Вега Орион - Любовные утехи богемы

• Название: Любовные утехи богемы
• Автор: Вега Орион
• Издательство: Ростов-на-Дону: «Феникс», 1999. - 352 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-222-00587-9

Публичный дом, бордель, притон — как бы его ни называли — этот храм продажных женщин всегда занимал существенное место в истории нравов. На страницах книги, опираясь на свидетельства современников, дневники, воспоминания самих поэтов, писателей, художников — Ш. Бодлера и П. Верлена, М. Горького и А. Чехова, М. Пруста и Э. Делакруа, П. Пикассо и А. Блока — автор показывает, как и для чего богема посещала эти места, где обитали шлюхи самых разных калибров, и как она позже повествовала об этом — в холстах и книгах.

Рассчитана на широкий круг читателей.

---

Уайльд, который открыто признавался в том, что у него нет друзей, а есть только любовники, уже водил Жида в грязные заведения на Монмартре, где всегда было полно разного сброда. За старое он принялся и в Алжире. В сопровождении гида, который по его воле оказался ужасно отвратительным (по мнению Уайльда, такие были лучше всех остальных), они ринулись в лабиринт улочек, где было обнаружено ничем не примечательное кафе. И спустя несколько мгновений они заметили восхитительного подростка, который вошел, достал из жилета тростниковую флейту и принялся волшебно играть в сопровождении молодого прислужника-араба, который оставил свои тарелки и взялся за дарбуку. После нескольких часов музыкального экстаза Уайльд склонился к Жиду и сказал ему вполголоса: «Dear, вы хотите этого маленького музыканта?» Затем два приятеля просят гида устроить дело и удаляются в загадочный дом с двойным входом. «Уайльд достал из своего кармана ключ и провел меня в крошечную квартирку из двух комнат, где немного позже к нам присоединился отвратительный гид. За ним следовали два подростка, на каждом из них был бурнус, закрывавший лицо. Гид нас покинул. Уайльд провел меня в дальнюю комнату вместе с маленьким Мухаммедом и радостно заперся с игроком на дарбуке в первой. (…) Я там оставался долго после того, как Мухаммед меня покинул, в состоянии ликования, от которого меня бросало в дрожь, хотя я вместе с ним пять раз испытал удовольствие; я затем бесконечное число раз воскрешал в памяти мой экстаз и, уже возвратившись в отель, до самого утра переживал его отголоски».

В Алжире тогда Оскара Уайльда сопровождал неразлучный с ним Бози (или лорд Альфред Дуглас), цинично торговавшийся с услужливыми нищими родителями о покупке пятнадцатилетнего мальчика с глазами газели. «Здесь так много красавцев, — писал Уайльд одному своему другу. — Молодые просто восхитительны, мы с Бози буквально потрясены».

Параллельно с Уайльдом предавался развлечениям Андре Жид. Они прекрасно знали друг друга. Несколькими годами раньше они вместе сотрудничали в литературном журнале «Ля Конк», который выпускал Пьер Луи.

Испуганный той откровенностью, с которой эти два человека демонстрировали свою гомосексуальность, Жид напишет: «(…) эти два существа (…) и юный лорд, которого я начал видеть очень четко, этот будущий маркиз, сын короля, этот двадцати летний шотландец, заклейменный, развращенный, пожираемый болезненной жаждой постыдного, который ищет позора и находит его, сохраняя при этом двусмысленное изящество (…). Такие типы можно видеть в исторических трагедиях Шекспира. Уайльд! Есть жизнь более трагическая, чем у него! Если бы он был более внимательным, если бы у него было больше способности быть внимательным, это был бы гений, великий гений, но он сам говорит это и знает это: «Мой гений я вкладываю в мою жизнь; в мои произведения я вкладываю только мой талант. Я знаю это и в этом трагедия моей жизни». Вот почему те, кто узнает его, вблизи испытывают ту же дрожь ужаса, которую я всегда испытываю рядом с ним…»

С первой же их встречи Жид был очарован Уайльдом. В его записной книжке за 10 и 11 декабря 1891 года можно прочитать надпись большими буквами, пересекающими всю страницу: «Уайльд, Уайльд». Жюль Ренар, который встретил их в декабре 1891 года у Швоба, отметил: «[Жид] безбород, простужен, излишне огромные челюсти и глаза между двумя жировыми складками. Он влюблен в Оскара Уайльда». А последний так описал его портрет: «Он дает вам сигарету, но право выбора оставляет за собой. Он не обходит стол, а переворачивает его. У него каменное лицо с красными прожилками и длинные зубы с огромными дырами. Он сам огромный и носит огромную трость».

Неосторожный стишок, как бы вскользь брошенный в общество Бози, о любви, «не смеющей себя назвать вслух», пара фраз из книг Уайльда, дым сгоравших писем — послужили искрой, из которой разгорелся пожар. Возник беспрецедентный судебный процесс. Один из редких во всей мировой истории, когда подобное юридическое разбирательство довели до завершения. Обычно такие дела против оскорбления нравственности, если возбуждаются, то заканчиваются по традиции ничем.

Во время процесса над Оскаром Уайльдом атташе турецкого посольства протестовал против вынесенного писателю приговора от имени миллионов мусульман, для которых гомосексуальность не является грехом, и предлагал ему убежище на Востоке…

Дальнейшее известно. Заключенный «С.3.3» вышел из тюрьмы больным человеком.

«Му own darling boy, — писал Уайльд Дугласу, — все на меня злятся за то, что я опять возвращаюсь к тебе, но они не понимают… Чувствую, что, если могу еще мечтать об истинных произведениях искусства, я мог бы их создавать только рядом с тобой. Прежде было не так, но теперь все переменилось, и ты можешь возродить во мне энергию и ощущение радостной силы, необходимые для всякого искусства. Верни меня к жизни, и тогда дружба наша получит в глазах мира иное значение… И тогда, бесценный мой, я снова буду Королем жизни!»

Они виделись, и даже ездили вместе в Неаполь. Но Дуглас Оскара Уайльда — это был скорее не реальный человек, который находился рядом, а тот, кого он создал в своем воображении. Реальный Дуглас не хотел, и главное, не мог стать иным. Окончательный разрыв был неизбежен. Чуда не произошло…

В России талант Уайльда признали далеко не сразу. В своем дневнике Корней Чуковский приводит распространенное мнение о писателе, высказанное одним из теоретиков анархизма, социологом, географом и исследователем Сибири, геологом Петром Кропоткиным:

«У Кропоткина собралось самое разнообразное общество, замучивающее всю его семью. На каждого новоприбывшего смотрят как на несчастье, с которым нужно бороться до конца. Я заговорил об Уитмене.

— Никакого, к сожалению, не питаю к нему интереса. Что это за поэзия, которая выражается прозой. К тому же он был педераст! Помилуйте, как это можно! На Кавказе — кто соблазнит мальчика — сейчас в него кинжалом! <…> У нас в корпусе — это разврат! Приучают детей к онанизму!

Рикошетом он сердился на меня, словно я виноват в гомосексуализме Уитмена (его Корней Чуковский переводил для массовой серии изданий художественной литературы, задуманной Горьким. — В. О.).

— И Оскар Уайльд… У него была такая милая жена… Двое детей. Моя жена давала им уроки. И он был талантливый человек. Элизе Реклю говорил, что написанное им об анархизме (?) нужно высечь на медных досках, как это делали римляне. Каждое изречение — шедевр. Но сам он был пухлый, гнусный, фи! Я видел его раз — ужас!

— В «De Profundis» он назвал Вас «белым Христом из России».

— Да, да… Чепуха. «De Profundis» — неискренняя книга. Мы расстались, и хотя я согласен с его мнением о «De Profundis», я ушел с чувством недоумения и обиды».

Глава 6 ХУДОЖНИКИ

Рисует Тернер

Вильям Хогарт в 1732 году создал знаменитую серию гравюр под названием «Карьера проститутки». Там изображена жизнь Мэри Хэкбот, бедной девушки из Йоркшира, с момента ее прибытия в Лондон вплоть до ее смерти в двадцать три года.

Фрэнсис Бэкон писал:

«Я вспоминаю очень депрессивного Теннеси Уильямса. Он проводил время в обществе молодых марокканцев и не понимал, почему они не влюбляются в него. Это были проститутки, и нужно было признать, что они нас обманывают».

Среди милых лореток, деливших постель с представителями художественного мира XIX века, актрисы, певички и натурщицы, танцовщицы занимали особое место. Нужно заметить, что в то время существовало множество разного рода театриков и концертных залов, а их работники зарабатывали очень мало. Несмотря на это, сценические профессии крайне привлекали бедных девушек, которые надеялись благодаря им найти богатого покровителя и выбиться таким образом из окружавшей их нищеты. Короли театра (а Виктор Гюго и Александр Дюма действительно были настоящими королями театра) более чем кто бы то ни был, поддавались попыткам соблазнения со стороны молодых дебютанток. Дюма женился на актрисе-куртизанке, Сезанн — на натурщице Ортанз Фурьез, а Гюго сделал одно из этих созданий любовницей всей своей жизни.

Рафаэль, по преданию, умер оттого, что переусердствовал в любви к женщинам…

Джоржо Вазари рассказывает две истории о жизни и смерти Рафаэля: «Будучи человеком горячего темперамента, он был очень привязан к женщинам и проявлял свою любовь к ним, служа. Когда он предавался удовольствиям, его друзья видели в нем слишком много понимания и любезности. Когда он рисовал для своего друга Агостино Сиги его дворец, он не мог спокойно работать из-за любви к его любовнице. Агостино очень страдал от этого. С многочисленными сложностями он все-таки устроил так, что эта женщина стала жить рядом с тем местом, где работал Рафаэль, и все закончилось благополучно…» «Ему дали понять, что когда зала, которую он расписывал, будет закончена, папа в качестве вознаграждения за его работу и за его талант подарит ему сан кардинала во время ближайшего назначения, так как остальные кандидаты имели гораздо меньше заслуг. Однако Рафаэль, по-прежнему привязанный к своей страсти, продолжал тайно предаваться без меры любовным наслаждениям. Однажды позволил себе пылкости больше, чем обычно; он вернулся к себе в сильной горячке, и врачи констатировали гиперемию. Так как он не хотел признаваться в своем беспорядочном поведении, врачи неосторожно пустили ему кровь, тогда как ему, ослабевшему, нужно было восстановить силы…»