Натан Щаранский - Не убоюсь зла

• Название: Не убоюсь зла
• Автор: Натан Щаранский
• Жанр: Русская классическая проза

---

Оторопевший Илюхин переводил взгляд с меня на следователя и об-ратно: он ничего не понимал. Солонченко же -- о, это было зрелище! -- побледнел, по-настоящему испугался. После долгой паузы первым по-дал голос прокурор:

-- Александр Самойлович, вы знаете, о чем идет речь?

-- Да видите ли... -- робко начал Солонченко, но сразу же перешел на агрессивный тон: -- Анатолий Борисович имел наглость (впервые он по-зволил себе такую грубость -- видимо, сказалось волнение) утверждать: дескать, я сообщил ему о том, что Тот -- на свободе. Это, естественно, ложь. Откуда этот факт ему известен, я представления не имею. А что касается вашего соседа по камере, -- обратился он ко мне, -- так я даже не знаю, кто он.

-- Знаете или нет, меня не интересует. Я требую прекратить натрав-ливать его на меня в поисках стрелочника, ответственного за ваши ляпы.

Тут в разговор вступил Илюхин. Говорил он, как и полагается про-курору по надзору, строгим голосом, в упор глядя на Солонченко:

-- Вопросами изоляции заключенных занимается тюрьма, а не след-ственные органы. Если у следствия есть какие-то подозрения, оно может обратиться к руководству тюрьмы.

-- Но именно так мы и поступили, когда Володин направил Петрен-ко письмо по этому вопросу, -- быстро ответил тот. -- А больше я ни о чем не знаю!

Так я узнал о письме, которое увидел полгода спустя при ознакомле-нии с делом, -- в нем Володин требовал от Петренко пресечь мою связь с волей. Какие еще мне нужны были доказательства, что ситуация за тюремными стенами развивается совсем не так, как хотел бы КГБ! Друзья мои держатся стойко, никто не арестован, не покаялся, ино-странцы не высланы. Период следствия, который, по замыслу охранки, должен был стать самым тяжелым для меня, оказался одним из самых интересных в моей жизни.

Возвращаясь в камеру, я испытывал легкую грусть: мне было ясно, что игра скорее всего закончена и наступают будни. Но оказалось, что и в следственных буднях есть немало любопытного.

14. СЛЕДСТВИЕ ПОДХОДИТ К КОНЦУ

Как я и ожидал, в конце ноября мне предъявили первый из мате-риалов, "найденных" дворником Захаровым во дворе дома, где жил Роберт Тот. Сделали они это без прежней торжественности, без на-меков на массовые аресты и не менее массовые покаяния -- все было буднично и просто. После признания Солонченко в том, что Тот на сво-боде, энтузиазма у них на время поубавилось. Следователь сказал лишь:

-- Ознакомьтесь. Даже Тот понимал, что ваша деятельность неза-конна, а вы этого никак признать не хотите.

"Материал" представлял собой довольно длинную ленту телекса -- чистовой и черновой варианты статьи Боба о моем аресте, -- а также ее перевод на русский. С волнением читал я о том, что происходило в доме Слепака, когда я уже был в Лефортово: как Дина бегала звонить в КГБ -- узнавать, там ли я; как переживала Маша, что я забыл свои теплые вещи; как Александр Яковлевич успокаивал всех, убеждая подождать с заявлением для печати до завтра... И хотя с того дня прошло почти пол-года, я вновь ощутил себя в обществе друзей, мне захотелось крикнуть им: не бойтесь, я держусь!

После текста статьи на ленте была примерно такая приписка: "Ник! Кажется, мы попали в переплет. "Известия" обвинили группу еврейских активистов в сборе секретной информации о местах работы отказников. Статью на эту тему я послал в газету в ноябре. Тогда Щаранский от-крыто помог мне. Один журналист сказал, что я был глупцом, написав ее, хотя и согласился, что в ней нет ничего криминального. За несколько дней до ареста Щаранский сообщил мне, что по полученным им сведе-ниям КГБ будто бы располагает записью какого-то разговора, состояв-шегося между нами; он полагает, что это -- провокация. Привет. 15-03-77-22-00".

Прочтя несколько раз это сообщение Боба своему редактору, я поду-мал: "Что ж, Боб, если ты и был глупцом, то не тогда, когда писал тот материал, а когда писал эту сопроводиловку. Ну почему бы не сказать то же самое в тексте самой статьи о моем аресте? Я помогал тебе не та-ясь, так и писать об этом надо открыто, чтобы КГБ не имел повода ут-верждать, что у нас есть секреты! И почему бы не отметить, что я со-трудничал с тобой, будучи абсолютно уверенным: ничего запрещенного для обнародования в информации об отказниках нет?"

В переводе текста были, естественно, неточности и забавные ляпы. Смешнее всего они истолковали слово "Regards" и следующие за ним цифры в конце приписки. Это слово, которое переводится как "привет", может означать и "относится к..." Естественно, что цифры 15-03-77-22-00 в КГБ интерпретировали как номер дела, к которому относится сооб-щение Тога. По-моему, вовсе не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять смысл этих цифр: дата и время отправки телекса. Следствие же, конечно, во всем искало криминал.

Илюхин сказал мне:

-- Вот видите, на вас ЦРУ уже целое дело завело, с десятизначной цифрой.

Я усмехнулся, но спорить не стал: игра была закончена, роль моя сыграна, режиссура принесла свои плоды, и теперь можно было отдох-нуть, наблюдая за ними из партера.

Декабрь семьдесят седьмого и январь семьдесят восьмого года следо-ватели посвятили, в основном, "разоблачению клеветнического харак-тера документов", под которыми стояла моя подпись, -- таковых было около ста. В них упоминались имена узников Сиона, многих отказников, говорилось о борьбе властей с еврейской культурой и языком иврит. Кроме того, в деле фигурировало два десятка материалов Хельсинкской группы, где речь шла о других нарушениях прав человека в СССР. Поз-днее, готовясь к суду и читая материалы дела, я узнал, что еще в начале следствия КГБ разослал во все концы страны -- в ОВИРы, суды, психбольницы, разные государственные и общественные организации, на-чальству тюрем и лагерей -- запросы с примерно таким текстом: 'В следственном отделе КГБ СССР рассматривается дело изменника Роди-ны А.Щаранского, который в течение длительного времени оказывал помощь иностранным государствам в проведении враждебной деятель-ности против СССР, готовил и распространял за рубежом клеветниче-ские документы, грубо искажал советскую действительность. В них, в частности, упоминается гражданин N, которому якобы необоснованно отказано в выезде из СССР (или: который якобы необоснованно осуж-ден, помещен в психиатрическую больницу -- и тому подобное). Про-сим сообщить подлинные факты".

В некоторых случаях добавлялось: "Просим проверить, упоминаются ли в деле гражданина N Щаранский и его сообщники: американские шпионы Прессел, Френдли, Тот, Оснос, Крымски, а также Лунц, Лернер, Бейлина, Рубин, Нудель, Слепак..."

Когда я читал все это в мае семьдесят восьмого года, то спросил Илюхина: законно ли то, что еще до суда меня называют изменником? Он откровенно ответил:

-- Да, пожалуй, с юридической точки зрения допущена неточность, но вы ведь понимаете, что на конечный результат повлияет не термино-логия...

Он был прав: результат был известен заранее. Суды присылали вы-писки из уголовных дел, ОВИРы -- из выездных, психбольницы -- ко-пии эпикризов... Сейчас мне Солонченко подолгу, часами, торжествен-но зачитывал все эти материалы, каждый раз в конце добавляя:

-- Как видите, и здесь вы клеветали.

По поводу, к примеру, необоснованных отказов, которые мы пере-числяли в наших обзорах "Выезд евреев из СССР и эмиграционная политика Советского Союза", ОВИРы отвечали стандартно: "В выезде вре-менно отказано, так как это противоречит интересам государства" или "... так как нет факта воссоединения семьи". Интересно, что последний аргумент был приведен по поводу Иды Нудель и в доказательство мос-ковский ОВИР прислал ее анкету от семьдесят первого или семьдесят второго года.

-- Но ведь с тех пор в Израиль уехала ее сестра с семьей, единствен-ная близкая родственница, и Нудель после этого уже несколько раз пе-реподавала! -- возразил я.

-- Мы доверяем официальным документам, а не вашим голословным утверждениям, -- заявили Солонченко и Илюхин.

Вскоре выяснилось, что и у меня нет родственников в Израиле.

-- А как же моя жена, о моем скорейшем воссоединении с которой так трогательно пеклось следствие в первые месяцы допросов?

-- Что еще за жена?! -- возопили оба в один голос и дальше продол-жали уже по очереди.

-- Нет у вас никакой жены! -- воскликнул Илюхин.

-- До вашей так называемой жены мы еще дойдем. Кем бы она себя ни объявляла, даже вызов выслать вам не захотела! -- добавил Солон-ченко.

В том, что КГБ со временем сменит в отношении Авитали милость на гнев, я не сомневался и был даже рад, услышав такую резкую и злобную реакцию: видно, Наташа крепко их допекла! Но что значит -- не посла-ла вызова? В конце семьдесят четвертого года я получил его, собрал все необходимые документы -- вместо старых, поданных еще до встречи с ней, -- и отослал их в ОВИР, а вскоре мне пришло уведомление о том, что они получены! Потом последовал отказ, и не один, -- так где же все эти бумаги?

-- Раз их в деле нет, значит, и не было! -- философски резюмировал следователь.