Сирил Паркинсон - Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера

• Название: Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера
• Автор: Сирил Паркинсон
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013

Паркинсон опубликовал в 1970 году имевшую шумный успех историческую мистификацию под названием «Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра» (англ. The Life and Times of Horatio Hornblower), где дал настолько точное описание жизни вымышленного адмирала королевского флота Горацио Хорнблоуэра, якобы служившего в эпоху Горацио Нельсона, что поставил в тупик опытных архивариусов из Национального морского музея.

---

3. Лейтенант

«Слава» была типичным 74-пушечным кораблем, с тем только, что почти новым, поскольку ее строительство было закончено на Темзе в 1798 году. Это была копия французского приза «Импету», с водоизмещением 1888 тонн. С постоянным экипажем из 590 человек, корабль нес тридцать 32-фунтовок на батарейной палубе, столько же 18-фунтовок на верхней палубе и дюжину 32-фунтовых карронад на баке и шканцах. Это был хороший корабль своего класса, более обширный многих своих собратий и капитан Дэвид Сойер гордился, что именно ему поручено командовать «Славой». Бывший шкипер с угольщика, которому в то время было около 47 лет, начал службу в военном флоте в качестве штурмана. Он отличился в битве у острова Уэссан в 1778 году и сэр Чарльз Гарди произвел его в лейтенанты. Прежде чем война закончилась, он уже стал капитаном, однако оставался на берегу без должности, на половинном окладе до самого 1793 года, когда ему было доверено командование фрегатом «Орфей» (32 пушки). К несчастью, все остальные офицеры «Орфея» были выше его по происхождению. Заместитель командира был племянником баронета, второй лейтенант — шотландским пэром, а третий — младшим сыном адмирала (на пенсии). Даже некоторые мичмана были людьми вполне обеспеченными, а самый младший из них был внуком епископа. Возможно, подобный подбор кадров был неслучаен, и их Лордовские Светлости полагали, что эти молодые офицеры должны учиться морскому делу у настоящего моряка старой школы.

Если план был именно таков, то он не удался, поскольку Сойер чувствовал себя абсолютно чужим в офицерской кают-компании. Между ним и его офицерами установились худшие из возможных взаимоотношений, кульминацией которых стали нерешительные действия «Орфея» при встрече с французским фрегатом «Энтрепренант» (36 пушек).

В наши цели не входит выяснение причин, по которым французскому фрегату удалось спастись. Корабли вступили в бой на достаточно большой дистанции, а их орудийный огонь, по всей видимости, был не особо эффективен. После возвращения «Орфея» в Фальмут, лейтенанты, все как один, обвинили Сойера в трусости, а он, в свою очередь, обвинил своих офицеров в пренебрежении служебными обязанностями. Трибунала не было, но главнокомандующий, по совету сэра Джона Боласа Уоррена, разделил враждующие стороны и позаботился о Сойере, назначив его командиром «Славы». Это было повышением, однако в результате Сойер оказался под непосредственным надзором адмирала. Происхождение офицеров «Славы» было более скромным: Бакленд (первый лейтенант), Робертс (второй), Хаггинс (третий), Смит (четвертый) и, наконец, в завершение этого списка, прибыл Хорнблауэр (пятый). Среди них не было аристократов, а Смит когда-то служил на судне Вест-Индской компании. Таким образом, Сойеру давался еще один шанс, о чем он, должно быть, был предупрежден, а его успех на «Славе» должен был заставить людей забыть про неудачу «Орфея». Никто не сомневался, в том, что он был хорошим моряком-практиком, хорошо проявившим себя в сражении у Уэссана. Ему оставалось только показать, что он всегда был и остается прирожденным лидером среди своих подчиненных.

Сойеру не представлялся случай проявить свои лидерские качества, но в то же время он предпринимал попытки поступать обдуманно, но решительно, быть строгим, но справедливым. Он приветствовал Хорнблауэра на борту и задал лейтенанту несколько вопросов о его предыдущей службе, рассказал о своих намерениях превратить «Славу» в самый боевой корабль во флоте, выразил свою бесконечную преданность по отношению к лорду Бридпорту, под флагом которого имел счастье служить. Капитан напомнил Хорнблауэру, что тому предстояло еще многому научиться, что служба на фрегате и на линейном корабле — далеко не одно и то же. Он говорил (несколько многовато) о важности преданности, рассказал Хорнблауэру о его обязанностях как младшего из лейтенантов и сигнального офицера, о том, что дополнительно он будет отвечать за состояние стрелкового оружия на корабле и проводить регулярные учения с экипажем по стрельбе из мушкетов. Наконец, капитан надеялся, что «Слава» будет счастливым кораблем, а все моряки будут преданными.

Отпущенный из капитанской каюты, Хорнблауэр представился в кают-компании офицерам. Все они были чем-то похожи друг на друга: среднего возраста, опытные и достойные. Хорнблауэр был младшим — и по чину и по возрасту и вскоре понял, что действительно еще должен многому научиться, особенно, что касалось сигналов и парусных эволюций в составе флота. Идя в строю, линейный корабль всегда был объектом критического внимания — не только с флагмана, но и с других кораблей. Заработанная благодаря этому плохая репутация могла привести к тому, что капитан лишился бы командования и оказался на берегу, а все его надежды на продвижение по службе были бы разрушены.

Первая важная задача, поставленная перед Хорнблауэром, не имела ничего общего с флотскими эволюциями. На французском призе «Эсперанс» был схвачен Барри Маккул, лидер ирландского восстания 1797 года, которому удалось бежать из Ирландии, завербовавшись на флот. Он служил на «Славе», но был настолько ловок, что дезертировал с корабля и бежал на побережье Франции. В момент попадания в плен он был одет в мундир французского пехотного офицера, тем не менее обращались с ним, как с дезертиром. После доставки в Англию, он должен был предстать перед судом за предательство, однако адмирал принял решение судить его трибуналом за дезертирство. Хорнблауэр был назначен ответственным за пленника, запертого в корабельном трюме «Славы», и получил указание проследить, чтобы тому не удалось избежать наказания, совершив самоубийство. Ему пришлось также организовать приведение в исполнение смертного приговора, который был вынесен судом после пятнадцатиминутного заседания, и при этом обеспечить, чтобы приговоренный перед повешением не выступил с речью, так как команда «Славы» в значительной своей части состояла из ирландцев, к которым Маккул мог бы воззвать. Это было неприятное задание, какое обычно и поручают младшим офицерам, но Хорнблауэр выполнил все приказы абсолютно точно. Маккул помог ему тем, что пообещал молчать во время казни, если Хорнблауэр перешлет последнее письмо и морской сундучок его жене (которая теперь должна была стать вдовой) в Дублин. Когда Хорнблауэр узнал, что Маккул не был женат, он выбросил сундучок за борт, а вместе с ней — спрятанный в его тяжелой крышке — список имен единомышленников Маккула из ирландского подполья. Это было странным решением для амбициозного офицера, но Хорнблауэр уже знал кое-что про Ирландию и считал, что палачи уже достаточно поработали в этой стране.

Едва только Маккул был казнен, Флот Канала вернулся к блокаде Бреста, которая была временно прервана из-за сильных западных штормов. Трудно себе представить более монотонную работу, а единственной надеждой на ее облегчение было приближение весны и теплой погоды. К заслугам лорда Бридпорта следует отнести то, что блокаду Бреста он осуществлял более качественно, чем кто-либо из его предшественников. Он всегда выходил за остров Уэссан, а часто доводил флот и до самой Черной Скалы. Причем его флагманский корабль «Король Георг» обходил ее даже со стороны берега. Несмотря на это, Бридпорту не удалось перехватить французскую экспедицию в залив Бантри в 1796–1797 годах и этот случай ему потом не раз припоминали. В описываемое же время (1799–1800) в возрасте семидесяти двух лет, он уже был слишком стар, чтобы нести службу так, как от него ожидали. Капитаном флота у Бридпорта (или начальником штаба, как бы эту должность называли сегодня) был капитан сэр Эндрю Макфарлейн, способный, педантичный и… не пользующийся популярностью. Сэр Эндрю, подобно Бридпорту, верил в плотную блокаду по многим основаниям, одним из которых было то, что французский флот будет лишен возможности проводить учения. Французы начали войну с того, что убрали с флота всех старших офицеров — как аристократов и политически неблагонадежных. Они были заменены своими же подчиненными, получившими нежданное повышение, и «добрыми республиканцами» с торгового флота. Считалось, что революционный дух сможет заменить недостаток опыта, однако битва Достославного Первого Июня опровергла эту теорию. Французский флот был еще силен численно, но плотно заперт в портах. В английском же флоте всегда существовало мнение, что после ввода в строй корабль, для того чтобы стать полноценной боевой единицей, должен провести в море около трех месяцев. Все это время команда должна была тренироваться в обслуживании парусов, стрельбах из пушек и ручного оружия. В течение этого трехмесячного периода участие корабля в сражениях считалось нежелательным. А одним из результатов плотной блокады была уверенность, что французы, выйдя в море, будут вынуждены вступить в бой уже через три часа. Обычно это означало позорное и катастрофическое поражение.