Альмудена Грандес - Любовь в ритме танго

• Название: Любовь в ритме танго
• Автор: Альмудена Грандес
• Издательство: ACT, ACT МОСКВА
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-037047-4

История женщины с романтичным именем Малена Фернадес де Алькантара.

История таинственного подарка ее деда — веками хранившегося в семье загадочного изумруда, фамильной реликвии, способной спасти от смерти.

История многолетнего соперничества Малены с сестрой — и ее поисков собственного места в этом жестоком мире.

История загадочного проклятия, которое из поколения в поколение тяготеет над женщинами семьи Алькантара.

История жизни в жестоком и прекрасном ритме танго…

---

— Чрезвычайно. Чрезвычайно элегантно.

Я прекрасно поняла, что он хотел сказать, — это была тема нашего первого спокойного разговора в развороченной кровати в окружении книжных завалов, ворохов газет и магнитофонных кассет, раскиданных в страшном беспорядке. Они лежали на зеленой бумаге, расстеленной на полу, — теперь она была утыкана сотнями черных дырок от брошенных сигарет.

— Ты довольно дурно выглядишь, дорогая.

Я лежала с раскрытым ртом, такая ленивая, что даже не чувствовала себя способной поднять голову, чтобы проследить за движениями руки, которая меня касалась.

— Я говорю об одежде, из-за которой ты даже вполовину не кажешься такой красивой, какая ты на самом деле, когда раздета, правда…

Я чувствовала, как он шевелил пальцами, словно месил кожу моего живота.

— Правда, ты невероятно хороша.

Я вышла из оцепенения и почувствовала себя способной управлять собой, потом, помогая себе локтями, поднялась и посмотрела на Агустина.

— Но теперь все будет хорошо. Правда?

— Ты думаешь? — удивление, которое отразилось в его глазах, заставило и меня удивиться. — Я думаю, что за всю твою жизнь ты видела одетых людей чаще, чем раздетых.

— Да, но… — и тут я остановилась, потому что совсем не знала, что ответить.

— Ничего. Важна лишь внешность, разве нет? Посмотри на меня, я тоже намного лучше выгляжу, когда раздет.

— Да? — в ту же секунду я испугалась, что мой скептицизм может обидеть его, но он рассмеялся прежде, чем ответил мне.

— Конечно. У меня вполне нормальное тело, разве нет? — Он сжал складку кожи на животе моими пальцами, пока я хохотала. — Немного рыхлое, но нормальное, и все части расположены там же, где и у большинства по статистике…

Не давая мне вдоволь посмеяться, Агустин обнял меня со всей силой «нормального» тела, а потом поцеловал своими некрасивыми губами.

— Ты очень интересный парень, — только и сказала я на это.

— Знаю. Ты не первая, кто говорит мне об этом. Во всяком случае, я предпочитаю не думать об этом много, чтобы не возгордиться. Понимаешь? Но твои слова отличаются от других. Да, для начала ты можешь надеть эти лохмотья…

— Какие лохмотья?

Он поднял с пола юбку, которую до этого с меня снял, и потряс ею на вытянутой руке, словно это был военный флаг.

— Но это не лохмотья, — запротестовала я скорее смущенная, чем обиженная, глядя на шерстяные вещи с золотистыми нитями. Я купила их на распродаже, в магазине с объявлением «Все по 100». На полу мини-юбка соседствовала с хлопчатобумажной рубашкой (хлопок 100 %), которую я купила в Солане и которая мне очень нравилась, потому что по нижнему ее краю шли неровные зубчики. Рядом валялась похожая на рюмку Cruella de Ville — короткая блуза из черного газа с блестками, которую я нашла на распродаже в La India в El Corre Ingles, пуговицы на ней были бумажными, круглыми и при этом разного размера. Вначале блузка напоминала наряд вдовы, но я заменила пуговицы на более симпатичные — большие, диагонально разлинованные, из прозрачного разноцветного пластика.

— А это? — спросил Агустин, после того как бесцеремонно бросил обратно на пол мою одежду, даже не пытаясь найти в ней хоть какие-нибудь достоинства.

— Ну, это ботинки, — сказала я, указывая на свои плоские ботинки, с квадратными носами и толстыми длинными шнурками. «Такая обувь всегда пригодится», — подумала я, когда их покупала. Потом я сама украсила эти ботинки парой металлических пластинок и цепочками.

— Вижу. Из тех, что носили вояки Наполеона во время Русской кампании… Ну, посмотрим… Что тебе мешает выглядеть более женственно?

— Хочешь сказать, так же, как моя мать?

— Хочу сказать — женственно.

«Послушай, дорогой, это уже не твое дело», — сказала я про себя. Мне было двадцать лет, и эта юбка была очень важна для меня, потому что она мне позволяла утвердиться не только перед миром, но еще и перед моей матерью и, самое главное, перед Рейной. Ее образ жизни разительно отличался от моего и, чтобы подчеркнуть нашу разницу, требовалась другая одежда. С некоторых пор моя сестра покинула круг знакомых, в котором вращалась во время своего отрочества. Теперь она превратилась в члена секты болезненных декадентов, отличающихся гуманными представлениями, которые я отвергала. Она слушала надоедливые толкования Леонарда Коэна — вроде бы так его зовут, — литературных критиков неизвестных журналов провинциальных издательств и прочих культурных отбросов. Они звучали по радио, слава Богу, только ранним утром, в исполнении директора театра, который стремился реабилитировать Аррабаля, ставя его в Сала Олимпиа. Рейна проводила вечера и ночи, сидя за столиком в Тихоне, она никогда не принимала наркотиков, пила только «Катти Сарк» и никакое другое виски, причем всегда со льдом и водой. Рейна постоянно была в кого-нибудь влюблена, кому чуть-чуть не исполнилось сорока и кто решил отдохнуть в интересной компании, а не с родными за городом. Как правило, этот человек собирался раз и навсегда изменить свою жизнь. Но потом оказывалось, что у него есть жена, которая, конечно, его совсем не понимает, но которую он никогда не бросит, потому что у самого младшего из его троих детей из-за этого могут быть проблемы. Рейна, конечно, все прекрасно понимала, но ей было достаточно знать, что она единственная, кто его понимает и ценит его теории о Поллоке. Потом они уединялись в какой-нибудь комнатке, а потом шли на манеж, смотреть на лошадей его друга.

Во всем остальном Рейна была уверена в себе и самонадеянна, довольна собой и, возможно, поэтому не очень волновалась о покупке другой одежды. Она могла выйти вечером в юбке невозможно унылого вида, из тех, что мама покупала для нас обеих. Это были жеманно скроенные юбки от Родье из шотландки. Я даже не трудилась избавить эти вещи от этикеток, прежде чем повесить их на вешалку и навсегда о них забыть. Рейна носила длинные юбки и ажурные шали из шерсти, бывшие наиболее популярной и прогрессивной женской повседневной одеждой в семидесятые годы. Рейна одевалась «экзистенциально», носила черные чулки, очень мрачные, с моей точки зрения, похожие всегда носила наша няня Хуана.

Когда я познакомилась с Агустином, она рассталась со своим первым парнем и стала музой для одного из жокеев манежа. Рейна брала пример с Химены, которая была завсегдатаем Тихона. Химену постоянно окружали молодые люди, еще студенты, которым она годилась в матери. Мужчинам почему-то казалось, что именно она — воплощение истинной женственности.

Если бы Рейна не выбирала подобный стиль одежды, я бы никогда не обратила на него внимания. Но однажды во время ужина с Агустином в маленьком французском ресторане я увидела, что и мой спутник неравнодушен к таким женщинам.

Незнакомка вошла в обеденный зал, непринужденно толкнув полуоткрытую дверь, и, казалось, каждая молекула воздуха пропиталась ее запахом. Ей было лет тридцать пять, и если бы она сняла туфли на каблуках, то стала бы только чуть выше меня. Женщина была размалевана как плохая картина, от нее несло свежей краской, словно она только что вышла из парикмахерской. Туда она ходила очень часто, чтобы подкрасить волосы. Ее волосы были ярко-рыжего цвета, но на висках уже показалась седина, что было видно при ярком свете, а, может быть, так мне лишь казалось из-за особого освещения в том заведении. Женщина была красивой, смелой, очень, очень смелой, у нее были большие зеленые глаза и жесткий рот, очерченный тонкой линией карандаша коричневого цвета. Особого внимания заслуживал ее наряд: очень дорогое платье небесно-голубого цвета из замши, с вышивкой в виде льва, правда, вышивка была видна не полностью из-за чрезмерного декольте, открывавшего немало морщин на ее груди, — деталь, говорившая, на мой взгляд, о дурном вкусе дамы. Она носила пояс, какой я никогда бы не надела, хотя когда я ходила с мамой за покупками, она все время пыталась купить мне нечто подобное. Я искала в этой женщине изъян, который бы меня успокоил, поэтому, обратив внимание на размеры ее тела, решила, что она довольно таки толстая. Правда, вынуждена признать, что была она в общем очень привлекательной, хотя я бы так никогда не оделась и не накрасилась. Мне было совсем непонятно, что в ней вызвало чрезмерный интерес Агустина.

— Ты не мог бы смотреть на меня? — прервала я свою рассеянную критику фильма, который видела пару дней назад, когда почувствовала, что мое терпение лопнуло. — Ничего такого, но я с тобой разговариваю.

— Прости, — Агустин повернулся ко мне через секунду. — Продолжай.

— Можно спросить, почему ты на нее так смотришь?

— Потому что она мне нравится.

— Вот как? Но она похожа шлюху!

— Поэтому и нравится.

Я опустила глаза и стала рассматривать свои короткие ногти, покрытые черным лаком. То, что я увидела, мне настолько не понравилось, что я сунула ладони под мышки, скрестив руки на груди. Когда я стояла с Агустином у дверей его дома тем вечером, он, улыбаясь, сказал мне, что я похожа на привидение. Тогда я восприняла этот комментарий как комплимент, теперь же осознала его истинный смысл, взглянув на себя со стороны. Толстый черный свитер с высоким воротом, мини-юбка в форме трапеции из зеленого крепа с кармашками на подоле, черные плотные чулки с бархатными набивными цветами и плоские зеленые кожаные туфли, как у ребенка, с ремешками, которые застегивались на одну сторону. Я нашла себя смешной и жутко разозлилась, а потому сидела молча и не двигалась, прижавшись к спинке стула, и наблюдала за Агустином, вернее, его затылком. Наконец официант принес два кофе, и моему собеседнику не оставалось ничего другого, как повернуться на мгновение ко мне. Я прошептала ему в лицо: