Виктор Калугин - Литературные сказки народов СССР

• Название: Литературные сказки народов СССР
• Автор: Виктор Калугин
• Издательство: Правда
• Жанр: Сказка
• Год: 1989

Литературная сказка — своеобразнейшее явление в нашей многонациональной литературе. В этот сборник включены классические образцы литературных сказок народов СССР — русские, украинские, белорусские, армянские, литовские и др. Среди авторов книги — В. Даль, В. Одоевский, М. Горький, А. Платонов, М. Вовчок, И. Франко, Й. Крянгэ, А. Исаакян, П. Цвирка и другие замечательные писатели.

---

Община печалится, но кто громче кричит, того и слушают.

— Ты это, Петро… того… — сказал наконец второй сосед, Максим. — Ты, значится… это…

Ничего не поделаешь. Пошел Петро домой. Отец поглядел на него внимательно и снял с колышка торбу.

— Клади ломоть хлеба. Да поменьше, поменьше…

— Так зачем тогда вообще?

— Подумаю еще какую-то ночь. Но на пустой живот думать грустно… Сала не клади. В доме понадобится. Малышу… Так, Петро, таков Закон. Иди запрягай коня.

Вышел отец из хаты. Тяжеловато ему взбираться на телегу.

— Ты зачем так много соломы положил? Да мягкой, овсяной?

— Но я же ее обратно привезу.

Едут деревней в лес. Редкие встречные глаза прячут. А некоторые и подбадривают старика:

— Ничего, скоро и мы за тобой.

И лишь Игнат у ворот на весь свет дерет горло:

— Правильно, Петро! Нечего в рот волочить, если борону волочить не можешь.

Петро проехал молча.

Принял их вместе с телегой мокрый и черный ноябрьский лес. Все чаще начали попадаться среди деревьев оленьи, а может, и человечьи кости.

Приехали. Сделал Петро из елового лапника шалаш, положил в солому торбу. Натаскал сушняка, мелко его нарубил. Развел костерок. Достал из торбы хлеб, сало, баклажку с вином.

— Это зачем? — спросил отец. — Бери все обратно. И солому бери.

— Отец, — глухо сказал Петро, — неужели ты думаешь, что я тебя тут оставлю?

— И оставишь. Потому что Закон. Убьют тебя, — сказал отец.

— За меня не бойся, — ответил Петро и уехал. Замигал в чаще за спиной огонек. Исчез.

Ночь в лесу, темно в деревне. Игнат возле хаты поглядел на телегу.

— Солому все же оставил?

Ничего не ответил Петро.

Всю ночь он проворочался в избе. А следующей ночью, оставив в стайне коня, пошел, крадучись, в пущу. Долго блуждал. Нету огня и нету. Все, значит, ясно. Погасил отец огонь, чтобы напрасно не мучиться. Не поверил сыну. Да и на самом деле не было еще такого на свете.

…И вдруг… «Есть он! Есть огонь! Есть!»

Бежит Петро на огонь. Ветви ему глаза выхлестывают. А огонь совсем уже угасает. И словно угасает возле него скрюченная фигура старика.

— Отец! Отец! — кричит Петро и торопится. То отца обнимает, то кости оленьи собирает и бросает в шалаш. — Умереть захотел. Не поверил мне.

Вскинул отца на спину и понес. А огонь угасает-угасает. Погас. И чувствует Петро — мокрый у него затылок.

— Ты что, плачешь?

— Плачу. О тебе. Теперь можно рассказывать. Знаешь, почему из таких стариков на деревне один я?

— Знаю. Битва была десять лет назад.

— Да. Напали на нас. И мы все старики, кто уже на пороге в лес был — перед дорогой туда — тайно решили: лучше лечь в бою, чем от своих погибнуть… Все полегли, один я остался.

Принес Петро отца в хату, отгородил часть кладовки и сделал там лазы на чердак и в подпол. Оттуда — на подворье. И стал там отец жить. Глухой ночью — в хате, днем — в подполе и на чердаке. А темной ночью и по двору потопает. Как волки жили, от всех скрываясь. Но жили.

В тот год словно пала на людей какая-то кара. Урожай собрали — едва зиму пережить.

«Ничего, — думали люди, — как-то доживем до щавеля. Отсеяться есть жито в ссыпных ямах. А там, может, будет урожай получше, чем в прошлом году».

Однако не получилось. Как раз перед весной напали соседи (у них еще хуже было), начали люди с ними биться. Горели амбары, все семена в ямах пожухли — ни хозяевам, ни соседям, которых отбили. Люди поначалу голосили под общинным дубом, а потом и руки опустили: живым в землю надобно ложиться.

Пришел Петро домой да и говорит отцу: так вот и так, все помирать будем.

— Кара. Закон переступил, — говорит отец. — Не жалеешь?

— Нет. Зиму вместе. И теперь — все вместе. Таков Закон — мой.

— Зачем всем вместе? Иди сюда, что-то скажу.

…И вот появился Петро вновь под дубом, где горевала вся община.

— Всё, — только и сказал сосед Максим, — теперь детей убью, а потом и сам. Ни одного зерна не посеять… Ну, Петро, что скажешь?

— Не надо убивать, — громко сказал Петро. — Снимите солому со стрех. От застрехи и до средины покрытия.

— И что? — скривился Игнат.

— Обмолотите. И подметите доски, что внизу подстрешья.

И в самом деле, крыли же стрехи необмолоченными снопами. Кинулись люди на стрехи. Обмолотили солому. Смели вместе с пылью зернышки с подстрешья. Собрали семян, чтобы хоть как-то засеять нивы.

— И поделитесь секретом с соседями, — сказал Петро.

— Что-о? — взвился Игнат. — Да мы их…

— Поделитесь. Иначе худо будет.

На радостях поделились. И — словно от облегчения, от благодарности — жито у всех пошло густое, лохматое, как медведь.

— Почему не до конца стрехи велел оголить? — спросил Максим.

— А вот если бы вымерзли всходы — тогда б всю стреху оголили, но нашли б, что в другой раз в землю кинуть.

— Ох, не на добро такой ум, — сказал Игнат. — Быть беде.

И словно накаркал. Начало уже красовать, веселиться жито, как однажды появилась над гаем огромная голова. Шел Великан. Был он не из добрых богатырей, а из тех, что народу вредят. Ногой ступит — вода в след набегает и на том месте остается болото.

— Какое жито! — загремел, как сто перунов. — Тут и поселюсь.

Наломал бревен, смастерил на самой гигантской осине помост, а на помосте построил из валунов себе замок.

— Тут буду сидеть. Соберете урожай — съем. Со стрехи все сдерете, засеете — и это съем. А потом вас самих съем.

Попытались стрелы в него пускать — не долетают стрелы до замка. Великан стрельцов поймал и съел, чтобы остальным неповадно было. Смертельно затосковали люди. Пришел Петро в хату.

— Все, отец. Теперь пропадем.

— Не жалеешь, что меня привез?

— И в сотый раз такой Закон я преступил бы. Теперь погибнем вместе.

— Зачем? — спросил немощный отец. — Иди-ка сюда, ко мне поближе…

И вновь сказал Петро людям, что собрались под общинным дубом:

— Ничего мы с этим Великаном не сделаем силой.

— А зачем силой? — высунулся Игнат. — Я ему подарки ношу. Хвалю.

— Он тебя после всех съест… Нет, люди, не хвалить его надо, а собрать детей, особенно сирот тех, съеденных Великаном, и пускай каждый день они ходят под ту осину да плачут и просят о милости.

— А что из этого получится? — издевательски спросил Игнат.

— Ничего. Только сиротская слеза сильнее всего. А вам, дети, я что-то шепну на ухо, идите сюда.

Те выслушали Петра. А потом каждое утро околица оглашалась плачем детей под огромной осиной. А Великан слушает да только скалит большущие зубы. Так проходят дни, недели. Скоро жатва.

— Ну и выплакали что-нибудь? — спросил Игнат у Петра.

А Великан гогочет на дереве, как жеребец, и не видит, что под помостом пожелтела листва.

Игнат снова баламутит людей. И люди уже обступили Петра, требуют ответа, угрожают. А тот стоит спокойно и поверх голов глядит на дерево.

— А вы терпение имейте, — отвечает.

…И вот подступила ночью дикая туча, начали из нее бить молнии, заворочался мощный перун, налетел ураган. Хрястнуло от детских слез подгнившее дерево, с рокотом и грохотом посыпалась на землю смрадная труха, каменные глыбы, которые похоронили под собой Великана.

И поднялась над этой бесславной могилой радуга.

Люди сжали жито, засыпали богатый урожай в сусеки и ямы. Избавились от Великана. С соседями мир. Так нет, вновь мутит людей Игнат. И вот однажды утром подступили все с дубинами да с камнями к порогу Петровой избы.

— Не своим это он разумом до всего дошел, — надсаживается Игнат. — Это он у Черной Силы ума взял взаймы.

— Правда, — сказал и Максим. — У тебя такой же простой разум, как и у нас. Откуда же у тебя такая мудрость?

— Да, не своим умом я до всего дошел, — ответил Петро. — Отцовым.

— Так ты ведь его в пущу завез!

— А ночью обратно привез.

— Не верьте, — ревет Игнат. — Конь и телега во дворе были.

— А я на спине. Как он меня когда-то маленького носил.

— Глядел я, — завопил Игнат, — кости в шалаше.

— Оленьи кости.

Пошел Петро в избу и вывел оттуда отца:

— Жили силой, а разум убивали. Жили сегодняшней корыстью. Уничтожали «вчера» и потому не имели права на «завтра».

— Гнать их в лес! — кричит Игнат. — Закон преступили! Что он такое детям сказал, что дерево с Великаном ухнуло?!

— Забыл ты, — сказал отец, — что «сиротские слезы даром не минают, попадут на белый камень — камень пробивают».

Швырнул Игнат камень в Петра — дверь в щепки разнес.

— Вот что, — сказал тогда Максим, — правильно он сделал, преступив такой Закон. Больше этого не будет. Уважайте доброту, пускай и слабую. Уважайте мудрость, пускай и немощную. Носите на руках родителей… Кланяйтесь этим двум — и отцу, и сыну — до земли, люди.