Татьяна Варнек - Доброволицы

• Название: Доброволицы
• Автор: Татьяна Варнек
• Издательство: Русский путь
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-85887-118-6

Публикуемые в настоящем сборнике мемуары — еще несколько страниц из истории Первой мировой войны, перешедшей в России в войну Гражданскую.

Судьба женщин-мемуаристок оказалась сходной: совсем молоденькими, охваченные патриотическим порывом, они устремились на фронт, чтобы стать частью Русской Армии, воевавшей с внешним врагом. После раскола на белых и красных они вступили в Добровольческую армию и до конца прошли с ней тяжкий путь ее поражения, закончившийся для них утратой Родины.

---

Петербургские сундуки на плоской крыше стояли благополучно почти до самого конца, и, только когда появились обозы с беженцами и бабы бросились грабить, они разбили временную крышу веранды и нашли все. Пошла вакханалия! Через крышу вытаскивали ковры, белье, меха. Начались драки!.. И большая часть вещей тут же раздиралась на части: рвали дорогие меховые манто, скатерти, ковры…

Потом в лесу мы находили куски материй и меха. Когда уже нечего было грабить, стали разбивать все, что не могли унести. Нашим служащим удалось спасти одну корову и пару свиней, сказав, что это их собственные. На винограднике не осталось ни одной ягодки. В садах все же осталось кое-что. Главным образом груши и яблоки зимних сортов, которые в августе были совершенно зеленые, но на нижних ветках и они были сорваны. Огород и бахча имели самый жалкий вид, все потоптано, поломано и уничтожено!

Узнали мы и о судьбе тех помещиков, которые не успели убежать. Ближайшие наши соседи, профессор Филиппов с женой, бежали, а сыновья, юноши, ушли в горы, в лес и прожили там все это время. По ночам они спускались к себе на огород и в сад за пищей. Но все остальные, не уехавшие, были расстреляны — военный врач Протасов, Кравченко, Марков и Яковлев — старик из разбогатевших крестьян. Он жил безвыездно в своей усадьбе, семьи у него не было. Большевики нашли, что он похож на какого-то генерала, и на всякий случай его расстреляли. Даниловы в это время не жили у себя в имении. Их чудный дом с колоннами был разграблен, а затем сожжен до основания.

Мы переночевали на ферме, где наши служащие постарались устроить нас как можно лучше. А на другой день мы пошли в дом. Картина представилась нам ужасная: окна все были выбиты, зеркала разбиты вдребезги, мебель, которую не сожгли, была порублена шашками, все обивки, занавески сорваны. В кабинете все книги, журналы, документы, фотографии были разорваны на мелкие клочки, и ворох разорванной бумаги толстым слоем покрывал пол.

Рвали книги в поисках денег. У пианино были отрублены все молоточки, и оно было набито тухлыми помидорами. На стенах всевозможные безобразные надписи и рисунки, в углах комнат… уборные!

Трудно себе представить картину, которую мы увидели! Вокруг дома все было вытоптано и… поломано!!!

В кладовке стены были все исковерканы, и, если бы мы не взяли вещей с жемчугом, — все бы пропало! Небольшое количество денег, которые папа зарыл за беседкой, исчезло — большевики копали вокруг дома в поисках клада и, конечно, наткнулись на эти деньги. Но драгоценности, которые были зарыты далеко в лесу, остались целы.

Положение наше было отчаянное, но выбора не было. Хотя все было разорено, урожаи почти полностью пропали, мы остались почти без денег и вообще без ничего, единственная возможность как-то прожить была — оставаться у себя, приводить все в порядок и начинать все сначала.

Здесь, по крайней мере, была крыша над головой и мы были у себя. Мы сразу же начали очищать дом. Перебрали все разорванные бумаги и книги в поисках документов и фотографий, кое-что находили, подбирали и склеивали, несколько кусков фотографий нашли в помойной яме. Из запасных стекол починили окна, а другие забили досками. Удалось починить кое-что из мебели, кровати, матрасы. Все надо было как следует вычистить, вымыть. Это заняло дней пять, и мы перебрались к себе. Кухарке удалось припрятать кое-что из посуды, а некоторые служащие получили в подарок от большевиков кое-какие наши вещи, которые они нам вернули. Все это была капля в море, но позволяло нам как-то обернуться.

Мы стали ходить по имению и искать брошенные и потерянные грабителями вещи. Так, я нашла свой кожаный несессер, в котором остались некоторые предметы — мыльница, щетка… Нашли два куска от папиного бобрового воротника его николаевской шинели, из которых мы с Аней смастерили себе шапки. В общем, все, что находили, чистили, мыли и приспосабливали к употреблению. Несколько вещей нам вернули крестьяне из Небуга, сказав, что это им подарили. Может быть, это и так, а может быть, и сами грабили.

Комендант Туапсе прислал нам большой кусок суровой бязи с красными полосками — из нее было сшито каждому из членов семьи по одной вещи: я получила платье, тетя Энни — блузу и т. д.

Труднее всего было с питанием. Особенно трудно с хлебом, так как муку можно было достать с большим трудом, и все меньше и меньше, — наше побережье своей муки не имело, а все запасы были увезены большевиками. Не было ни мыла, ни сала. Подвоза же не было никакого. Железная дорога была перерезана, там шли бои, а пароходы не ходили.

Во всей губернии начинался голод. Наше положение становилось безвыходным: денег почти не оставалось. Правда, предвиделась продажа оставшихся недозрелых фруктов, но этого, конечно, было недостаточно, да и надо было ждать, пока они поспеют к сбору. Других доходов не было никаких, а жило нас, кроме нашей семьи и семьи Княжецких, еще учительница и три прислуги: всех надо было накормить, одеть и снова налаживать хозяйство. Кроме того, надо было Пете учиться дальше. Женя еще был маленький и проходил все с учительницей. Все, конечно, волновались, но ничего придумать не могли: ведь мы были отрезаны от всего мира.

Но вдруг один раз утром мы услышали на шоссе несмолкаемый грохот телег и сейчас же пошли посмотреть, что там происходит.

Перед нами по всему шоссе тянулась вереница пустых подвод, едущих по направлению к Новороссийску. После расспросов оказалось, что крестьяне, да и все, кто имел лошадей, решили ехать за мукой в Кубанскую область.

У папы сейчас же созрел план, и мы решили сделать то же самое и одновременно узнать о положении и попытаться как-нибудь наладить и нашу судьбу.

Часть третья. В ДОБРОВОЛЬЧЕСКОЙ АРМИИ

Глава 1. ПЕРЕЕЗД В ЕКАТЕРИНОДАР

Приняв решение послать подводу на Кубань, папа предложил нашему соседу, профессору Филиппову, сделать это совместно. Они сейчас же сговорились и решили, что ехать надо до самого Екатеринодара, чтобы, помимо муки, которую можно было достать в станицах ближе, можно было бы все узнать о положении и устроить кой-какие дела.

Каждый из них дал по одной лошади; дилижан, как более прочный, взяли наш. Профессор Филиппов послал своего второго сына, гардемарина, а папа — нашего рабочего, Николая Коростылева, зятя расстрелянного Фурсова. Кроме того, с ними командировали меня, для устройства Пети в какое-нибудь учебное заведение и чтобы узнать, можем ли мы с Аней найти там какую-нибудь работу. Ане очень хотелось ехать с нами, но ее не пустили, желая как можно больше привезти муки.

Мы знали, что в Екатеринодаре живет тетя Катя Эккерт с тремя дочерьми, которые приехали туда из-за голода и беспорядков в Петербурге. Они жили в квартире у Вани Кобылина, так что я могла остановиться у них. Сборы были недолгие, и мы пустились в путь.

Считалось, что до Екатеринодара сто сорок верст, но никто их не мерил. Крестьянские телеги, не переставая, тянулись по шоссе, и мы влились в общее течение. Сначала ехали по шоссе в сторону Новороссийска, затем оставили его и повернули в горы по другому шоссе, которое шло до Архипо-Осиповки. Сколько верст, не помню, но, выехав утром, мы вечером были там. Переночевали хорошо у сестры Николая, которая была замужем за учителем.

Рано утром на другой день двинулись дальше в горы. Шоссе уже кончилось — сначала была приличная проселочная дорога, но, как только мы удалились от Архипо-Осиповки и начали подниматься по лесу, на перевале ее уже дорогой нельзя было назвать: страшно крутая, такая узкая, что разъехаться две телеги могли лишь только в редких местах. Вся в ямах, корнях деревьев и колеях. Мы поднимались порожняком и поэтому особого труда не было. Но когда поднялись на перевал, то услышали крики, понукания, ругань мужиков и скрип телег: это нам навстречу поднималась партия с мукой. Мы и все телеги, которые были с нами, остались ждать наверху, чтобы пропустить встречных.

Сколько стоило трудов, чтобы поднять воз с мукой! Многие мужики соединялись вместе, оставляли одну телегу внизу и на двух парах лошадей поднимали каждую телегу. Другие сгружали внизу половину муки и, подняв одну, возвращались за другой. Все время была опасность, что телега перевернется на пнях и ямах, тем более что тот склон был сырой и по дороге были колдобины с водой.

Когда мы пропустили партию встречных, мы спустились в долину, где ехать было лучше, но несколько раз надо было переезжать речки вброд.

К вечеру доехали до деревни в глубокой долине, окруженной горами. Меня поразила яркая зелень и сочная большая трава: у нас в сентябре все уже давно выжжено солнцем. Ночевать остановились на краю большой поляны под высокими деревьями. Лошадей пустили пастись, я устроилась на дилижане, а Николай и Андрюша под ним: они должны были по очереди слушать лошадей, но оба спали мертвецким сном. Я спала тоже хорошо, но все же раза два их будила и посылала их за лошадьми. К утру я заснула крепко, и разбудил меня, как мне показалось, дождь: все было мокрое, и на меня капали крупные капли, но оказалось, что это страшный туман. Когда он рассеялся, была чудная погода — нам сказали местные жители, что у них так всегда. В этот день мы перебрались через второй перевал, такой же трудный, как и первый.