Виктор Еремин - Тайны смерти русских писателей

• Название: Тайны смерти русских писателей
• Автор: Виктор Еремин
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9533-4253-7

О причинах ранней и таинственной смерти известных людей написаны горы книг. Мы, кажется, знаем все о дуэлях А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова, самоубийстве А. Н. Радищева и трагической кончине А. К. Толстого. Но исследователи, как бы глубоко ни копали, не спешат ставить точку в этих вопросах. Они снова и снова пытаются найти причину — в обществе, семье, творчестве или самой личности. О том, случайность ли подобного рода смерть или закономерность, благо или наказание, вы прочитаете в повой книге В. Н. Еремина, нестандартный подход которого, без сомнения, заинтересует многих читателей.

---

Рассказывать о самом восстании мы не будем. Литературы о нем более чем достаточно.

Отметим следующее. Николай Павлович был заранее предупрежден из Таганрога о наличии заговора в петербуржских войсках. Помимо этого в последние дни ему поступило более десяти донесений о готовящемся бунте. До 14 декабря Николай уже имел поименной список заговорщиков. Однако император предполагал, что ему сообщили лишь о мелких сошках, что заговор составлен высшей аристократией, а не дворянской мелкотой. И именно к бунту аристократии готовился он морально.

В ночь с 13 на 14 декабря Николай собрал командиров военных частей, в которых был точно уверен, и объявил: «Господа, не думайте, что утро пройдет без шума: возможно, что и Дворец будет под угрозой и я не могу заранее принять нужные меры; я знаю, что есть волнения в некоторых полках, но лишь в решающий момент я смогу решить, на какие части я могу рассчитывать: до того времени я не смогу измерить размер зла. Но я спокоен, потому что моя совесть чиста. Вы знаете, господа, что не я искал короны; я не нашел в себе ни нужных талантов, ни опыта, чтобы нести этот тяжелый груз; но если Господь его на меня возложил, так же как воля моих братьев и законы Государства, я сумею ее защитить и никто во всем свете не сможет ее у меня вырвать. Я знаю свои обязанности и знаю, как их защитить; Император Всероссийский в случае нужды должен умереть с мечом в руке. Во всяком случае, не зная, как мы переживем этот кризис, я поручаю вам моего сына. Что же касается меня, будь я императором лишь на час, я сумею доказать, что я достоин этого звания»[81].

Другими словами, власть накануне восстания была жестко организована. Неожиданным я назвал это восстание по той причине, что и аристократия, которую подозревала в заговоре семья монарха, тоже не предполагала о подобном выступлении, попахивавшем якобинской диктатурой и гильотиной для высокопоставленных семейств. Так что вокруг Николая I объединились все могущественные силы, кто испугался за судьбу собственную и своих близких. Жуткий французский пример того, чем кончаются подобные игры в свободу, пришелся на молодость многих из сих господ.

При этом никто не сомневался, что главной жертвой заговорщиков была определена семья Романовых. 14 декабря ганноверский дипломат, бывший в 1812–1814 гг. российским подданным и воевавший в чине генерал-майора, Вильгельм Дернберг попросил у Николая I позволения присоединиться к его свите. Император ответил:

— Это событие дело семейное, в которое Европе нечего вмешиваться!

Другими словами, изначально Николай вел речь о фамильной борьбе за престол!

Об организованности декабристов говорить не приходится. Отчего так случилось? Иначе и быть не могло. Со второй половины XIX в. в литературе ведется спор: можно ли считать декабристов первыми интеллигентами? Так, в частности, Николай Александрович Бердяев (1874–1948) заявил: «Масоны и декабристы подготовляют появление русской интеллигенции XIX в., которую на Западе плохо понимают, смешивая с тем, что там называют intelectuels. Но сами масоны и декабристы, родовитые русский дворяне, не были еще типичными интеллигентами и имели лишь некоторые черты, предваряющие явление интеллигенции»[82].

Вряд ли можно согласиться с такой точкой зрения. Декабристов не только можно, но и нужно полагать в числе первых интеллигентов, поскольку именно в их выступлении наиболее ярко проявились основные свойства этого сословия, а декабрьское восстание 1825 г. есть первый, типичный интеллигентский бунт да еще и с национальным окрасом — бессмысленный, стихийный и одновременно истеричный, с показушной жертвенностью (при том, что жертвенность эта никому не была нужна, кроме как самим истеричкам).

Рядовых, необразованных гвардейцев в бунт втянули самым гнусным образом — ложью! И ложью держали на площади вплоть до начала артиллерийского обстрела.

Несколько примеров.

Замечательный наш писатель, в 1830-х гг. составивший конкуренцию самому А. С. Пушкину, а в те годы участник восстания, штабс-капитан в лейб-гвардии драгунском полку Александр Александрович Бестужев (Марлинский) (1797–1837) заявил своим подчиненным, призывая их идти на площадь:

— Нас обманывают, Константин меня к вам прислал. Если вы верите в Бога, вы откажетесь присягать другому царю, нежели тому, которому вы поклялись в верности двадцать дней тому назад… Ребята! Вас обманывают: государь не отказался от престола, он в цепях. Его высочество шеф полка Михаил Павлович задержан за четыре станции и тоже в цепях!

Лейтенант гвардейского экипажа Антон Петрович Арбузов (1798–1843) припугнул своих моряков:

— Целая армия стоит в окрестностях столицы и нас уничтожит, если мы присягнем Николаю.

Таким образом, стоявшие на Сенатской площади в каре рядовые и слыхом не слыхивали о том, чего добиваются декабристы. Да и ничего не поняли бы, если бы услышали. Впрочем, декабристы сами весьма смутно представляли чего хотят — хотели они, чтобы было как во Франции, а не сермяжно по-нашенски. Не зря А. И. Якубович предлагал разгромить кабаки, напоить чернь и спровоцировать ее на грабежи.

Солдаты же были уверены, что пришли защищать царя Константина, которому недавно присягнули на верность, и что сейчас их поведут в бой против узурпатора. Во всех переговорщиках от Николая солдаты видели подосланных узурпатором продажных негодяев. Единственного, кто мог бы помешать декабристам командовать подчиненными (потому что пользовался у гвардейцев непререкаемым авторитетом), Милорадовича в самом начале восстания (точнее было бы сказать, театральной инсценировки восстания) смертельно ранил Каховский, а другого такого авторитетного человека в гвардии не было.

Всей этой лжи давно найдено оправдание интеллигентами — поклонниками декабристов: «Отечественная война, несомненно, развила солдата, сделала его сознательнее и умнее. Но чем сознательнее он был, тем крепче он держался за свои убеждения, тем честнее служил империи и государю императору. Поэтому заранее была обречена на неуспех революционная пропаганда и необходим был обман, чтобы повести его на мятеж. Если сказать солдату, что от него требуют второй, незаконной присяги, что истинный государь томится где-то в цепях, а захватчик собирается отнять у него престол и если скажут все это люди, которым он доверяет, добрые и любимые офицеры, то он поверит и будет сражаться за правое дело. И горький обман этот во имя и для блага народа придумал чистый душой(!) поэт! Такова трагедия идеалистов: беспомощные в жизни, они хотят перехитрить ее, берут на себя во имя своих идей тягчайшие грехи, как взял Рылеев грех обмана почти что детей — солдат»[83].

Великий русский писатель Борис Константинович Зайцев (1881–1972) отметил самое важное в том тяжком дне — великую роль императора Николая I: «С первого же дня путь его оказался грозным. Много спокойнее и проще было бы командовать, с титулом великого князя, каким-нибудь гвардейским корпусом, чем 14-го декабря отстаивать на Сенатской площади свой трон, жизнь и свою, да и семьи. Все-таки, раз уж взялся, выполнил изо всех сил.

Николая I-го любить трудно. Не весьма его любили и при жизни, и по смерти. Но и не любившие не могли отрицать, что 14-го декабря показал он себя властелином. Личным мужеством и таинственным ореолом Власти действовал на толпу. Он — Власть. «Это царь!» Вожди мятежников могли быть и образованней его, и многое было правильно в том, чего они требовали, но у них не было ни одного «рокового» человека, Вождя. А Николай Вождем оказался. И победил»[84]. Победил, потому что в его распоряжении была огромная армия военных поселений и верные Аракчееву артиллеристы. Победил, потому что противоположную сторону возглавлял слабовольный авантюрист К. Ф. Рылеев, которого апологеты все время стараются представить невинным поэтом-идеалистом и замалчивают тот факт, что он являлся кадровым, достаточно опытным офицером, хотя и в отставке.

15

В преддверии и во время восстания случились два события, которые обычно упоминаются мимоходом, но которые во многом объясняют поведение императора и его братьев в процессе следствия над декабристами.

«Накануне восстания на Сенатской площади было даже составлено специальное воззвание, в котором говорилось, что, поскольку после смерти Александра I ни Николай, ни Константин не хотят править, власть следует передать императрице: «Итак, они не хотят, они не умеют быть отцами народа, но мы не совсем осиротели: нам осталась мать в Елизавете. Виват Елизавета II и Отечество!»»[85]

На самом деле это было не воззвание, а «Приказ к войскам», написанный в ночь перед восстанием 14 декабря подполковником в отставке бароном Владимиром Ивановичем Штейнгелем (1783–1862). Звучал он так:

«Храбрые воины! Император Александр I скончался, оставив Россию в бедственном положении. В завещании своем наследие престола он предоставил великому князю Николаю Павловичу. Но великий князь отказался, объявив себя к тому не готовым, и первым присягнул императору Константину I. Ныне же получено известие, что и цесаревич решительно отказывается. Итак, они не хотят, они не умеют быть отцами народа, но мы не совсем осиротели: нам осталась мать в Елизавете. Виват Елизавета II и Отечество!»