее частенько видела, то она спала в каком-нибудь укромном уголке, то летала по комнате. Она мне нравилась своей независимостью, я даже имя ей придумала — Настя, почему именно Настя, не знаю, ни одной знакомой с таким именем у меня нет. Сейчас Настя деловито ползала по мне, щекоча лапками и трогая усиками, я не выдержала и рассмеялась, Насте это не понравилось, она обиделась и улетела на подоконник. Я смотрела на бабочку, вспоминала свой сон, лень было вылезать из кровати и начинать свой очередной, девятый день житья-бытья на даче. Но раз начавшись, день покатился и промелькнул очень быстро, в суете, хозяйственных мелочах и работе. Когда я посмотрела на часы, было уже семь вечера. Уже больше часа я испытывала неопределенное томление, сосредоточившись на нем, я поняла, что мне просто до смерти хочется пойти к Володе, попить чаю с его знаменитым волшебным вареньем, поговорить о чем-нибудь, все равно о чем, хоть о пустяках, или даже просто помолчать, но рядом с ним. И в то же время вот так просто взять и пойти я тоже не могла, словно что-то не пускало меня. Да это я сама себя не пускаю! Все мне кажется, что неудобно ходить к человеку так часто, надоедать ему и поедать его сладкие припасы. Конечно, он мне сказал, чтобы я приходила к нему, когда захочу, и все-таки, все-таки… Ох! Ну и зануда же я! Я крутилась по комнате, не зная, на что решиться. Решила не ходить, но это меня так сильно расстроило, что я, как малый ребенок, надулась сама на себя. Вдруг в дверь постучали, во мне разом все всколыхнулось: Володя! Радость была столь сильна, что даже испугала меня. Дверь я открывала трясущимися руками, стоя на подгибающихся ногах. Но, увы! За дверью стояла всего лишь Лариса, причем одна.

Я удивилась: какая такая надобность могла ее привести ко мне? С непроницаемым лицом, молча, она прошла в комнату и встала возле двери. Даже не поздоровалась, мелькнула у меня мысль. Лицо Ларисы стало как-то странно и судорожно подергиваться, совсем перекосилось, и она вдруг заплакала, к моему ужасу. Пока я суматошно придумывала, что бы мне ей такое сказать, чтоб хоть немного привести в чувство, она заговорила сама. Слезы безостановочно катились по ее лицу, крупные, как горох, но голос при этом звучал как-то ненатурально, манерно, и это еще больше подчеркивало всю нелепость сцены.

— Зачем, ну зачем ты приехала? Зачем лезешь в нашу жизнь? Я уже так давно люблю его, собираюсь за него замуж, девчонка к нему привязалась, да и он в ней души не чает. А тут ты! Все нам портишь, можно подумать, тебя здесь ждал кто! Что тебе, больше делать нечего, кроме как жизнь людям поганить? Не ходи к нему больше, не мути зря воду, найди себе другое развлечение!

Лариса буквально захлебывалась слезами. Я молча смотрела на ее перекошенное, злое лицо, с легкими разводами туши и карандаша под глазами. Сначала я была слишком ошеломлена ее вторжением ко мне, потом ее слова о Ксюше разбередили мою совесть, и я почувствовала себя виноватой. Но когда она бросила упрек, что Володя для меня всего лишь развлечение, то я страшно возмутилась и спросила ее с некоторой иронией:

— А тебя он любит?

Горькие слезы, только что сыпавшиеся по щекам, как-то сразу высохли, лицо Ларисы стало злым и надменным.

— А что?! Сомневаешься? Ты, дорогуша, раскрой глазки-то пошире да посмотри на меня как следует. У любого мужика слюнки потекут! И мне, кстати, двадцать пять, не то что некоторым. Ты-то небось и не помнишь, когда тебе столько было. Пусть не болит твоя голова обо мне, он меня любит. А если и не понял этого, то поймет, как только ты перестанешь к нему шляться. Забудь смотреть в его сторону, мой он! Поняла? Смотри, я тебя предупредила! Ну, чего молчишь?

Я только пожала плечами, поскольку и в самом деле не знала, что ей на это сказать. У меня было только одно-единственное желание, чтобы она ушла, и как можно скорее. Наверное, это как-то выразилось на моем лице, потому что Лариса едко усмехнулась:

— Сейчас уйду! Не волнуйся, не задержусь, мне и самой у тебя не сахар. Но сначала поклянись, что не пойдешь к нему больше никогда.

Терпеть не могу клясться. Но ее присутствие в доме, ее злобный взгляд и усмешка были крайне неприятны и с каждой секундой становились все более нестерпимыми для меня. И у меня возникло и стало крепнуть малодушное желание покончить со всей этой мелодраматической историей разом, все равно мне скоро уезжать отсюда. Я уже почти открыла рот, чтобы выдавить из себя требуемое и столь нежелательное мне обещание, но вдруг, совершенно неожиданно, я услышала, как где-то высоко-высоко зазвенели хрустальные колокольчики, и что-то мгновенно мелькнуло у меня перед глазами, чуть ли не большой белый мотылек. Я поперхнулась, закрыла рот, посмотрела на Ларису, все еще ждущую моих обещаний, подошла, молча отодвинула ее и распахнула дверь на улицу. Клубы морозного воздуха ворвались в дом. Ларису передернуло.

— Ну, как знаешь, пеняй потом на себя! Она с такой силой хлопнула дверью за собой, что стекла еще долго дребезжали, хорошо, хоть не вылетели. Только что произошедшая сцена была достаточно банальной и короткой, но столь неприятной, что я еще некоторое время не могла успокоиться, поэтому решила пройтись немного по улице. Так сказать, моцион для успокоения нервов. Пошла сначала в одну сторону, потом в другую, дошла до уже закрытого магазина и повернула обратно. Теперь, когда неприятное впечатление немного сгладилось, я думала о том, что не визит взбалмошной и дурно воспитанной Ларисы продолжал меня будоражить, чего-то подобного от нее вполне можно было ожидать. Но вот колокольчики! Хрустальные колокольчики моего давнего сна. Ведь это было самое настоящее чудо! Я опять их слышала, но уже не во сне, а наяву, нет никаких сомнений в этом, а еще говорят, что сны — пустые фантазии. В задумчивости я прошла мимо дома Володи, у него нигде не горел свет. Неужели он так рано лег спать? Или, может быть, ушел куда-нибудь? Но куда он мог уйти, неужели к Ларисе? Но прежде чем успела как следует ощутить горечь такого предположения, я увидела сам предмет моих надежд и сомнений. Он шел ко мне своим стремительным, скользящим шагом, и шел явно от моего дома. От неожиданности я остановилась, мы поздоровались и отчего-то оба немного замялись. Потом он взял меня под руку и повел к себе, помог раздеться, стал, как и всегда, хлопотать с чаем. Я сидела на стуле, молчала, но мне было хорошо и спокойно, словно я обрела наконец свою пристань, после многих лет непогоды и штормов. Володя все поставил на стол, разлил чай и сел, но не напротив меня, как садился обычно, а рядом. Я выпила чай, на этот раз даже не различив его вкуса, а Володя к своей пиале и вовсе не притронулся. Взял мою руку, стал перебирать пальцы, потом поцеловал их все по очереди, я сидела как зачарованная.

— Я беспокоился, — сказал он немного приглушенным голосом.

Я подняла на него вопросительный взгляд.

— Я случайно видел, как Лариса мелькнула возле твоего дома, но не понял, заходила она к тебе или нет?

— Володя, ты перед ней хоть в чем-нибудь виноват?

Володя пристально посмотрел на меня и ответил не сразу, минуты две, показавшиеся мне вечностью, он размышлял.

— Мне кажется, я понял, о чем именно ты спрашиваешь. «Мы в ответе за тех, кого приручили». Ты об этом? Нет, не думаю, я уверен в том, что ни в чем перед ней не виноват. Ни словом, ни жестом я никогда не давал ей повода надеяться на какие-либо отношения между нами, кроме соседских, конечно. Меня мало заботит, если она забивает себе голову беспочвенными фантазиями, это ее трудности, и она уже взрослая. Но я не хочу, чтобы она хоть чем-нибудь обидела тебя. Так что беспокоился я о тебе.