Оке Эдвардсон - Танец ангела

• Название: Танец ангела
• Автор: Оке Эдвардсон
• Издательство: Астрель
• Жанр: Триллер
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-271-38973-3

Изуродованные с чудовищной жестокостью тела молодых парней находят одновременно в Англии и Швеции.

Все убитые в Лондоне — шведы, а в Гетеборге — англичане.

И все преступления убийца, словно возомнивший себя Альфредом Хичкоком, снял на видео.

Но зачем? Кому могли понадобиться фильмы с кровавыми убийствами?

В поисках свидетелей Эрик Винтер попадает то в криминальные кварталы Южного Лондона, то в элитарные гетеборгские закрытые клубы, то в дешевые стриптиз-бары.

Но все молчат. А время на исходе.

Убийца уже готовит новую серию жестокого сериала…

---

— Каждый человек уникален.

22

Винтер бродил по этажу, возвращался к своим записям на рабочем столе, читал, шел бродить опять.

Завтра снова Бекман, или нет, сегодня. Важный свидетель? Это станет ясно после попытки составить фоторобот. Показания остальных тоже сливаются в базу Меллестрёма.

Удастся ли им приоткрыть занавес? Было ясно, что в городе ведется некая отвратительная деятельность — не широко, но постоянно. Да и почему бы ей тут не быть? Швеция не отгорожена от остального мира. Напротив, она давно уже ассоциируется с порнографией. Правда, раньше это означало сексуальное освобождение: прочь одежды. Да еще эти наивные законы, рассчитанные на прежнее общество, — а ведь оно стало жестче, грубее. Люди меняются. Пожирают самих себя. Подпитываются от унижения других. В чем причины? Наверное, неспособность власти, упрощенное понимание корректности и вечные слова, слова, слова.

Он подошел к стереосистеме и сделал звук погромче. Ноты зачиркали по стенам. Винтер наматывал круги по комнате, думал, и его мысли разбивались музыкой на мелкие куски, которые хаотически разлетались и соединялись потом с другими случайными обрывками.

Музыка была обычная: Джон Колтрейн, «Отец, Сын и Святой Дух». Чувства и мысли возникают неотполированными, их нельзя привести к симметрии, сделать ровными и красивыми. Они взрываются при рождении, сразу, в притягательном диссонансе, это звук, который вызывает боль в ушах и доходит до мозга.

Как и мелодии Колтрейна на диске «Медитации». «В поисках единства мыслей, целого, я должен пройти боль разрозненности, — подумал он и улыбнулся. — Когда тенор-саксофон блуждает по своим безумным дорогам, это только отрезок на пути к единству. Это как море — волны разбиваются о берег, но море всегда одно целое и всегда в движении.

Если я хочу разгадать это дело, я должен думать нелогично, асимметрично, здесь все не на своем месте, какофония вместо гармонии.

Моя задача — это поиск. Музыка в моей комнате тоже ищет. Нет готовых решений в начале пути, да и в конце редко.

Есть ли в этом вообще какой-то смысл?»

Он вспомнил Матса, который умер накануне событий, ставших теперь частью жизни Винтера. «Не отдаваться печали. Какое место занимаем мы в мире?»

Он посмотрел на часы: две минуты четвертого.

Конца не существует, как сказал однажды Колтрейн. Всегда возникают новые мысли и цели, и важно очистить от излишних деталей свои мысли и чувства, чтобы яснее видеть, кто мы есть и что мы делаем.

«Обалдеть можно, какой я серьезный». Винтер мысленно усмехнулся.

Снова к письменному столу, блокнот, пометки, зачеркивания, открыть файл, закрыть файл. Музыка затихла. Он прислушался: ни звука в ночи, но потом где-то в снегу затарахтел трактор. Винтер зевнул, потянулся и вышел на балкон.

А внизу просыпалась жизнь, город медленно, заторможенно начинал двигаться. Трактор стал громче, его настойчивый рев раздавался где-то за университетом, как будто кто-то принял решение о немедленных раскопках на заре и претворяет его в жизнь.

«Почему мне все время кажется, что за мной наблюдают, — думал он. — С самого начала такое ощущение. Единственное, чего не хватает, — это письма от убийцы. Привет полиции. Или мольба о пощаде. Нет, это было бы слишком. Просто сообщение.

Убьет ли он еще раз? Найдем ли мы аналоги? Тот же убийца в Лондоне или другой? А оружие? Ездит ли он между городами? Когда? Реально ли это?

Проверить всех пассажиров, летавших из Англии и из Гетеборга. Колоссальная работа, но это кончик одной из ниточек. Стоит ли тратить на это время? Что мы можем сделать вместо этого?

Я слетаю в Лондон, там до меня что-нибудь дойдет, — думал Винтер. — Давно пора. Если только мне все-таки удастся улететь. Мне надо оказаться в той комнате, пройти по той улице».

Он по-прежнему был на взводе и не находил себе места.

Сосед внизу спустил в туалете воду. Через почтовую щель шлепнулись на пол газеты, и Винтер вышел в холл. О его работе уже не кричали на первых страницах, и он не знал, хорошо это или плохо и каким будет возвращение: жалким или триумфальным.

Главное: может ли это повториться? «Я человек, а не Бог. Но я делаю все, что могу».

Статья на шестой странице не содержала никаких домыслов и догадок. Иногда Винтер встречал такие фантазии! Но не этой ночью. Скорее, от страницы веяло духом ожидания. Что будет дальше?

Постояв в холле, он бросил газету обратно на пол и вернулся к письменному столу. За окном крикнула галка, ей ответила другая. Ночь прошла. Теперь он различал много звуков. Да еще бессонница и напряженные раздумья обострили чувства.

Он вспомнил слова Болгера о девочках, которых встречают на вокзале. Их одежда еще пахнет деревней, где у камина в красном домике волнуются родители. Винтер, конечно, слышал об этом, но корень зла видел в другом. Унижение тех, кто танцевал на столе, раздевался перед глазком и принимал в свое тело мужчин, было предопределено в момент их рождения, а то и раньше. Человечность, как он ее себе понимал, всегда существовала где-то далеко, не там, где растут эти девочки. Или мальчики. Где оно, это правильное общество?

Винтер встал под душ, мысли крутились в голове под колючими струями. Он долго стоял, и часть усталости из него вымылась и стекла с водой в отверстие в полу. Он вытерся большим жестким полотенцем до красноты, стало тепло. Почистил зубы, накинул халат, пошел в спальню, сел на кровать и долго сидел.

«Я человек морали, — думал он, — но я не знаю, как она выглядит. Я хочу исправить несправедливость, но прихожу всегда слишком поздно. Я пытаюсь не следовать традициям, когда этого не требуется, но это выводит на отвратительные тропинки. Я пытаюсь исследовать предысторию жертв, живых и мертвых, почувствовать то, что пережили они. Я вторгаюсь в их жизнь и смерть. Их страдания заставили бы другого отойти подальше, но я начинаю действовать. Меня это только стимулирует».

Он думал о невозможных случаях, которые происходят совсем рядом. Та сцена убийства, что он видел, — что может быть хуже? Картинки преследовали его, как бешеная собака в погоне за жертвой.

Пару дней назад Винтер еще раз сходил в те две квартиры, где погибли мальчики. Он подходил к домам разными дорогами, размышлял об окружающем, о районах, долго стоял в комнатах, возвращался медленно.

Что произошло потом? Куда пошел убийца? Какую дорогу он выбрал? Сидя на кровати, Винтер возвращался мыслями к общежитию и снова мысленно видел, как он стоит на лестнице, смотрит в окно, и после долгого ожидания, кажется, мелькает тень сумки и локтя. Видение скрывается за углом дома, голову сжимает тисками, он закрывает глаза. А когда открывает, ему ясно, в какую сторону тот пошел — на улицу Экландагатан. Он дошел до этого угла, и всматривался опять, и снова увидел тень локтя и сумки у другого угла.

Он кинулся следом. Он бежал между машин, не сводя взгляда с цели, которая превратилась в целую спину, затылок на спуске у отеля «Панорама», и Винтер закричал, чтобы привлечь внимание того существа впереди, чтобы увидеть, кто это…

Винтер приближался, и казалось, никто не слышит его крика, и никто не видит, как он бежит, но он был уже недалеко от фигуры, уверенно идущей под горку, рука при ходьбе двигается в постоянном ритме, сумка хлопает по бедру каждый шаг, и что-то есть знакомое в его черной кожаной куртке, и вот уже между ними три метра, и человек услышал его шаги, вздрогнул и обернулся… и Винтер вскрикнул опять, когда увидел, кто это.

Винтер поднял руку, защищаясь, и шагнул ближе. Послышалась музыка, бешеный темп когтями разрывал уши.

Он протянул руку и опрокинул будильник с тумбочки. Винтер смотрел в потолок, его трясло. Бок занемел. Он полулежал на кровати с ногами, спущенными на пол. Должно быть, он заснул посреди раздумий и упал на кровать не проснувшись.

В горле пересохло, как будто он выкричал все силы во сне. Но он не шевелился, он пытался вспомнить последнюю секунду перед пробуждением и увидеть лицо, которое только что было так близко. Не получалось.

23

Когда-то давно Ларс Бергенхем заходил пару раз в такие магазины, посмеяться, но этим его опыт ограничивался. Единственное, что он запомнил, — это картинки с голыми телами по стенам и прилипшее чувство стыда.

Он запарковался в сотне метров и перешел улицу. Это был уже четвертый клуб, который он посещал, не считая пары закрытых мест.

Вход в «Риверсайд» был скромен: дверка и вывеска с часами работы. Он потянул тяжелую дверь и вошел в большой зал, напоминающий библиотечный: вдоль стен на полках лежали газеты, их просматривали несколько мужчин. Нельзя сказать, что Ларс чувствовал себя спокойно, но он прошел в глубь комнаты, где была еще одна дверка за занавеской и уголок, где собирали деньги за вход. Бергенхем заплатил, вошел, повесил куртку на вешалку и сел за столик. За каждым из других четырех столов уже сидел посетитель, все по одному. Подошла девушка, спросила, что он будет пить. «Легкое пиво», — попросил он. Она принесла бутылку и стакан, сказала: «Добро пожаловать в „Риверсайд“!» — и улыбнулась.