Саймон Моуэр - Евангелие от Иуды

• Название: Евангелие от Иуды
• Автор: Саймон Моуэр
• Издательство: Книжковий Клуб «Клуб Сімейного Дозвілля»
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-0-316-97374-8

Неподалеку от Иерусалима во время археологических раскопок обнаружен бесценный свиток — «Евангелие от Иуды». Расшифровка текста поручена католическому священнику Лео Ньюману. Лео переживает кризис веры в Бога. Он понимает: если свиток будет признан аутентичным, это пошатнет основы христианства и скажется на судьбах миллионов верующих… Священник задается вопросом: что важнее — спокойствие незнания или Истина?

Действие романа то забегает вперед, повествуя о жизни Лео после своеобразного воскрешения, то возвращается в фашистский Рим 1943 года. Линии повествования сплетаются в единую историю о жизни и смерти, долге и страсти, любви и предательстве.

---

Не поднимая головы и не прекращая ритмичного массажа, Франческо смотрит на дверь.

Почувствовал ли он ее присутствие? Что он видит? Чистую дверную доску. Чей-то голубой глаз в окаймлении «глазка», пустой и безучастный взгляд, сравнимый с объективом камеры. Но вот глаз исчезает — и диск возвращается на место с тихим, таинственным щелчком. Больше нет ничего. Ни звука, ни надежды.

На лестничной клетке Гретхен блюет прямо на пол. Ее муж стоит рядом, обняв ее изящную талию и отвернувшись, чтобы скрыть отвращение. По лестнице уже топает уборщик с ведром и шваброй. Но работы для него немного: фрау Хюбер уже несколько дней ничего не ела.

Вернувшись в машину, герр Хюбер приказывает водителю ехать обратно на Виллу, но Гретхен отрицательно качает головой. Она хочет поехать в церковь, церковь Санта Марии дель Анима. Она хочет помолиться там. Муж уступает ее просьбе и указывает путь водителю, пока они петляют по старому городу, среди велосипедов и прохожих, среди людей, ведущих свое происхождение с незапамятных великих времен — времен Бернини[133] и Борромини,[134] Возрождения и Контрреформации, когда эти люди обладали подлинным духом, который герр Хюбер не может понять до конца. «Обезьяны на развалинах», — говорит он об итальянцах, пока машина протискивается к площади Навона, где стоит высохший, заваленный фонтан. Полицейский машет им рукой. Автомобиль вползает на площадь, как баржа вползает в гавань по грязной воде. «Обезьяны на развалинах», — повторяет герр Хюбер, отдавая честь полицейскому в ответ на приветствие.

Машина останавливается у входа в церковь, расположенную на узкой улочке, что, по иронии судьбы, названа Vicolo dеlla Расе,[135] за зданиями гигантской площади.

— Я подожду здесь, — говорит герр Хюбер.

Его жена заходит внутрь, пересекает крошечный дворик, в котором отец-францисканец поливает цветы. Гретхен скрывается в полумраке церкви, где запах ладана навевает мысли о старине и сулит невиданное.

На хорах стоят на коленях несколько человек — в основном, юноши в военной форме. Блондины и шатены, в серой и черной форме, они все склоняются перед изысканным, в стиле барокко, алтарем. Каждый из них, несомненно, молится об одном и том же: Господи, позволь мне выжить. Но учитывая естественный ход событий, учитывая беспристрастную статистику, некоторые из них непременно будут разочарованы.

Фрау Хюбер неуверенно протискивается между задними скамьями. Она становится на колени и, как и юноши на хорах, начинает молиться. Но, в отличие от них, она молит о том, что никогда не позволит себе обрести, даже если Господь проявит к ней благосклонность. Она молит о прощении.

Магда — настоящее время

Магда — это привычка. По утрам я ловлю взглядом каждое ее движение: как она умывается, как она вытирается полотенцем, как она одевается (одевается она с равнодушным усердием спортсменки, готовящейся к соревнованиям), как она садится, чтобы пописать, а потом промокает между ног туалетной бумагой. Она не обращает на меня внимания, как будто тело является ее собственностью не более, чем улица за окном или вид на гигантский купол и россыпь крыш.

Мэделин была не такой. Когда кто-либо смотрел на нее, она была полноправной владелицей себя самое, как будто, глядя на нее, человек пополнял ряды посвященных «Ты ведь даже испытываешь облегчение оттого, что должен уехать, правда?» Ее последние слова в мой, да и в чей угодно, адрес. «А что будет, когда ты вернешься?» Типично ирландская веселость в вопросе: что бы ни случилось — ерунда. Я долгое время ломал голову над тем, мог ли я своим поведением заставить ее передумать, но сейчас меня это уже не тревожит. Я одолжил у Магды ее фатализм и спрятался за этой личиной.

В тесной ванной Магда стоит у зеркала, чуть подавшись вперед, и накладывает макияж. Косметике она уделяет так же много внимания, как и живописи; свое бледное лицо она расписывает, словно маску.

— Куда ты идешь?

Она лишь пожимает плечами.

— В гости.

— К кому?

— К друзьям.

— Эти друзья мужского пола?

Помада вычерчивает кровавую кривую. Магда поджимает губы.

— Возможно, женского.

Она собирает вещи: сумочку, папку с эскизами, — и уходит. Прощаясь, она не выказывает нежности: только вялая улыбка и неопределенный жест — не то пожимает плечами, не то машет рукой. Так люди, ездящие автостопом, прощаются с водителем, который подвез их в нужном направлении.

Сегодня я последовал за ней. Мотивы мои были — и остаются — туманными. Конечно же, ревность. Английское слово «jealousy» происходит от слова zçloô, что означает и ревность, и зависть, как в хорошем, так и в плохом смысле; божественная ревность и ревность смертных, начало и конец. Но мной двигало что-то еще: обладание, жажда обладать ею, как она обладает мной, жажда познать ее. Я чувствую, что, в отличие от Мэделин, Магда доступна познанию.

Я подождал, пока Магда выйдет из квартиры и спустится по лестнице. Затем встал и пошел следом, стараясь не попадаться ей на глаза, держать необходимую дистанцию Потом ускорил темп, пробежал мимо каморки портье и выскочил на улицу. Я видел, как ее угловатый силуэт лавирует между машинами и направляется в сторону реки. Магда движется подобно спортсменке, привыкшей к постоянной грации. Ничего общего с торопливостью Мэделин. Томность, расслабленность членов. Уверенность в себе. Возможно, Магда понимает, что ей нечего терять. Мужчины провожают ее взглядами.

На мостовой она останавливается, ждет автобуса. Деревья, растущие вдоль реки, прячут Лео-льва, выслеживающего свою добычу. Прибывший автобус набит до отказа. Магда забирается внутрь, на переднюю площадку, где обычно стоят люди с постоянными билетами; я тем временем проталкиваюсь через задние двери. Когда автобус трогается, я вижу — над головами и руками пассажиров — лишь ее тонкую кисть, вцепившуюся в поручень. Ее профиль. Она безучастно смотрит в окно, челюсти задумчиво перетирают жевательную резинку. Все это напоминает одну из ее картин — мешанину разрозненных элементов, коллаж. Фигура в толпе, не более чем контур в тисках посторонних тел.

Автобус переехал через реку и двинулся в гору, по ходу избавляясь от пассажиров. Толпа таяла. Я сел, повернувшись вполоборота, чтобы не терять из виду отражение Магды в оконном стекле: я хотел увидеть, когда она протянет руку и нажмет кнопку, требуя остановки. Магда вышла через переднюю дверь — вопреки всем правилам, спровоцировав волну возмущения среди пассажиров, пытавшихся войти через ту же дверь, — а я выскользнул сзади.

Мы оказались где-то в пригороде, на улице с обветшалыми многоквартирными домами, выставочным залом автомобильной компании и несколькими захудалыми магазинами. Я отошел от остановки на безопасное расстояние, после чего наконец отважился оглянуться. Магда по-прежнему стояла на остановке, прислонившись к невысокой стене, задумчиво жевала жвачку и смотрела, как мимо проносятся машины. Неопрятный юноша с заправки через дорогу, похоже, знал ее. Он что-то выкрикнул (я разобрал только слово fica), она посмотрела в его сторону и показала ему кулак правой руки. Этот жест можно было расценить как обычный отказ, но можно было — как оскорбление. Сквозь гул машин я расслышал его смех.

Минут через пять у бордюра остановилась машина — серебристо-серый БМВ. Магда приблизилась, склонилась кокну, перекинулась парой слов с мужчиной за рулем. Потом села внутрь, захлопнула дверцу. Машина тронулась и вскоре исчезла в потоке других машин.

Я ощущал ту самую выхолощенную, обескровленную беспомощность, которая сопровождала известие о гибели Мэделин. Куда уехала Магда? Что она делала этим унылым утром в предместье Рима, пока мимо меня бесцельно мельтешили авто, а в небе ревели самолеты? Десятки версий всплывали к поверхности моего разума, как пенка на бульоне.

Между близлежащими магазинами ютился бар — «Бар делло Спорт». Я сел за стойку, наблюдая за уличной суматохой сквозь окно и потягивая пиво. Народу внутри было много. Люди приходили туда, чтобы сыграть в лото, в лотерею, в настольный футбол или пинбол. Старики таращились на свое прошлое, а молодежь — бритоголовые парни с серьгами в ушах — обсуждала достоинства и недостатки двух городских футбольных команд, перемежая речь нецензурной бранью. Слова cazzo[136] и culo,[137] эти жизнерадостные латинизмы, казалось, оглашались на всю Италию. Компьютерная игра в углу рокотала и визжала, как будто там происходила настоящая гонка на мотоциклах. Я чувствовал себя изгоем, которого чистое любопытство привело на заморский берег, где он лишен каких-либо точек соприкосновения с местными жителями.

А потом — абсолютно неожиданно, — когда я смотрел в другую сторону и больше не обращал внимания на уличную суматоху, в бар вошла она.