Катарина Причард - Негасимое пламя

• Название: Негасимое пламя
• Автор: Катарина Причард
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1972

Последний роман австралийской писательницы-коммунистки Катарины Сусанны Причард (1884–1969) посвящён борьбе за мир, разоружение, против ядерной войны.

---

«Как она дурнеет, когда с нее сходит оживление» — подумал он.

Ну вот что, — сказала она, раздраженная его молчанием, — не считаешь ли ты нужным объяснить свое поведение?

— Нет, — отрезал он.

Услышав голос, каким он ответил ей, она осеклась. Голос был твердый и отчужденный.

— Не будь таким противным, Дэвид, — заспешила она. — Ты же должен понять, разве можно вот так взять и уйти… и сделать меня совсем несчастной.

Бросив в пепельницу сигарету, она припала к спинке кресла, сотрясаясь от рыдании. Пораженный, Дэвид кинулся к ней, опустился возле нее на колени, беспомощно бормоча:

— Не плачь! Ради бога, не плачь, Джан! Да и почему, черт возьми, ты плачешь?

Немного погодя, слегка успокоившись, Джан подняла на него полные слез глаза.

— Прошу прощения, — прерывисто дыша, сказала она, — Вот уж чего не собиралась, так это разнюниваться и лить слезы. Это все потому… потому что… о, не знаю, как тебе объяснить. Дай-ка мне выпить, и забудем о том, что произошло.

Она шмыгнула носом, высморкалась в тончайший носовой платок и осторожно вытерла размазавшуюся тушь. Дэвид подошел к бару, палил в стакан виски и, не разбавляя, подал ей. Потягивая виски, она сквозь слезы улыбнулась ему.

— Ну как, лучше? — спросил он.

Она кивнула. Он сел на подлокотник се кресла, и она прижалась к нему в припадке охватившего ее раскаяния. Он ласково гладил ее волосы, обеспокоенный приливом нежности, которая влекла его к ней.

— Ты такая прелесть, Дэвид, — вздохнула она. — Я была влюблена в тебя еще бог знает когда. Но «любовь ее была отвергнута жестоким…». Я поклялась тогда, что поквитаюсь с тобой. Но разве могла я предполагать, что это так заберет меня и что я… я буду так… так страдать оттого, что противна тебе.

— Откуда ты это взяла?

— А разве не так? — Она с отвращением сморщила пос. — Руди — скотина, а ты ведь совсем из другого теста. Погляди на свои руки!

Она взяла его руку и положила себе на колено.

— Какая прекрасная рука! Так и кажется, будто опа умеет думать. Длинные изящные пальцы, такие тонкие и сильные; а черные волоски на тыльной стороне руки — признак мужественности и страстности, каковыми качествами и подобает обладать настоящему мужчине.

— Не говоря уж о мозоли на пальце от чересчур усердного писания и о въевшихся в кожу чернилах.

Полная решимости разъяснить свою теорию определения характера человека но руке, она протянула ему свои руки.

— Ты когда-нибудь видел такие уродливые лапы? Короткие толстые пальцы, плоские ногти, омерзительная форма больших пальцев. Конечно, кожа нежная и белая, а ногти искусно покрыты розовым лаком. Но меня но проведешь, я прекрасно вижу алчную заурядную бабу, которой эти руки принадлежат, хотя изо всех сил пытаюсь не впасть от этого в отчаяние.

Дэвид склонился к ней и поцеловал одну из рук, которым был вынесен столь уничижительный приговор.

— Означает ли это, — спросила Джан, затаив дыхание, — что ты прощаешь пх и меня вместе с ними и принимаешь нас такими, какие мы есть?

— Ничего не могу с собой поделать! — сказал он, не отводя от нее нежного, чуть насмешливого взгляда, — К тому же я не верю ни одному слову из того, что ты о них, да и о себе, наговорила.

— И тем не менее это правда. — Джан передернула плечами, словно стремясь подавить в себе горечь. — Не заставляй меня обманывать тебя.

— Хорошо, не буду, — пообещал Дэвид.

Их примирение, капитуляция Дэвида, доверие, которое она выказала ему, — все это ознаменовало новый период в их отношениях. В их отношения легко и естественно вошли страстные любовные объятия, за которыми следовали долгие минуты блаженной опустошенности. Джан, к превеликому своему удовольствию, пробудила в нем всепоглощающее безумие страсти.

Внешне в повседневной их жизни ничто не изменилось, разве только Дэвид стал проводить больше времени у нее дома. Но где бы он ни находился — у нее ли в гостиной, в типографии ли, он был словно в каком-то трансе, обуреваемый мыслями о ее ласках, о ее роскошных, блестящих волосах. Заботясь о ней, он частенько покупал продукты и готовил ужин, чтобы, придя домой после напряженного рабочего дня и поисков рекламодателей, опа могла растянуться на диване и отдохнуть.

— Тебе вовсе ни к чему теперь так много работать, — возмущался Дэвид. — Тираж вырос, рекламные объявления я могу добывать но телефону, но телефону же могу и договариваться о размерах их и стоимости.

— С журналом и впрямь все обстоит прекрасно, — соглашалась Джан. — Он был довольно убог, пока ты не взял его в свои руки, дорогой. Ты привел в порядок и мою бухгалтерию. И все-таки для меня очень важно поддерживать личные контакты с некоторыми из моих друзей. Не забывай, за ними охотятся и другие женские журналы. Я не могу себе позволить потерять их.

Хотя она смотрела сквозь пальцы, как месяцами накапливаются счета, и никогда ни по одному не платила, пока ее не припирали к стенке, Джан была искренне убеждена в своих деловых способностях. Дэвид соглашался, что кое-какие способности у нее действительно есть. Как бы то ни было, она ухитрялась вполне успешно тянуть свой журнал, хотя и финансировала его бестолково, как бог на душу положит. И при этом могла быть прижимистой и даже беспринципной в своих деловых отношениях с людьми, не представлявшими для нее большого интереса.

В то же время она часто бывала исключительно добра и щедра по отношению к друзьям. Руди и все его приятели, художники, которым редко удавалось продать кому-нибудь свои картины, частенько пользовались ее дружеским расположением, как, впрочем, — Дэвид отдавал себе в этом отчет, — совсем недавно поступил и он сам. Он был безмерно благодарен Джан за то, что она помогла ему вновь обрести утраченное самоуважение. И теперь, когда душевное равновесие было восстановлено, когда между ними установилась интимная близость и условности более не разделяли их, ими овладело безоблачное счастье, несмотря на всю разницу их темпераментов и интересов. Дэвид был захвачен этими новыми для себя ощущениями. Он весь погрузился в состояние ничем не омрачаемой радости. И потому чувствовал себя помолодевшим, более энергичным, как будто ненароком забрел в новый для себя светлый мирок, в котором не было ни будничной сутолоки, ни передряг. Он по-настоящему воспрянул духом, упиваясь радостью, обретенной в этом мирке.

Чувствуя, что потребность вести борьбу за мир становится для него все менее настоятельной, он находил успокоение в том, что это неожиданно свалившееся на него счастье продлится недолго. Он нисколько не изменился внутренне, по-прежнему понимал, какому делу следует отдавать всю свою энергию, однако не в силах был противиться бурной страсти Джан, непреодолимости их взаимного влечения.

Шли месяцы, и хотя они с Джан продолжали работать душа в душу, наслаждаясь обществом друг друга и радостями любви, Дэвида все больше мучила совесть: не на слишком ли большие уступки идет он ради нее, отказываясь от своих убеждений и целей?

Джан бывала недовольна, когда он время от времени ночевал у себя дома, желая убедить м-с Баннинг, что намерен сохранить комнату за собой. В отношениях м-с Баннинг с Чезаре не произошло никаких изменений. Хотя Чезаре, видимо, начинал понимать, кто эта влюбленная в него вдовушка.

Чтобы как-то ускорить развязку их романа, Дэвид однажды утром воскликнул:

— Боже мой, миссис Баннинг! Что вы такое с собой делаете? Вы так похорошели и помолодели!

— Это все новая прическа, — застенчиво улыбнулась Тереза.

— И ничего подобного, — хмуро сказал Чезаре. — С этой прической вы ни дать ни взять чучело огородное.

— О Чезаре! — Тереза расплакалась и убежала в дом.

— Вы обидели ее в лучших чувствах, — упрекнул Дэвид Чезаре.

— A mio чувства? — раскричался Чезаре. — Заигрывает со мной, аж с души воротит!

— Есть вещи и похуже, чем женитьба на миссис Банни, — лениво подтрунивал над ним Дэвид, кормя Перси миндалем и наблюдая, как он ловко раскалывает своим крючковатым клювом твердую скорлупу.

— Мне жениться? Да что я, совсем рехнулся? — сердито ответил Чезаре. — Еще чего не хватает. Нет! Нет! Tante grazie[Спасибо (итал.).], мистер. Не нужна мне никакая влюбленная вдовушка. Может, она и есть эта самая Банни?

И он зашагал к своему флигельку, размахивая здоровенными ручищами, до того взволнованный абсурдным предположением, что от возмущения сотрясался даже его огромный живот.

После одной из таких отлучек Дэвида Джан сказала:

— Я живу в постоянном страхе, что ты покинешь меня, дорогой. À я теперь без тебя не могу. Дело не только в том, что ты ведешь «Герлс» и следишь за расходами. Просто нам так хорошо вдвоем, мы так чудесно работаем вместе, что мне страшно подумать…

— Что когда-нибудь этому настанет конец?