В. Бирюк - Волчата

• Название: Волчата
• Автор: В. Бирюк
• Жанр: Фэнтези

Продолжение приключений «Лютого зверя» — боярского сына ивана акимовича… Нашего современника

---

Треск веток в огне меня отвлёк, и я как-то пропустил момент, когда скулёж, вперемежку с ругательствами перешёл в хрип. Как-то… мой раб неправильно звучит. Малыш доигрался — замотал ремень на шее и теперь само-удавливался. За вчерашний день я сам раза два-три задыхался до цветных пятен в глазах. «Как аукнется — так и откликнется».

Но вот же, гумнонист хренов! Лично мне, лично вот эта особь — кислород не перекрывала. Я, конечно, понимаю: они все такие, и этот вырастет — станет типичным представителем, «степным хищником». Вполне по Ключевскому.

Сволота поганая. Серый конный таракан. Давить таких прямо в… в яйцекладах. Но… дерьмократия с либерастией! Блин! Душу свербит! Надо от этого… «национально чуждого» — срочно избавляться! Выкорчёвывать из себя эту хрень нахрен… как Чехов — раба выдавливал, по капле. Но… не прямо же сейчас!

Пришлось отматывать сопляка, отвязывать от санок, тащить к костру. Багровость постепенно ушла с его лица. Он уже смог держать миску связанными руками. Всхлипывая, прихлёбывал горячий хвойный отвар.

— Ты, ханыч, хлебай шибче. Дёсны крепче будут, зубы целее. За зубастых ханычей на рынке больше серебра дают.

— Я… Я не ханыч.

— Не понял. Ты же говорил: мой отец, хан Боняк… Или — соврал?

Не поднимая глаз от миски, малыш прояснил ситуацию:

— Мой отец — хан Боняк Бонякович. А мать — рабыня из русских. Я — не ханыч, я — челядинец. Рабёныш. Выкупа за меня не дадут. Урождённых рабов не выкупают.

Потом, поставив миску на землю, всё так же, не поднимая глаз, попросил:

— Ты меня зарежь. Пожалуйста. А то я волков боюсь.

Чего-то я… не догоняю. Как-то он… кучу промежуточных этапов своих логических умопостроений опускает и даёт сразу конечные выводы. Типа: «зарежь, пожалуйста». А я, очевидных для тебя, мой возможный мини-предок, мыслей не хаваю. Как же тяжело с этими аборигенами! У них все эти цепочки выводов просто от рождения накатаны, а мне приходиться каждый раз своей молотилкой — по шагам, как ползком на брюхе…

Цепочка понятная: Алу — не ханыч. Значит — выкупа не будет. Значит — он мне не интересен. Значит — я его тут брошу. Потом придут волки и порвут его живьём. Перерезать горло малышу — явить милосердие. Время потратить, возится, пачкаться… Логично.

Милосердие, благотворительность, соболезнования… — не мой конёк. У меня — стяжательство, корыстолюбие, жадность и скупость. Моя частная собственность — священна. Как гласит русская народная мудрость, адаптированная к конкретной персоналии: «что к Ваньке попало, то с воза упало». Короче — жаба. Чтобы я свою собственную скотинку прирезал и даже шкурку не снял…! Не, детка, не дождёшься!

Поднял малыша, навьючил — санки пришлось здесь бросить — ремень на руку, потащились.

Снова дежавю — я так Марьяшку по Деснянским болотам на верёвке тащил. Снова какой-то гребень холма — наверху снега меньше, идти легче. Густые молодые сосны — хорошо, что санки бросили — не протащились бы. Но есть разница: Алу разговаривает. Я его расшевелил, теперь он про свой кочевой образ жизни рассказывает, про юрты, табуны, отары… И про своего отца, хана Боняка. Боняк Бонякович из царского рода Токс.

Интересный, похоже, мужик. Малыш его просто боготворит. Хорошо, когда в тебя так верят. Хорошо, когда есть в кого так верить. Если в степи сыновей ханов в такой любви к родителям воспитывают — степняков хрен одолеешь. Победы — не результат силы победителя, это — следствие слабости побеждённого. А главная причина слабости — раскол. Внутренние дрязги, ссоры. На «Святой Руси» говорят: «ковать крамолу на брата».

Пусть мальчик рассказывает — я слышу его дыхание. А сам соображаю — куда идти. Идти надо. И — быстро. «Из окружения надо выходить сразу или не выходить вообще». Слева у меня Снов. Как далеко прошли вверх по реке кыпчаки — неизвестно. Алу говорит — их послали грабить к Седятину. Насколько это правда? Его собственный отряд стоял выше городка. После похищения они могли подняться дальше.

Справа у меня Десна. До какого уровня половцы дошли по ней? До устья Сейма, где мы три дня назад с гриднями-заградителями разговаривали да панические слухи беженцев слушали? Очень может быть.

Солнце встаёт на востоке. Зимой — на юго-востоке. Вот оно встаёт. За вершинами заснеженных деревьев. Но его — не видно. Над лесом стоит морозный туман. Всё — заиндевевшее. Но не искрится под лучами солнца, а тихо сереет-серебрится. А мы идём поперёк. Поперёк солнцу. На северо-восток по водоразделу. Где-то впереди должна быть речка с тряпичным названием. Типа: Рванец. Ивашко как-то вспоминал. Вот по ней и надо будет уходить к востоку, к Новгород-Северскому. Факеншит! Почему на реках не ставят указателей?! Как я узнаю, что это именно то, что мне нужно?!

Рано волноваться начинаешь, Ванька. Дойди сперва хоть до какой-нибудь речки. Мальчишка-то уже спёкся. Молчит и пыхтит. Отстаёт. Всё чаще ремень приходиться натягивать. А что ты хотел от степняка на пешей прогулке? На роль «ходячих консервов» из нашего уголовно-лагерного фолька он не годиться. Может всё-таки его… того? Шашечкой по горлу? Меня-то и самого… несколько пошатывает и спотыкает. Оп-па! Блин! Снег в лощине между холмами оказался глубже, чем я думал. Вот выберемся и сделаем привал. Надо… обсохнуть. Где этот… недо-таракан застрял?

Мы бодались с этими… соснами, с этими… ёлками, с этими… сугробами — весь день. Дважды я разводил костёр — пили горячее. Отдыхали, снова поднимались. Но малыш быстро скисал. Когда начались сумерки — стало совсем плохо: садиться в снег и плачет. Не кричит, не ревёт — просто скулит тихонько, и слёзы текут. Народные мудрости типа: «Больше плачешь — меньше писаешь» или там: «поплачь, дитятко — водичка завсегда дырочку найдёт» — уже не помогали.

Вместе с санками я бросил и часть барахла. Меховое одеяло, например. Не рассчитал — ночевать в лесу будет… зябко. Может, и до смерти… озябнем.

Надо идти. У меня нет нормальной усталости — беломышесть торжествует. Но тащить мальчишку на себе — силы у меня такой тоже нет.

Надо бросать его. А то — оба сдохнем. Значит — перерезать ему горло. Или придушить? Или лучше — шашечкой уколом в сердце? А как правильнее колоть: в грудь или в спину? Твою Господи Пресвятую богоматерь! Как наиболее безболезненно убить ребёнка?! Это что, вопрос из обязательного курса молодого попаданца?! Вот за этим сюда и вляпываются?!

Уже в темноте разложил очередной костерок. Замазанный, закопчённый котелок со снегом. Остатки хлеба и мяса. Пока шли — жевали. Правильно пережёвывая пищу, вы не только помогаете обществу, но и отгоняете сонливость.

Всё-таки, и моя беломышесть не безгранична. Не в смысле — мышц, а в смысле — мозгов. Слишком много чересчур… ярких впечатлений за последние три дня. Устал и отупел. И с глазами что-то… чуть подваивается… на краях… мелькает что-то.

Я, видимо, задремал. Выключился с открытыми глазами. Потому что я их не открывал — просто вдруг увидел. За догорающим костерком стоит зверь. Князь-волк. В серебряной шкуре. Вокруг — темно. Тёмные стволы деревьев в стороне, снег. На земле, на деревьях. И эта туша напротив. Вся — в холодной гамме. Серое серебро. Как огромный сугроб странной формы. И два ярких оранжевых глаза. Если бы не глаза — я бы и не понял. Но они… совсем не такие, как всё вокруг. Горячие. Будто — дырки из другого мира.

Я шевельнулся, под боком завозился Алу. Рук я ему не развязывал — хрен знает, что ребёнку в голову придёт в такой ситуации. Но толку от моей предосторожности… Если он ко мне в подмышку во сне забрался. И шашечку выдернуть сможет, и ножик мой засапожный… Конвоир из меня…

Но Алу поморгал и уставился на волка. И молча стал забираться мне за спину.

— Э-э-э… ё-ё-ё… и-и-и…

— Не ной. Волков не видал?

Малыш стучит зубами и трясёт головой. Типа: не, не видал. И правда — князь-волка мало кто видел.

— Х-хан-к-курт.

«Хан-волк»? Значит, слышал.

А волчара стоит напротив и нас разглядывает. Голову к плечу наклонил. Наблюдатель. Понаблюдает — и скушает. Чтобы сравнить свои визуальные впечатления с таковыми же, но — гастрономическими.

А смерть — это страшно. Когда на тебя серебряный плотоядный сугроб янтарными огнями смотрит.

— О-он н-нас с-съест.

Блин! Очередной «колумб» стучит зубами над ухом со своей «америкой»! Сам знаю. Конец зимы — скверное время. Волки голодны. А когда кушать хочется — даже хомосапиенсы ведут себя… странно. Дипломатические переговоры с голодным хищником… — возможны. Для тех, кого не будут выковыривать из зубов.

У нас оставалось немного конины и хлеба. Дать зверю чуток мороженого мяса, когда перед ним два молоденьких горяченьких шматка на ножках…?

Я осторожно, без резких движений, вытащил из торбы оставшуюся горбушку. Чем богаты… Кинуть ему через костёр? Как-то… невежливо. Начал осторожно подниматься…