Орландо де Руддер - Альфред Нобель

• Название: Альфред Нобель
• Автор: Орландо де Руддер
• Издательство: Ростов-на-Дону: «Феникс», 1997. — 320 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-222-00388-4

Мы знаем Альфреда Нобеля прежде всего как основателя знаменитой премии, и мало кому известно, что именно он изобрел динамит. Нобель был могущественным бизнесменом, а его изобретение оказало огромное влияние на развитие мировой промышленности. Нобель был поистине загадочным человеком: несмотря на свою замкнутость и любовь к одиночеству, ему удавалось быть в самом центре жизни 2-ой половины XIX века. Во Франции Нобеля обвинили в шпионаже, в Англии — в изготовлении подделок… Нобель был гениальным инженером; кроме того, он обожал орхидеи и был без ума от быстрой езды…

В этой книге читатель найдет рассказ о захватывающих событиях, которыми была насыщена жизнь Нобеля, жизнь действительно неординарная, ибо даже после его смерти душеприказчикам пришлось немало сделать, чтобы Нобелевская премия была основана.

Книга предлагается широкому кругу читателей.

---

Конгресс закончился, но Нобель провёл ещё несколько дней в Цюрихе. Чтобы не отдыхать в одиночестве, он пригласил на свою яхту супругов фон Зутнер. Нужно заметить, что его яхта, которая носила имя «Миньона», данное ей, несомненно, в честь героини гетевского «Вильгельма Мейстера», представляла собой целиком построенное из алюминия судно, на борту которого могло разместиться двадцать человек. Алюминий в то время был совсем новым материалом, и вполне естественно, что Нобель проявлял к нему интерес, так как его всегда интересовало всё новое.

Во время отдыха на яхте Берта и Альфред возобновили свои беседы. Нобель, по-прежнему отстаивая противоположные взгляды, всё-таки немного смягчил их. Теперь он иначе смотрел на те способы, при помощи которых можно было установить мир. Именно тогда он принял решение совершить что-нибудь великое для этого дела. Впоследствии он так и поступит. Но пока он молчал.

Связь, соединявшая Нобеля и Берту, несмотря на всё то, что их разделяло, и несмотря на то, что она носила, в основном, эпистолярный характер, была очень тесной и по-настоящему дружеской. Берта, способная искренне восхищаться и не менее искренне сочувствовать, никогда не была равнодушной к проблемам молчаливого отшельника. Она полностью разделяла его вкусы. Она умела вдохновить своего друга даже тогда, когда он впадал в депрессию и смотрел на мир пессимистически. Чтобы не быть голословными, вспомним о том, что писала Нобелю Берта, когда тот работал над своей пьесой. А Нобелю это было более необходимо, чем кому-либо другому.

Её письма были полны оптимизма, но, к сожалению, далеко не всегда могли сломить депрессию Нобеля. А он её никогда не скрывал и всегда стремился говорить о своих чувствах искренне. Случалось, что Берта бранила его за те мрачные мысли и эгоистичные настроения, которыми в такие периоды его письма бывали буквально переполнены. «Вы неисправимы, — писала она ему однажды, — но позвольте и мне сказать несколько ободряющих слов. Прислушайтесь к ним: они исходят из уст жизнерадостной дружбы. Вы приводите мне слова Шекспира о том, что каждый, кто пересек половину жизни (а вы хорошо помните мой возраст!), начинает превращаться в камень. Очень любезное замечание! Даже если бы я обратилась к самому старому ворону, то и тогда я не услышала бы такого мрачного карканья…»

После этого путешествия на яхте Нобель вернулся в Сан-Ремо. Его дом на Ривьере был по-прежнему пуст. Две огромные веранды располагали к созерцанию Средиземного моря, а экзотика — в духе тогдашней моды на всё китайское — ввергала в мечты. Казалось, что всё без исключения располагает к миру, спокойствию и отдыху.

Но не для Нобеля, который на берегу моря установил метательную установку и проводил испытания сконструированных им же снарядов, стреляя в сторону моря, что, естественно, нарушало покой соседей…

Он также построил одноэтажную лабораторию, напичканную разными установками, генераторами электричества и прочими приборами. Жизнь в Сан-Ремо Нобель явно не считал уходом на покой. В те периоды, когда он не уединялся в своей лаборатории, он находился в отъезде. А посещал он в основном те страны, в которых работали его заводы. Кроме того, несколько раз он приезжал в Париж.

Шестидесятилетний Нобель: одержимый изобретатель

Шестидесятилетний Нобель — это измученный человек с густой седой бородой, немного сутулый, нервный и какой-то усталый. Из-за плохого зрения он иногда носил очки. Его осунувшееся лицо свидетельствовало об изматывающих сердечных приступах и других болезнях, среди которых наиболее старой и потому почти привычной была мигрень. С ней он боролся, обматывая голову влажным полотенцем. Однако когда Нобель покидал своё жилище, он оживлялся, хотя и относился к себе по-прежнему с презрением. Он считал себя «бесполезной думающей машиной, единственной в своём роде из-за её неповоротливости».

В Сан-Ремо он намеревался продолжить свои исследования. Для этого ему было необходимо, чтобы верный ему в течение многих лет Георг Ференбах находился рядом. Увы, этот химик и давнишний компаньон, которому удавалось выносить тяжёлый характер своего начальника, отказался покинуть родину. Нобель, будучи благодарным за многолетнюю помощь, назначил ему пожизненное содержание и принялся за поиски нового помощника. Он обратился с предложением занять место Ференбаха к англичанину К. Хью Беккету и получил согласие.

В 1893 году, опять-таки по просьбе Нобеля, в Сан-Ремо приехал Раньяр Шольман (1870–1948). Обратиться к нему Нобелю посоветовал его прежний сотрудник по Винтервинкену Дж. В. Смит. Шольману тогда было 23 года. Недавно он закончил Стокгольмский технологический институт и некоторое время работал на американской фабрике, занимавшейся производством нитроглицерина и динамита. Летом 1893 он случайно оказался около шведского стенда на Всемирной выставке в Чикаго. Он собирался ехать в Мексику, где его ждало место инженера на новом заводе. И тогда он неожиданно для себя получил телеграмму от Нобеля, в которой тот предлагал ему место ассистента. Молодой химик был вне себя от радости: на него обратил внимание такой известный человек, как Нобель, и у него появилась возможность с ним работать! Шольман немедленно отправил Нобелю телеграмму с сообщением о своём согласии.

Когда он прибыл в Париж и приехал на авеню Малакофф, Нобель сразу же принялся знакомить его с теми обязанностями, которые он должен будет выполнять. Книги в библиотеке Нобеля пребывали в немыслимом беспорядке, так как у Альфреда никогда не хватало времени хоть как-то их упорядочить. Шольман незамедлительно принялся за эту не очень-то лёгкую задачу. Этот швед впоследствии показал себя верным сотрудником и единомышленником Нобеля и после его смерти стал душеприказчиком, а также одним из биографов своего прославленного хозяина[50].

В Сан-Ремо Нобель, окруженный своими новыми помощниками, принялся за испытания своего очередного изобретения — «прогрессивно взрывающегося бездымного пороха»[51].

Его по-прежнему интересовало огнестрельное оружие. Как будто извиняясь за это, Нобель объяснял, что его привлекает лишь теоретическая сторона вопроса, тогда как ненависть к войнам заставляет его ненавидеть сторону практическую: «Что касается меня, — говорил он, — то я с удовольствием послал бы к чёрту все эти пушки и всё, что с ними связано. Ад — это лучшее место для их хранения и одновременно лучшее место для их испытания»[52].

Число изобретений и усовершенствований, сделанных Нобелем во время его пребывания в Сан-Ремо, просто удивительно: он усовершенствовал многие бытовые приборы, разработал глушители для ружей и пушек и новый способ закаливания металла. Его интересовали оптика, биология, физиология. А позже он обратится и к «идефикс» своего отца — каучуку.

Он провёл не одно исследование, желая выяснить весь спектр применений этого вещества. Затем его привлекла идея изготовления лаков на основе нитроцеллюлозы. И нужно заметить, что те лаки и краски, которыми мы сегодня пользуемся, в основных чертах повторяют изобретение Нобеля.

Кажется, что не было такой области человеческого знания, к которой не обращался бы Нобель. Он интересовался телефоном и телеграфом, а также аэронавтикой и в 1896 году спонсировал путешествие шведа С. А. Андре к Северному полюсу. «Если Андре достигнет поставленной цели, это будет лишь половина пути, — комментировал он свой интерес. — Проявлением настоящей силы будет то, что это путешествие заставит работать воображение и тем самым стимулирует появление новых идей и изобретений. В этой области я тоже хотел бы служить делу мира; любое изобретение и открытие оставляет в сознании людей неизгладимый след, а это позволяет надеяться, что в поколениях, которые придут нам на смену, будет больше тех, кто способен изменить культуру, сделать её лучше и совершенней».

Идей у Нобеля было много. Говорили, что в конце жизни весь его опыт, все беседы и размышления и все интересующие его проблемы перемешались в его голове. Он был просто вдохновлен идеей использования воздушного шара в картографии: «Я хочу запустить небольшой воздушный шар, — писал он Шольману за четыре месяца до смерти, — оснащенный камерой с парашютом и часовым механизмом. На определённой высоте камера должна автоматически отделиться и опуститься на землю. Так я получу изображение местности[53]».

Улица в Сан-Ремо на которой жил Нобель

Однако, по мнению Нобеля, дальнейший прогресс в путешествиях по воздуху был связан не с воздушными шарами. Подобно Виктору Гюго, он предвидел, что скоро в небо поднимутся летательные аппараты, которые будут тяжелее воздуха. Он писал в 1892 году: «Меня очень увлекает воздушная навигация, но я не думаю, что эту проблему можно решить при помощи воздушных шаров. Для птицы достаточно лёгкого взмаха крыльев, чтобы оторваться от земли. И в этом, конечно, нет никакого волшебства. То, что может птица, может и человек. Обыкновенная коноплянка долетает из Парижа до Сан-Ремо за какие-нибудь три часа — скоро появятся такие средства передвижения, которые будут преодолевать то же расстояние за то же самое время, а может быть, даже быстрее».