Елизавета Дворецкая - Битва колдуньи. Сага о мечах

• Название: Битва колдуньи. Сага о мечах
• Автор: Елизавета Дворецкая
• Издательство: Клуб семейного досуга
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9910-2543-0, 978-966-14-5640-1

Хердис - внебрачная дочь знатного правителя, обладающая необычайными способностями. Свои колдовские чары она использует во вред людям, насылая страшные болезни и бедствия как на своих соплеменников, так и на врагов. Пытаясь отомстить собственному отцу Фрейвиду, Хердис начинает войну... Два племени, квитты и фьялли, сходятся в решающей битве, и Хердис наслаждается своей победой. Но она еще не знает, что ее уже ищет великан Берг - страж камней, охраняющий покой здешних мест...

---

Когда Хродмар выходил из ворот Ясеневого Двора, его догнал Асвальд, сын Кольбейна ярла из Висячей Скалы.

– Что ты такой мрачный, Хродмар ярл? – насмешливо спросил Асвальд. – Я и не знал, что ты так любил свою тетку Бломменатт.

Хродмар оглянулся и резко высвободил плечо из-под его ладони. Асвальд насмешливо улыбался, его большие зеленоватые глаза поблескивали при свете полной луны, как у кошки. Хродмар и Асвальд были ровесниками и оба принадлежали к родам «стражей причалов». Соперничество отцов передалось и сыновьям. После того как Хродмар получил «Кленовый Дракон», Кольбейн ярл и все его родичи почти не разговаривали с хозяевами Бьёрндалена, считая себя обиженными, но Асвальд составлял исключение. Новое лицо Хродмара его чрезвычайно радовало, и в последнее время он выказывал бывшему Щеголю всяческое расположение. Однако Хродмар прекрасно понимал, откуда эта внезапно вспыхнувшая дружба.

– Всякий крепок своим родом, – только и ответил он. – И кто не жалеет о ранней смерти родичей, не дождется и сожалений по себе. Знаешь, у говорлинов есть пословица: кто плачет на чужом погребении, тот дает слезы в долг.

– О, каким мудрецом ты стал! – с показным уважением и скрытой издевкой протянул Асвальд. – Если ты однажды исчезнешь, я первым скажу, что ты отправился к богам испытать в беседе мудрость самого Властителя.

Хродмар не ответил и пошел своей дорогой. Может быть, побеседовать с Властителем и было бы полезно, но от беседы с Асвальдом никакой пользы не дождешься.

– Впрочем, на твоем месте всякий жалел бы о потере! – крикнул вслед ему Асвальд, у которого еще кое-что лежало на душе. – Ведь теперь ты больше не родич конунгу. Твоей тетки кюны Бломменатт больше нет, нет и троюродных братцев-наследников. Я бы на твоем месте покрепче держался за рога «Кленового Дракона». Как бы он не взбрыкнул теперь под тобой! Сдается мне, что скоро сыновья Хравна хёльда его у тебя отберут!

Хродмар медленно обернулся, положил руки на пояс. Асвальд смотрел на него с насмешкой, но плечи и руки его незаметно готовились встретить удар. Хродмар на миг растерялся: в нем кипела ярость от столь открыто высказанных насмешек, но не драться же над неостывшим пеплом кюны и ее сыновей!

– Чем рассуждать о том, что бы ты делал на моем месте, сначала попади на мое место! – сказал он, изо всех сил стараясь быть спокойным и радуясь, что Асвальд еще не научился угадывать его чувства по новому, изменившемуся лицу. – А с сыновьями Хравна хёльда я разберусь сам. Оставь догадки и сплетни женщинам. В походе станет ясно, кто из нас чего стоит.

Асвальд уже не смеялся, его глаза враждебно сузились. Не дождавшись ответа, Хродмар повернулся и пошел прочь со двора. Асвальд остался стоять возле ворот, глядя ему вслед.

– Асвальд, где же ты? – окликнула его со двора усадьбы сестра Эренгерда.

Когда болезнь отступила, отец поспешил вернуть ее домой. Теперь именно ввиду новых обстоятельств она нужна была здесь. Медленно повернувшись, Асвальд пошел на зов. Эренгерда ждала его, стоя возле дверей и кутаясь в плащ от свежего ночного ветра. Золотистые волосы, переливаясь в ярком свете луны, окружали ее голову легким сиянием, словно волшебный шлем. Асвальд окинул сестру оценивающим взглядом, словно видел впервые, потом вдруг усмехнулся чему-то, оглянулся вслед ушедшему Хродмару, обхватил сестру длинной рукой за плечи и повлек в дом.

А Хродмар быстро шагал вверх по Аскефьорду к Медвежьей долине, догоняя ушедших вперед родичей, и думал о своей невесте. Не проходило и дня, чтобы он не вспомнил о ней. При мысли об Ингвильде на душе у Хродмара светлело, даже шаг делался легким, упругим, как будто на башмаках вырастали невидимые маленькие крылышки. Изумленные, порою жалостливые взгляды, бросаемые на его лицо, смущали его меньше, чем он раньше ожидал. Пусть ни одна из женщин больше не назовет его самым красивым парнем в Аскефьорде – что ему до них? Ведь Ингвильда любит его таким, каким он был теперь, и ее любовь дает ему право не бояться насмешек. «Разве тебе нужна любовь глупых женщин?» – вспоминал Хродмар, и на память ему приходили глаза Ингвильды, серьезные и светлые, как чистейший источник. Хродмар и сам не замечал, как эти светлые струи смывали с его души горечь последних дней, печаль по умершим, досаду на многозначительные, не обещающие ничего доброго насмешки Асвальда. Ингвильда была сейчас далеко, но сознание, что она есть на свете, делало его сильнее. Скоро они увидятся. Пройдет еще какое-то время, сменится луна, и Ингвильда будет с ним, здесь, навсегда. И что ему Асвальд с Кольбейном, что ему следы болезни? Даже горечь от смерти кюны Бломменатт бледнела и отступала. Любую потерю можно перенести, если знаешь, ради чего жить дальше. А Хродмар знал.

Море глухо шумело возле самой дороги, волны с перерывами накатывались на берег, как будто отвечая тяжелому, медленному дыханию морского великана Эгира. Драконьи головы на высоко поднятых носах кораблей резко чернели на фоне голубовато-серого неба. Головы драконов были обращены к горловине фьорда, и казалось, что они высматривают в морской дали дорогу будущих битв.

Первой заметила Ауд; глянув на Ингвильду, она вдруг фыркнула, поспешно зажала рот ладонью и со смеющимися и плачущими глазами нагнулась над своим рукодельем. Фру Альмвейг удивленно посмотрела на нее, потом перевела взгляд на дочь. И покачала головой. Руки Ингвильды прилежно трудились над новой рубахой Асольва, в которой он поедет на осенний тинг, но мысли, судя по плодам ее трудов, витали очень далеко. Ингвильда зашила боковой шов до самого конца, а вслед за тем принялась так же прилежно сшивать подол рубахи снизу, как будто хотела сделать из нее мешок.

– Дочь моя, – мягко окликнула ее фру Альмвейг. – Что ты делаешь?

– Что? – Ингвильда вскинула на мать умиротворенные глаза.

– Асольв не так мал ростом, как тебе кажется. Ноги его не кончаются над коленями, они продолжаются и дальше. Ты же не думаешь, что отец повезет его на тинг в мешке?

Девушки уже смеялись в голос, а Ингвильда смотрела на мать с недоумением.

– Ноги? Асольва? Почему в мешке? Я ничего не понимаю.

Ингвильда беспомощно улыбнулась, пожала плечами. Фру Альмвейг встревожилась:

– Дочь моя! Погляди как следует на свою работу.

Ингвильда поглядела и ахнула, даже покраснела от стыда, сжала шитье в руках, как будто хотела его спрятать.

– Такого с тобой не случалось с тех пор, как тебя научили шить! – сказала ей мать. – Здорова ли ты?

– Да, да! – поспешно ответила Ингвильда, зная, что мать до сих пор побаивается «гнилой смерти».

– Может, у тебя голова болит?

– Нет, не болит… кружится немного.

Гудрун, мать Асольва, рослая, сильная, суровая нравом женщина, косо глянула на нее и так яростно перекусила нитку, словно это был ее личный враг. Ингвильда отложила шитье, не стала даже распарывать зашитое, побоявшись вовсе испортить работу. Стены девичьей мягко покачивались у нее перед глазами, затуманивались, но это было не страшно, а даже приятно, словно чья-то заботливая рука хотела оградить ее от суетности мира. В голове было легко и пусто. Сложив руки на коленях, Ингвильда почувствовала несказанное облегчение и вдруг поняла, что сидела до сих пор за шитьем только из привычного, вошедшего в кровь прилежания, но обычная женская работа сейчас тяготит ее. Ингвильда никогда не была ленивой, но бездельничать сейчас оказалось неожиданно приятно.

– Я пойду пройдусь, – сказала она и встала со скамьи.

Ей было немного стыдно, что она собирается гулять в то время, как все женщины работают, но Ингвильда ничего не могла с собой поделать – какая-то мягкая, но уверенная сила влекла ее за порог, к свету и простору, к морскому ветру над можжевеловыми склонами прибрежных гор.

На полпути к морю, на середине склона Сосновой горы, она встретила Асольва. Выглядел он расстроенным и шел медленно, разглядывая тропу перед тем, как поставить ногу.

– Куда ты собралась, сестричка? – невесело спросил он, увидев перед собой Ингвильду. – Если к Хёрдис, то я уже ходил.

– Ну, и что?

– Она обозвала меня рабыниным отродьем и предрекла, что я никогда не буду провозглашен законным сыном, – уныло ответил Асольв.

Мало что могло огорчить его сильнее, чем такое предсказание. Асольв любил свою мать, но самолюбие его страдало от того, что он родился сыном рабыни. Это позорное пятно не смыть никакими подвигами. Асольв хорошо ладил с отцом и жил надеждой на то, что на одном из тингов Фрейвид объявит-таки его своим наследником, тем более что у хёвдинга не было законных сыновей. Но Фрейвид все откладывал, и Асольв втайне тревожился. Ехидная Хёрдис, конечно, знала об этом и постаралась ужалить сводного брата в самое больное место.