Рустам Валеев - Родня

• Название: Родня
• Автор: Рустам Валеев
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1986

Новое издание челябинского писателя, автора ряда книг, вышедших в местном и центральных издательствах, объединяет повести «Хемет и Каромцев», «Вечером в испанском доме», «Холостяк», «Дочь Сазоновой», а также рассказы: «Фининспектор и дедушка», «Соседи», «Печная работа», «Родня» и другие.

---

А однажды на базаре он дал мне шапку, чтобы я поносил ее и, конечно, если удастся, нашел покупателя — сам он обычно сидел у заборчика под навесом и даже не всегда раскрывал чемодан, в котором были сложены шапки. Злые языки язвили, что, дескать, шапочник из жадности не дает свой товар маклерам, а приучает торговать малолетнего внука. Ручаюсь, что это была неправда. Он, как я теперь понимаю, заметил блеск в моих глазах — блеск назревающего призвания — ведь я рос в городке торговцев и кустарей, и хотя городок хирел в этом своем качестве, но в ритмах и сутолоке базара еще сохранялся его привлекательный, заражающий романтический дух риска, удальства, предощущения удачи. Так вот, я думаю, что дедушка угадал мою взволнованность и ему было приятно, что его дело может заинтересовать, завлечь мальчишку, хотя, повторяю, он и не хотел для меня такого будущего.

Восторженный и гордый, вошел я в пестроту и тесноту базара, как фокусник, ловко подбрасывая вверх шапку и выкрикивая:

— Кому шапку! Вот хорошая шапка!..

Меня совсем не обижало, что никто не интересуется шапкой, никто не мешает моему движению в пестроту и гам воскресного базара, не мешает дотошной приглядкой и скучной торговлей.

Но — когда, видно, я был особенно ослеплен — меня вдруг окликнул, а потом мягко, по и крепко прихватил за руку высокий сухой дядька.

— Купите шапку, — торопливо сказал я. Меня смутило то, что я не заметил его и не предложил шапку, прежде чем он увидел меня и остановил.

Он смотрел на меня долго и пристально и наконец спросил, будто бы тоже смущаясь:

— Ты думаешь, у меня нет шапки, если я не надел ее?

— О-о! — удивился я. — Кто же летом надевает шапку? А шапку надо покупать сейчас, потому что зимой вы можете и не купить.

Он опять долго и пристально смотрел на меня, затем пошел, ничего не сказав и не оглянувшись ни разу.

Когда я вернулся к дедушке, он складывал в фанерный чемодан шапки. Движения его были поспешны и тревожны. Он спросил:

— Что тебе говорил фининспектор?

Так я впервые услышал слово «фининспектор» и увидел его самого, но это был не тот, с которым у дедушки позже завязались долгие и странные отношения.

4

Того я впервые увидел не на базаре, а дома у нас (и дедушка потом говорил, что не встречал его на базаре).

Я раскладывал на горячей плите пескарей, которых мы с братом наловили. Мы сушили их сперва на солнце, подвесив на нитках, а потом на горячей плите, мне не терпелось отведать сушеной рыбы.

Тут он и появился на пороге.

— Здравствуйте, — сказал я и уставился на него.

Он был в кителе с блестящими пуговицами, в высокой фуражке.

Он спросил по фамилии дедушку. Я ответил, что один дома.

— А чем ты занимаешься? — спросил он с интересом. — А-а! Для того и печь топили?

— Да, — стал я туманить, — чтобы рыбу сушить, чтобы тепло было, чтобы…

Он рассмеялся так, что слезы появились на глазах, потом вынул носовой платок, и на меня сильно пахнуло одеколоном.

— На улице жара, как в пустыне, — сказал он, все смеясь. — А пескарей на плите не сушат.

— Да, — промямлил я, — да. (Печь топили для того, чтобы сушить готовые шапки.)

— А где же дедушка?

— Да, — сказал я, — да, он вроде купаться пошел.

— Купаться? — весело переспросил человек и, четко стуча сапогами, прошел от порога и сел на табурет, не придвинув его к столу, — можно было ходить вокруг и оглядывать его. Он вроде не торопился.

Когда появился дедушка, он почти рывком поднялся, четко стукнув каблуками, замер и строго, почти сурово уставился на дедушку.

— Здравствуйте, — гордо сказал дедушка. — Прошу, пожалуйста. — И показал рукою на дверь, ведущую в большую комнату для гостей.

— Ничего, — сдержанно ответил он, выпрямляясь. — Я по делу. Я сотрудник горфинотдела.

Дедушка пожал плечами и снисходительно молчал — молодой человек пренебрегал порядками дома, в который явился, и дедушка с таким же пренебрежением готов был слушать его. Он даже не шуганул меня, а потом пришла бабушка с моим младшим братом, их он тоже оставил. А фининспектору вроде нравилось наше присутствие. Он повернулся к дедушке и отчетливым высоким голосом сказал:

— Вы занимаетесь промыслом, запрещенным с 1928 года. Вы даже не имеете права на приобретение патента. Я вас предупреждаю, что, если вы еще раз нарушите закон, дело сразу будет передано в следственные органы. Ясно? — спросил он, и дедушка ответил ему: «Ясно», и он, четко стуча сапогами, пошел к двери…

Дедушка ходил по комнате, чувяки его как-то слабо, горестно шаркали по полу, и все слышался четкий стук сапог — сперва в сенях, затем во дворе, затем на улице, — четкий стук по дощатому тротуару.

— Он у меня спросил: зачем печь топили? — сказал я.

Дедушка даже не глянул на меня. Мне хотелось чем-то помочь ему, и я добавил:

— Я сказал, чтобы рыбу сушить и чтобы тепло было…

— Ладно, — сказал дедушка, — ладно.

Он все шаркал по полу чувяками, но мало-помалу то горестное шарканье сменилось быстрым и резким. Наконец он сбросил чувяки, решительно переоделся в ичиги.

— А ну! — крикнул он бабушке. — Давай-ка, пока печь не остыла… — И, не договорив, стал носить из другой комнаты колодки с натянутыми на них шапками. Он сажал их в печь, и лицо его было горестным и решительным, будто он делал что-то такое, что спасло бы его или оправдало.

В первое же воскресенье дедушку поймали на базаре. Узнав об этом, бабушка тотчас же надела новое платье, взяла диплом отца и отправилась в милицию. Ей, кажется, не пришлось показывать диплом — отца в городе хорошо знали и помнили, а следователь, возможно, был его учеником. К тому же суконные шапки из овчины не вызвали острого интереса милиции. Дедушке, говорят, сказали: «Что, бабай, будешь шить шапки?» А дедушка не ответил, и следователь будто бы сказал: «Ну что ж, если не будешь шить…» — и отпустил дедушку.

Он, конечно, и после этого продолжал шить шапки, но милиция его не трогала пока.

А вскоре у нас опять появился фининспектор.

— Давненько у вас не был, — сказал он приветливо. — Не помешал?

Дедушка не ответил на вопрос и вежливо попросил гостя в большую комнату, и тот сразу же согласился и даже хотел снять сапоги у порога, но дедушка запретил, и они прошли в большую комнату.

— Чаю, — сказал дедушка, и бабушка стала раздувать самовар.

Я во все глаза смотрел на гостя, и противоречия мучили меня: он был так притягателен своей почти военной одеждой и четкой выправкой, китель так хорошо облегал его, сапоги сияли. И в то же время я должен был ненавидеть его за тревогу и страх, которые поселились в нашем доме с его появлением.

Он был все так же изящен и ловок, как и в тот раз, но казалось, что теперь ему это хуже удается: вот он, пробираясь на почетное — для гостей — место, задевает стол и стулья, а на сундук, покрытый ковриком, садится так, что сундук скрипит; вот он берет пиалу обеими руками, и она чуть не выскальзывает у него. Казалось, что он намеренно не хотел той, прежней четкости, хотел быть проще, доступнее, что ли.

— Мы ведь и не познакомились, — сказал он, смущенно улыбаясь. — Меня зовут Анатолий. А вас я буду называть дедушкой. Не возражаете?

— Можно. Пожалуйста, — сказал дедушка.

Они долго пили чай, причем Анатолий не отставал от дедушки, правда, иногда морщился: он, кажется, не привык пить такой крепкий чай.

— Я о вашем зяте слышал много хорошего, — сказал Анатолий. — Он ведь был директором школы? Его знает, оказывается, весь город. — Он помолчал. — Вас, между прочим, тоже хорошо знают.

— Город маленький, знают, — скромно ответил дедушка.

— Вы, наверно, тоже многих знаете… Николаева не помните, фининспектором был до войны?

Дедушка чуть заметно пожал плечами и не ответил.

— О нем столько рассказывают! Вот он идет по слободке, просто прогуливается. Но замечает: шторки на всех окнах одной и той же расцветки. Ага, значит, в слободке кто-то промышляет шторками!..

— Хитрый был парень, — отозвался дедушка. — Да ты пей чай.

Но Анатолию было уже не до чая, он с увлечением продолжал:

— Он был справедливый и честный. Он зря не обижал людей. Например, кустарь-шапочник не имеет права шить и торговать. Но если он на товарищеских началах, то есть из материала заказчика шьет шапку — пожалуйста, это не преследуется законом… А вот шали вязать совсем запрещено, даже на товарищеских началах.

— Почему? — вдруг спросил дедушка. Он не проявлял особого интереса к разговору, а тут спросил.

— Нельзя, — вроде бы с сожалением ответил Анатолий.

— Почему? — опять спросил дедушка.

— Нельзя, — ответил опять Анатолий и вздохнул. — Закон. А вы помните, сколько лошадников было в городе? — спросил он, оживляясь. — Говорят, хоть пруд пруди. И каждый промышлял сам по себе.