Валерий Кормилицын - Разомкнутый круг

• Название: Разомкнутый круг
• Автор: Валерий Кормилицын
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9758-0710-6

Исторический роман «Разомкнутый круг» – третья книга саратовского прозаика Валерия Кормилицына. В центре повествования судьба нескольких поколений кадровых офицеров русской армии. От отца к сыну, от деда к внуку в семье Рубановых неизменно передаются любовь к Родине, чувство долга, дворянская честь и гордая независимость нрава. О крепкой мужской дружбе, о военных баталиях и походах, о любви и ненависти повествует эта книга, рассчитаная на массового читателя.

---

Наткнувшись на несчастного хозяина, державшего мокрую тряпицу у глаза, произнес: «Слепым надо помогать…» – и сунул ему в руку пачку ассигнаций, на которые можно было купить еще одного «храброго гренадера» и впридачу какого-нибудь не менее «храброго драгуна».

Лицо несчастного тут же посветлело.

– По Аптекарскому скачите, да на Неву по Мраморному, а я их задержу.

В летний лагерь не спешили…

Вечером остановились на постоялом дворе под Петербургом. Опять прилично выпили, но драк больше не учиняли.

После мордобоя, у Оболенского было возвышенное настроение, и он жизнерадостно рассказывал приятелям, как выходил стенка на стенку со своими крепостными и какое это удовольствие – кулачный бой.

Жару следующего дня пережидали на берегу небольшого заросшего кувшинками и камышом пруда. Вода в нем имела такой отвратительно-зеленый цвет, что могла понравиться лишь лягушкам да хозяину «Храброго гренадера». Искупаться, несмотря на жару и страшное похмелье, никто не решился.

Вечером, с наступлением прохлады, поехали дальше. Заночевали на постоялом дворе. В Стрельну въезжали на следующий день после обеда. Тихая сельская идиллия поразила юнкеров. Часть конногвардейцев занималась крестьянским трудом – поливала и пропалывала огород. Увидев приезжих, распрямили спины и приветствовали их радостным гоготом.

Шалфееву пришла в голову мысль: прежде чем докладываться Веберу, искупаться.

– Господа юнкера и уважаемые дядьки, смоем с себя пыль, пот и похмелье.

Предложение было доброжелательно принято.

В небольшом заливе стоял шум, напоминающий приветствие кирасирским полком генерала на вахт-параде. Несколько десятков гвардейцев купались и занимались стиркой исподнего. В стороне от них, на мостках, бабы в высоко задранных юбках били деревянными вальками белье, визжали и перекрикивались с голыми кирасирами.

Приехавших радостно приветствовали.

– Ждорово, пропадущщие! – подбежал к ним Тимохин – у него уже не было третьего зуба. – Вебер ваш жаждався…

– А пошел он! – чертыхнулся Оболенский. – И ты вместе с ним, пока воздух не испортил.

Шалфеев, не тратя времени на разговоры, разделся донага и кинулся в воду.

– Ух, хорошо! – взвыл на весь залив.

– Будет тебе хорофо, когда к Веберу попадефь! – отошел от них Тимохин. Саженками, далеко выбрасывая руки и, словно рыба-кит, которого видел на картинке, выдувая ноздрями вверх фонтаны воды, Шалфеев целеустремленно плыл к бабам. Возле мостков под хохот и визг женщин сначала продемонстрировал себя, нырнув вниз животом и высоко вскинув над водой белую задницу, а затем проплыл рядом с мостками на спине. Молоденькие девчонки отворачивались и хихикали. Пожилые тетки беззлобно плевали и норовили огреть мокрым бельем, а одна молодайка в задранной до самых бедер юбке подошла к краю мостков, повернулась к нему спиной и нагнулась, якобы что-то поднять.

Взглянув на нее, Шалфеев захлебнулся, затем на метр брызнул ноздрями воду и с воплем: «Спаситя-я!» плавно пошел ко дну, предварительно перевернувшись на спину.

Его боевой товарищ, словно гребень на каске, какое-то время маячил на поверхности, а затем солидно и не спеша нырнул вслед за хозяином. Некоторые конногвардейцы устояли на ногах, но большинство попадало от восторга в воду.

Молодайка гордо пошла по мосткам, виляя широкими бедрами, однако не удержалась и обмолвилась при уходе, что на такую приманку ни одна плотвичка не клюнет.

Спасать утопленника, и правда, никто из женщин не кинулся, и пришлось всплывать самому. Вынырнув, унтер долго глядел вслед молодайке. Сердце его на все лето принадлежало ей.

– Эй, православные! Исподнее потеряете, – осадил вахмистр развеселившихся конногвардейцев. – А ты, Степан, – обратился к Шалфееву, – подашь мне рапорт, чего там увидал, ежели чуть не потоп.

Кто еще стоял на ногах, повалились от смеха в воду.

В чувство конногвардейцев привел не вахмистр, а раздетый Оболенский.

– Вот это да-а-а! – поднимались они из воды, с восхищением рассматривая юнкера.

– Княжеская вешть! – хвастливо изрек его дядька, будто сокровище принадлежало ему.

В это время заржал рубановский конь, выплескивая под копыта мощную струю.

– Собрата признал! – засмеялся Максим.

Уперев руки в бока и расставив крепкие ноги, Оболенский спокойно переждал ажиотаж и не спеша зашел в воду. Даже на мостках прекратились гвалт и шум и наступила восторженная тишина.

Посрамленный Шалфеев поплыл к братьям по полу, но, не удержавшись, все же шумнул женщинам:

– Бабоньки, о чем задумались, сердешные?.. И чего это вальки гладите, жалко ими колотить стало?!

Отсмеявшись, женщины с удвоенной энергией застучали по белью. Нарышкин раздеться до конца не осмелился и молча краснел, слушая соленые шутки.

Поручик встретил их действительно строго.

– Вы еще вчера в эскадрон должны были прибыть! – бушевал он, махая кулаками перед лицами дядек.

Шалфеев отстранял свой нос, раздумывая как бы в случае чего подставить скулу или ухо. Юнкера безразлично глядели в потолок.

– Никакой дисциплины! Ну я вам покажу!..

– Уверен, смотреть там не на что! – буркнул Оболенский, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Мол-ч-а-а-ть! – задохнулся от крика Вебер и забегал по маленькой горенке, которую снимал у местного священника.

В дверь заглянула перепуганная попадья. Немец махнул в ее сторону рукой, и она тут же, словно нечистая сила, исчезла.

– Я лично вами займусь! – чуть успокоившись, продолжил он. – Завтра заступите в караул. Все! Все шестеро. После караула, с утра, занятия с эскадроном строевой ездой, а после обеда изучаете уставы эскадронного и полкового учения. Каждую пятницу лично буду проверять ваши знания…

Оболенский сразу сник.

– В дни, когда не будет эскадронных занятий, станете заниматься выездкой с дядьками. И это еще не все, – торжествовал поручик, расхаживая перед ними и заложив руки за спину.

Даже дядьки перестали смотреть на него преданно и весело. – Нет, не всё! – радостно покивал головой и потер руки. – Как будущим командирам, вам надлежит уметь составлять расчет караула и дневальства по эскадрону. Передадите вахмистру, что я велел ему с вами заняться составлением различных отчетов. Даже таких, как наряды на косьбу и сушку сена, на прополку и поливку огорода. Отдыхать больше не придется. Служить будете! – он блаженно зажмурился. – Ви поняль?! – неожиданным акцентом тут же испортил всю картину.

– Так точно! – за всех рявкнул Максим. – Ми поняль!..

Оболенский с Нарышкиным хохотнули, но тут же оборвали смех. Дядьки, на свое счастье, сдержались.

– Ах! Вам этого мало? – взвился поручик. – Ну ничего… Жить будете неподалеку от меня, у вдовой купчихи, – на этот раз захихикал он, – за вами глаз да глаз нужен…

Юнкера пожали плечами, а дядьки в ужасе выпучили глаза.

– Это такая стерва! – объясняли они по пути к дому. – Вишь?! Никто у ней не поселился… Жрать не готовит, а ежели чего сварит, так после с нужника не слезешь. Мужа, говорят, отравила, паскуда… Орет хуже эскадронного начальства, не признавая чинов и званий. По ночам чего-то шумит, спать не дает, да еще у ней две дуры дочки на музыке учатся играть… Бедные вы бедные! – жалели их дядьки.

11

– Эт кого там черти принесли?! – зарычала вдова, когда прислуга доложила о пришедших.

Зарычала она в соседней комнате, но слышно было, будто находилась рядом.

– Вот это командный голос! – восхитился Максим.

У дядек нервы не выдержали, и они тут же позорно смотались, бросив юнкеров на произвол судьбы.

– Веди их сюда! – велела хозяйка. Злорадные интонации так и рвались наружу.

Прислуга – пожилая, сухой комплекции тетка провела юнкеров в залу. Просторная комната эта похоже одновременно служила и спальней. В углу под обширным киотом стояла необъятная трехспальная кровать. Хозяйка сидела на диване с потертой кожей за круглым столом, покрытым скатертью с шелковой бахромой, и сверлила злыми глазами вошедших.

Максим с интересом огляделся по сторонам. На печке с отколовшимися изразцами стояли часы с медным арапом. Рядом висело зеркало с гипсовой арфой на верхней раме, в котором отражались кислые лица юнкеров. У круглого стола приткнулись два вместительных кресла. В дальнем углу тулились шкаф с полукруглыми дверцами и несколько стульев. По стенам висели масляные портреты женщин-императриц – Екатерины Великой и Елизаветы.

– Князь Оболенский! – склонив голову и щелкнув шпорами на рыжих нечищенных сапогах, представился юнкер.

Женщина, сморщив круглое лицо, мощно чихнула, задрожав телесами. Вначале завибрировали щеки, затем жирные плечи, не уступающие гвардейским, потом в резонанс вошли ведерные грудищи, необъятные бедра и толстые ноги – затряслись все восемь пудов ее веса. Вибрация передалась дивану, и потом наступила тишина…

– Будьте здоровы, тетенька! – тонким подхалимским голоском пожелал ей здравия Нарышкин.