Валерий Кормилицын - Разомкнутый круг

• Название: Разомкнутый круг
• Автор: Валерий Кормилицын
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9758-0710-6

Исторический роман «Разомкнутый круг» – третья книга саратовского прозаика Валерия Кормилицына. В центре повествования судьба нескольких поколений кадровых офицеров русской армии. От отца к сыну, от деда к внуку в семье Рубановых неизменно передаются любовь к Родине, чувство долга, дворянская честь и гордая независимость нрава. О крепкой мужской дружбе, о военных баталиях и походах, о любви и ненависти повествует эта книга, рассчитаная на массового читателя.

---

Камердинер довел Максима до резной крашеной двери и постучал в нее согнутым толстым пальцем. «Это и есть детская», – сообразил мальчик, прячась за спину дородного слуги, который, опустив руки по швам и почтительно согнув спину, стоял у входа. Через секунду в комнате послышался визгливый собачий лай, и Максим услышал: «Войдите!», произнесенное приятным девичьим голосом.

«Черт-дьявол! – вспыхнул он. – Еще не хватало с девчонками возиться, и кругом эти дурацкие собаки…»

Камердинер открыл дверь.

– Сударыня, – угодливо произнес он, по возможности стараясь смягчить свой густой голос, – папенька изволили прислать вам гостя!

Максим вступил в комнату, и тотчас на него яростно бросился маленький шпиц. «Ногой, что ли, пнуть?!» – подумал он, услышав знакомый уже голосок: – Зи-зи! На место! Нельзя!.. Но шпиц вдохновенно захлебывался лаем, вертясь у ног Максима. Дверь за спиной захлопнулась. «Дернул меня черт сюда приехать! – злился он. – Ежели хорошенько эту собачонку поддеть, до того дивана точно долетит».

– Зизишка! – топнула ногой девочка, и тут Максим разглядел ее: белокурая, тоненькая и гибкая в талии, она капризно поджала губки, и струсивший шпиц, поняв, что зарвался, нырнул под диван.

Огромными, с поволокой, зелеными глазищами, в которых, несмотря на возраст, уже светилось женское кокетство и очарование, она посмотрела на вошедшего и отвернулась, ничего не сказав, а затем села на диван, аккуратно расправив голубое изящное платьице в кружевах и воланах. Ее детские ножки не доставали до пола, и она болтала ими в воздухе. Шпиц, высунув мордочку, подхалимски лизнул ей щиколотку и тут же, радостно вертя хвостом, оказался на коленях у хозяйки. Девочка, поглаживая пушистую собачью спинку, молча глядела на вошедшего, на его сапоги и бедную одежду. Глаза ее, казалось, недоуменно вопрошали: и чего это папеньке пришло в голову послать к ней этого нищего мальчишку? Шпиц, в свою очередь, тоже укоризненно разглядывал постороннего, словно прочел давешние его мысли. Максим мялся у двери, не зная, куда деть свои руки, и беспрестанно одергивал куртку, застегивал и расстегивал пуговицы, наконец, спрятал их за спину. «Вредная, видать, мадамка! – сделал глубокомысленный вывод. – Вся в свою собачонку…» Шпиц оскалил зубы, будто и на самом деле читал мысли.

«Черт-дьявол! Где мы, Рубановы, не пропадали… Чего это я перед девчонкой дрожу?» – подошел он к мягкому стулу с изогнутой спинкой и независимо уселся на него. Девочка, тиская свою дурацкую собачонку, упрямо молчала. Максим побарабанил пальцами по коленям и сложил руки на груди, уставившись в стену.

– Фи! – первая не выдержала хозяйка. – Сели без приглашения, да еще и молчите, словно деревянный… Правда, Зизишка?

Шпиц высунул язычок, мысленно подписываясь под каждым словом хозяйки, и уставился на незваного гостя желтыми мрачными глазками. «Если куснуть, небось заорет» – словно говорили они.

– Г-м-м! – прочистил горло Максим.

Шпиц в ответ зарычал.

– Рубанов! – представился он. Немножко подумал – и добавил: – С того берега!

Неожиданно девочка прыснула, зажав рот ладонью, попыталась сдержаться, но у нее явно ничего не получилось, и она принялась хохотать. Шпиц, пошевелив ушами, на всякий случай убрался под диван. «Чего, интересно, я сказал смешного?» – недоумевал Максим.

Отсмеявшись, девочка вытерла белоснежным батистовым платочком свои чудесные глаза и спрятала его за рукав платья.

– А как вас зовут, Рубанов с того берега? – поинтересовалась она, стряхнув что-то видимое только ей с подола платья.

«Язвит еще!» – Максим! – произнес он, нахмурившись. «Говорила мне нянька, что много смеяться не к добру… не верил! А ведь так и есть».

– Эта маленькая деревушка напротив – ваше поместье? – расправила девочка платье и поудобнее уселась, поджав ноги.

Максим уже было собрался нагрубить и уйти, но ее совсем не детские глаза заворожили его и пригвоздили к стулу. Руки опять стали лишними.

– В церковь с матушкой приехали, – неожиданно для себя заговорил он, – а кучер наш, Агафон, напился, как свинья, а я стал управлять и приехал сюда, вот…

Девочка, покраснев лицом, старалась справиться с душившим ее смехом. Но совладала и серьезно спросила:

– А где ваша матушка? Агафона стережет?..

На этот раз даже ее прелестные глаза не смогли сдержать закипающий гнев, и Максим вскочил на ноги. Шпиц пулей вылетел из-под дивана и встал напротив, тоже наливаясь гневом и прикидывая, как ловчее броситься на врага.

Девочка поняла, что сказала лишнее, и гувернантка фрау Минцель ее бы не похвалила. Будто не заметив состояния Максима и не меняя позы, нежно улыбнувшись, она произнесла:

– А я – Мари, папенька зовет меня просто Машенькой, – улыбнулась одними глазами и пригласила: – Садитесь рядом, здесь вам будет удобнее.

Расстроенный шпиц, клацая зубами, залез под диван, оставив снаружи задние лапки, чтобы не забывали о его присутствии.

Волна гнева ушла куда-то к потолку и там растворилась, растаяла, будто ее и не было. Дрожа ногами, Максим подошел и сел рядом с девочкой. На него пахнуло чем-то тонким и приятным. «От матери когда-то давно пахло точно так же», – вспомнил он.

Шпиц горестно заворчал.

– Молчи, Зизишка! – прикрикнула Мари. – А у меня нет мамы! Даже не помню ее…

«Бедненькая!» – пожалел Максим, разглядывая ее лицо, губы и барахтаясь в зеленых колодцах глаз…

– Вы не слушаете меня! – возмутилась девочка.

– Нет, что вы, сударыня! – важно произнес он, вспомнив, как обращался к ней лакей.

Несносная девчонка опять прыснула смехом.

– Моя нянька говорит, что много смеяться к слезам! – обиделся Максим, и тут они расхохотались вместе.

– Вы такой забавный! – сквозь смех произнесла она.

«Хорошо это или плохо, что забавный? – раздумывал он. – Раз смеется, наверное, хорошо!»

Шпиц, не выдержав одиночества, запрыгнул на диван и сел между ними, ревниво поглядывая на хозяйку.

– Мы так веселились на Рождество! – между тем рассказывала девочка. – Приехали гости, надарили столько подарков… Ряженые дворовые пели песни и поздравляли, а какая была парадная обедня, жалко, вы не видели, – глаза ее сощурились от приятных воспоминаний, и Максим снова залюбовался ими, а она, забывшись, все говорила: – На следующий день во дворе перед домом крестьяне водили хороводы, плясали, играли в игры, а мы с папенькой веселились и бросали им деньги, впереди ведь еще Новый год… Вот славно-то! – захлопала она в ладоши от избытка чувств, превратившись в маленькую девочку, какой и была на самом деле.

«Года на два или три моложе меня», – определил Максим.

– А на Новый год непременно стану гадать, – захлебывалась словами Мари, выплескивая свои мысли и эмоции, рассказывая уже не гостю, а себе. – Я умею, правда-правда. И по зеркалу, и по воску, и других гаданий много знаю.

– А на кого хотите гадать? На жениха?!

– Фу! Вот еще! На жениха… нужен он мне. – А глаза ее так и сияли.

«Ясно, на жениха!» – с каким-то неизвестным доселе чувством то ли досады, то ли ревности подумал Максим, и зависть прокралась в его сердце и сжала его. Зависть к будущему богатому красавцу, который поведет под венец девушку с белокурыми душистыми волосами и прекрасными зелеными глазами. Сам не зная отчего, он расстроился: «Тьфу, ты! Лезет же дурь в башку».

Стук в дверь и противный голос камердинера прервал рассказ Мари, гладкий чистый лоб ее недовольно нахмурился.

– Кто там еще? – другим, капризным голосом произнесла она и сразу стала какой-то отстраненной, далекой и чужой.

– За мной, наверное, пришли, – предположил Максим.

– Наверное, – подбежала к столу, открыла небольшой ларчик и что-то достала оттуда. – А это мой святочный подарок. – Встав на цыпочки, надела ему на шею тонкую золотую цепочку с маленьким золотым крестиком.

Максим зарделся от счастья, когда тонкие руки обхватили шею и он уловил запах волос и весь ее детский запах чистоты и свежести.

– Мари, – строго произнесла вошедшая вслед за камердинером немка, поднося к глазу лорнет. – Фрейлейн Мари, так не следовайт вести себя…

– А мне нечего подарить тебе, – не слушая гувернантку, расстроено произнес Максим. – Только вот это!.. – Наклонившись к девочке, он неловко дотронулся губами до ее щеки, ощутив душистую нежность кожи, и увидел совсем рядом широко распахнутые, удивленные глаза.

– Ви что делайт?! – взвизгнула немка, с ненавистью глядя на Максима. – Убирайтесь вон! А ви есть взрослый девушка, – сбавила она тон, обращаясь к своей воспитаннице.

Камердинер, грубо схватив Максима за руку, потащил к двери. На секунду он обернулся и увидел потрясенные глаза и хрупкую фигурку Мари, безмолвно прижавшей ладонь к щеке, к тому месту, где он поцеловал…

Полозья саней поскрипывали по снегу. Проспавшийся Агафон, виновато покряхтывая, нашел какую-то одному ему известную точку на лошадином крупе и не сводил с нее глаз. Барыня, поругав для приличия сына, думала о генерале, с удовольствием вспоминая, что он не рассердился, а лишь рассмеялся, когда фрау Минцель пришла жаловаться на поведение Максима: «Из мальчишки получится настоящий гусар!» – ответил он ей. «Какой все-таки душка Владимир Платонович! Кажется, он влюбился в меня, поэтому и сына не стал ругать, – млела Ольга Николаевна, любуясь на белую равнину занесенной снегом реки. – Отказываться от приглашения не стоит, непременно поеду в Ромашовку на Новый год… И как откажешься, коли приняла святочные подарки? – Потрогала сверток с туфлями и платьем. - Вот славно бы было, ежели Максимка на его дочке женился, но это несбыточно, конечно, – мечтала она. – Но какой дом! Какое поместье!.. Ах, если бы…»