Дэвид Стори - Сэвилл

• Название: Сэвилл
• Автор: Дэвид Стори
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1979

Новый роман известного писателя посвящен судьбам английской молодежи.

Герой книги — юноша из рабочей, шахтерской семьи. Ему удается получить образование и стать учителем, однако «равные возможности», столь широко рекламируемые в современном капиталистическом обществе, не приносят герою ничего, кроме разочарования.

---

— Вот в такие минуты правда и выходит наружу, — сказала она, утирая глаза уголком фартука.

— Всему причиной эта девчонка и что он дома бывать перестал, — сказал отец. — Веди он себя как нормальный парень, ну, как соседский Йен, мы бы друг на друга не накинулись.

— Ты же всегда ругаешь Йена, — сказала она.

— Да нет. Наверное, в чем-то и он хорош.

— Ну и нечего копаться, — сказала мать.

— Только дыма без огня не бывает, — добавил отец.

— А ты того гляди целый пожар устроишь, хотя и нет ничего, — помолчав, сказала мать и ударила кулаком по столу так, что отец хмуро обернулся, надел шлепанцы и медленно пошел к двери.

— Не жалуйся, что я тебя не предупредил, Элин, — сказал он, напирая на ее имя так, словно Колина здесь вообще не было. — И не беги ко мне, когда дело до беды дойдет. — Он закрыл дверь, оставив за собой последнее слово.

— А она придет? То есть когда-нибудь потом? — спросила мать, когда тяжелые шаги отца раздались у них над головой.

— Не знаю, — ответил он. — Да наверное, и не стоит. Возможно, я как-то не так сказал, словно она обязана прийти.

— А если тебе не так часто с ней встречаться? И возвращаться пораньше, — сказала она. — Отец ведь из-за этого сердится.

— Может, я с ней вовсе встречаться не буду, — сказал он, пожимая плечами, а когда она попыталась его расспрашивать, добавил: — Все это чепуха. Оставили бы вы нас в покое, мама, только и всего.

Он избегал тех мест, где мог бы встретиться с ней, и уезжал после школы с более поздним автобусом. Как-то вечером он и Стэффорд стояли перед отелем на центральной площади и разговаривали с девочками, среди которых были Мэрион и Одри.

— Ну, и как поживает наш поденщик, лапочка? — сказала Мэрион. — Все еще репу сажает?

На что Стэффорд яростно обернулся и сказал:

— Прекрати свои жаргонные шуточки!

— Ах, радость моя! — сказала Мэрион. — Вы только его послушайте. А все потому, что некоторые девочки берегутся и не позволяют, чтобы их тискали, точно кошек.

— А некоторые кошки дразнятся, да и додразнятся, — сказал Стэффорд, отчеканивая слово за словом, чтобы все вокруг полностью могли оценить эффект.

— Если бы я не знала, что он подлец, я бы влепила ему пощечину, — сказала Мэрион и добавила, посмотрев на Одри: — Ну как, ты идешь? — Однако сама не сдвинулась с места.

Одри за прошедшие два года еще похудела, ее шея стала длиннее, черты лица обострились, но она по-прежнему легко краснела — когда Колин подошел к ним, по ее щекам и шее разлился знакомый румянец.

Чуть позади них стояла третья девочка, с тонким лицом, высокая, светлоглазая. Она наблюдала их перепалку с легкой улыбкой.

Одри ничего не ответила, но высокая светлоглазая девочка тронула Мэрион за локоть и сказала, хотя та даже не обернулась:

— Мне пора, Мэрион. До завтра. — Она поглядела на Одри, потом на Колина, поправила висящую на плече сумку и пошла через мостовую к углу напротив.

— Кто это? — спросил Колин, глядя ей вслед.

Одри посмотрела на него с удивлением.

— Это Маргарет. Она ездит на автобусе. — Она снова перевела взгляд на Мэрион и добавила: — Мне ведь тоже давно пора.

Однако когда через некоторое время он пошел к автобусу, она все еще стояла у входа в отель с Мэрион и Стэффордом. Стэффорд, засунув руки в карманы и небрежно прислонившись к стене, постукивал каблуком по облицовке. Он крикнул:

— Пока, Коль! — И махнул ему с такой небрежностью, словно они стояли тут вместе каждый вечер.

На соседней остановке Колин увидел ту девочку. Когда его автобус отошел, она все еще стояла там, высокая, сдержанная, с лицом тонким, как у фарфоровой статуэтки.

— Ты столько времени от меня бегал. Откуда мне было знать, что ты хочешь меня видеть? — сказала Шейла, когда он пошел за ней от автобусной остановки вместе с Блетчли и другими ребятами. — Я думала, ты нарочно от меня прячешься. И Джеральдина тоже так думала, — добавила она, указывая на белокурую девочку с круглым детским лицом, которую он заметил только сейчас, когда она, словно по какому-то тайному сигналу, отделилась от хохочущей, распевающей компании позади и нагнала их.

— Может, поговорим, когда ты будешь одна? — сказал он.

— А я и сейчас одна, — сказала она.

Белокурая девочка, которая шла по другую руку Шейлы, осторожно поглядела на него.

— Ты свободна в среду вечером? — сказал он, стараясь говорить тихо и спокойно, словно между ними все было как прежде.

— В среду я иду к Джеральдине.

— Ну, а в четверг? — Он перечислил все дни недели, но она либо качала головой, либо смеялась, либо отвечала:

— По-моему, я тебе уже говорила. Моя мать работает по вечерам.

Наконец, убедившись, что все бесполезно, он замедлил шаг, и Блетчли, который, обогнав остальных, шел за ним следом и покровительственно улыбался, теперь взял его под руку и сказал:

— Не связывайся ты с ней, старик! — И добавил: — На твоем месте я бы поставил точку.

— Я еще немножко погуляю, — сказал он.

Блетчли пожал плечами, сунул руку в карман куртки, поправил ранец и зашагал назад к перекрестку.

Несколько минут спустя Колин свернул за угол и пошел по ее улице, посматривая на окна и двери, пока не узнал подъезд, который запомнил с того раза, когда поздно вечером, простившись с ней, тихонько прокрался сзади, чтобы точно узнать, в какую дверь она войдет, а потом даже прижался ухом к филенке, но ничего не услышал — внутри царила полная тишина. Теперь, когда улицу еще озаряло заходящее солнце, он увидел грязное пятно и щербины вокруг разболтанной деревянной ручки — вот бы взяться за нее, постучать, открыть дверь и войти, кивнув тем, кто внутри, так, словно он бывал тут уже много раз. Окно возле двери, запыленное, все в рябинах от дождевых капель, было задернуто красной занавеской, подвешенной криво и с белесой выгоревшей полосой посредине. Когда он проходил мимо, из дома не донеслось ни звука, и он пошел дальше по выщербленному тротуару, а потом остановился и некоторое время смотрел назад. От двери к двери перебегали ребятишки, за ними, тявкая, трусила собачонка. Он обогнул угол и пошел назад через дворы, стараясь и тут угадать ее дверь, с надеждой посматривая то на один черный ход, то на другой.

Во дворах никого не было, если не считать женщины, которая вышла на крыльцо вытряхнуть скатерть. За стеклами окон маячили какие-то лица и фигуры. Он подождал еще немного, потом сунул руки в карманы, ощущая на себе взгляды людей, сидевших во дворах напротив, зашагал к углу и снова вышел на улицу. Там он поглядел в ее дальний конец и, не вынимая рук из карманов, медленно, все еще надеясь, что его догонят, побрел назад к перекрестку и к своей улице.

— «Осени седые семена мне сердце ранят неведомым томленьем. Лежу средь трав, седых от горя, и прижимаю их мягкий шелк к лицу: недоумение и ярость питают мою тоску, земля опалена слезами. Я жаждал прикосновения, необоримого, как смерть, но наносила мне она лишь раны, что умерщвляли плоть и у меня исторгли боли вопль, которого, теперь я знаю, она искала».

Он зачеркнул «томленьем» и написал «гореньем», зачеркнул «гореньем» и вернул «томленьем». Он прочел все с самого начала, проборматывая слова, нагибаясь в полумраке к листу, пока не заныла спина, а тогда взял блокнот с колен и поднял его к глазам. Наконец, решив, что больше ничего прибавлять и исправлять не нужно, он положил карандаш в карман куртки, засунул блокнот за пазуху, встал, отодвинул задвижку, спустил воду и вышел во двор.

Он закрыл за собой дверь и пошел к дому.

— Не понимаю, чем ты там занимаешься, — сказала мать. — Я полчаса жду. Разве ты не слышал, как я подходила к двери?

— Слышал, — сказал он.

— У тебя что, запор? — сказала она.

— Нет, — сказал он.

— Ну, ничего не понимаю, — сказала она отцу и сошла с крыльца. Ее шаги быстро прошуршали по шлаку.

— Ты там читаешь, что ли? — сказал отец. — Так почему там, а не тут?

— Я ведь не знал, что она ждет, — сказал он.

— Это еще как? Что же, по-твоему, она дверь для смеха дергала?

— Ну, я забыл.

— Забыл? — сказал он. — Что, по-твоему, мы во дворце живем? Уборная у нас одна на всех.

— Хорошо, извини, — сказал он и пошел к лестнице.

— Куда это ты идешь, позвольте узнать? — спросил отец.

— Мне надо кончить одно задание, — сказал он.

— Ну, кончай, да только побыстрее, — сказал отец. — Не дом, а монастырь какой-то! В уборную не войдешь, кто-то там мудрствует.

Он закрыл дверь своей комнаты, протиснулся между своей кроватью и кроватью Стивена и сел на единственный стул — отец год назад сколотил его из досок и брусков, которые извлек из бывшего бомбоубежища. Он достал блокнот, открыл его, перечитал написанное и печатными буквами вывел название: «ОСЕНЬ». Услышав внизу на кухне голос Стивена, он нагнулся, вытащил из-под кровати деревянный ящик, подсунул блокнот под стопку учебников и сделал вид, что проглядывает их, когда минуту спустя дверь распахнул светловолосый голубоглазый Стивен и сказал: