Оке Эдвардсон - Танец ангела

• Название: Танец ангела
• Автор: Оке Эдвардсон
• Издательство: Астрель
• Жанр: Триллер
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-271-38973-3

Изуродованные с чудовищной жестокостью тела молодых парней находят одновременно в Англии и Швеции.

Все убитые в Лондоне — шведы, а в Гетеборге — англичане.

И все преступления убийца, словно возомнивший себя Альфредом Хичкоком, снял на видео.

Но зачем? Кому могли понадобиться фильмы с кровавыми убийствами?

В поисках свидетелей Эрик Винтер попадает то в криминальные кварталы Южного Лондона, то в элитарные гетеборгские закрытые клубы, то в дешевые стриптиз-бары.

Но все молчат. А время на исходе.

Убийца уже готовит новую серию жестокого сериала…

---

Она медленно провела рукой над огнем свечи на столе. «У меня удивительная работа, — думала она. — Три дня в неделю я превращаю теорию в реальность».

Ханне Эстергорд начала с псалма 346, с первого стиха — поднимайтесь, христиане, на борьбу, вооружайтесь против опасных времен, — и песня просачивалась из церкви наружу, покрывалась белым снегом и оставалась на аллее.

Она узнавала лица на первых скамейках: пожилые женщины, приходящие сюда одни, после того как их мужчины, следуя статистике, оставляют этот мир первыми и их хоронят у церкви, когда настает день. Женщины кивают словам Ханне или самим себе, когда слова трогают их за душу, слова о том, откуда взять им силы противостоять нападкам недоброжелателей, где найти помощь в минуту слабости.

За окном раздалось завывание сирены, и у нее промелькнула мысль о том молодом полицейском, которого мучили кровавые кошмары. Он бы сразу сказал, откуда машина едет и куда.

Она приводила слова Матфея. Ханне собиралась говорить о том, что происходит вокруг них сейчас, но ей никогда не удавалось точно следовать намеченному плану. Зло существует всегда, оно где-то рядом, иногда в явном виде.

«И Петр, отозвав Его в сторону, принялся Его отговаривать: „Боже Тебя сохрани, Господи! Только бы этого с Тобой не было!“ Он же, обернувшись, сказал Петру: „Прочь, сатана! Ты вводишь Меня в соблазн, ибо мысли твои — не Божьи, но человеческие“»[3].

Соблазнитель в образе друга. Ханне Эстергорд говорила об этом, не боясь внести раздор в общину: здесь люди могут доверять друг другу.

На горке улицы Улофа Скотконунга на льду буксовал ржавый автомобиль. Сзади его толкали двое мужчин, и один из них подмигнул проходившей мимо Ханне: теперь не помешает помощь короля Улофа. Улыбка, взмах руки, стирающей пот со лба, и вдруг колеса нашли опору, и вверх взвилось снежное облако.

Ханне сгребла снег с лестницы, немного нападало и в холл.

— Я сделала кекс, — сообщила Мария.

Это был уже четвертый кекс за ее каникулы.

— Прекрасно.

— Я положила в этот раз на два яйца больше.

— Пахнет замечательно.

— Тебе не кажется, что он слишком рыхлый?

— Ни капельки, — ответила Ханне, — ты стала настоящим профи.

— Я передумала и теперь хочу практику в кондитерском цехе.

— Не поздно менять?

— Я спросила — говорят, можно, завтра договорюсь окончательно.

Кофе уже был сварен, посередине стола на блюде стояла форма, и когда Мария ее подняла, на форме не осталось и следа. Красивый кекс, как раз для первого дня поста.

— Я научилась, как надо смазывать и посыпать крошками форму.

— Прекрасно.

«Она научилась и класть сахара ровно столько, сколько надо», — подумала Ханне, смакуя душистый мягкий кусок.

Раковина была полна посуды с остатками жидкого теста. Кончик носа Марии был обсыпан мукой, и Ханне опять подумала: до чего же девочка напоминает своего отца; хоть бы она была похожа на него только внешне, хоть бы соблазны ограничивались ежедневным кексом или ежечасным, если уж так надо.

Ханне Эстергорд родила в двадцать один год, они съехались с отцом ребенка, но выдержали всего полгода. Быстро выяснилось, что они друг друга плохо знают и узнавать не хотят. Он уехал в другой город. Десять лет от него ничего не было слышно. Может, он умер. Ханне видела, что эта мысль приходила и дочери. Им обеим было не по себе. Ханне пыталась говорить с дочерью об этом, Мария слушала, но вскоре те же вопросы вставали опять. Кексы готовили почву.

Опять завыла сирена и не замолкала; похоже, машина ехала с площади Санкт-Зигфрид. Многое происходило в Гетеборге этим воскресеньем.

— Ты, может, станешь пекарем, — сказала Ханне и отрезала еще кусок.

— Я, собственно, думаю, что я уже пекарь, — ответила Мария с оскорбленным видом.

— Несомненно!

— Сделать еще один? — спросила Мария, но на этот раз это была уже шутка.

Ангела пришла «помочь уложить вещи», хотя Винтер летел налегке, он собирался купить кое-что в Лондоне и потому не хотел забивать сумку.

— Если ты вообще улетишь, — сказала Ангела.

— Небо проясняется.

— Позвони с утра в аэропорт.

— Дельная мысль.

— А зачем ты едешь? Ты надеешься поймать там серийного убийцу? — спросила она и разгладила воротник рубашки, лежавшей в стопке сверху.

— Он не серийный убийца.

— Что?

— Не серийный убийца и не маньяк, — повторил он и кинул в сумку две пары носков. «Надо оставить место для книг из Лондона», — вспомнил он.

— Ах вот как, — сказала она.

— По крайней мере не в том смысле.

— Надо же.

— На самом деле все еще хуже, — сказал он и повернулся к ней. — Подай мне эти брюки.

— Подойди и возьми сам.

— Ты склоняешь меня к глупостям.

— Подойди и… возьми… — сказала она, смотря на него широко раскрытыми затуманенными глазами.

Он перегнулся через кровать, отнял у нее брюки, расправил их и положил на стул. Подошел, взял ее руки, завел их за спину и наклонил ее вперед, к кровати.

— Я… попалась… — проговорила она.

Он поднял подол ее длинной юбки, накинул ей на спину, провел рукой по правому бедру, просунул пальцы под трусы и почувствовал, какая она мокрая, готовая. У него застучало в висках, он издал нечленораздельный звук и подался вперед. Осторожно ввел два пальца поглубже, а левой рукой в это время расстегивал ремень, ширинку — казалось, вся кровь, что есть, хлынула сейчас туда. Он достал его, мгновение подержал у ее ягодиц, с неопределенным звуком, уже погромче, медленно вошел в нее, остановился, только когда уже совсем некуда было продвигаться дальше, и начал длинные долгие движения туда и обратно.

Она охотно двигалась навстречу, и они сразу попали в такт. Он держал ее за талию, и казалось, что она парит под ним в десяти сантиметрах над кроватью.

Он наклонился, протянул руку под ее маленький жесткий свитерок, накрыл грудь — и вот она полностью его, — взял за сосок, опять накрыл грудь рукой. Она повернула к нему голову, и он погладил ее левой рукой по щеке, по губам, она взяла в рот его палец, тогда он сложил пальцы, и ей пришлось раскрывать рот все больше и больше, чтобы как следует сосать их, и язык был почти таким же шершавым, как ее свитер.

Их темп ускорялся, и ему пришлось опереться левым коленом на кровать и держать ее двумя руками за бедра, удерживая всей силой, когда она задрожала, закричала и замотала головой; и он двигался быстрее, быстрее и быстрее, и у него потемнело в глазах, как будто вся его кровь устремилась в нее, он почти потерял сознание. Они прижались друг к другу в последнем порывистом движении, и он не сразу ее отпустил.

19

После того как основательно нападал снег, пришел холод. За ночь все застыло и замерзло. Свет понедельничного утра преломлялся на морозе красиво, загадочно и немного страшно.

Ларс Бергенхем протрусил на кухню, сварил кофе, поднял жалюзи и выглянул в окно. Деревья оказались завернуты в несколько слоев изморози. Пока он стоял у окна, туманная дымка рассеивалась и цвета обретали обычную силу. Ему пришло в голову, что цвета уходили переночевать, а теперь возвращаются и один за другим проскальзывают на свои привычные места. Куст, бесцветный до прозрачности, потемнел сразу, как часы показали восемь, позади из снега вырос едва видный ранее деревянный забор, а его машина обрела очертания и блеснула под брызгами солнца из-под снежного капюшона.

Сегодня он работал в вечернюю смену. Мартина еще спала. Ему почему-то не сиделось на месте, как будто кто-то нашептывал что-то в груди. Он залпом выпил кофе, поставил чашку в посудомойку и пошел в ванную. Умылся, почистил зубы, потрогал языком обломленный край зуба — при полоскании побаливает от горячего.

Стараясь не шуметь, Ларс Бергенхем вернулся в спальню и выбрал из шкафа одежду, складывая ее на стул у двери. Мартина заворочалась в полусне, одеяло сползло и обнажило бедро, теплый холмик живого посреди белого пейзажа постели. Он подкрался и тихонько провел по коже пальцами, а потом губами. Она вздохнула не просыпаясь.

Он оделся: свитер потолще, ботинки потеплее, кожаная куртка, шапка, перчатки. Дверь открылась с трудом, снаружи припирал свежий снег.

Пришлось взять лопату, разрубить наст, лежавший, как крышка, на мягком снеге, проложить дорогу к машине. «Летом надо обязательно положить навес, — думал он. — Если, конечно, удастся найти недорогие доски».

Он смахнул с машины снег и попытался ее открыть, чтобы достать скребок, но ключ не влезал даже на миллиметр. Он тупо стоял и смотрел на пузырек с маслом для замка, лежавший в кармане пассажирской двери. Как глупо, подумал он.

Бергенхем попробовал всунуть ключ в другие двери и в багажник, но ничего не вышло. Тогда он пошел в сарай, откопал проволоку, просунул ее между дверью и стойкой и через десять секунд был внутри. Оставив ключ на крыше, он залил масло во все замки, попробовал открыть — результат был налицо. Он засунул пузырек в карман, взял скребок и стал аккуратно счищать лед со стекол. Когда все было готово, он почувствовал удовлетворение, как будто умыл, побрил, причесал автомобиль перед выездом в люди.