Александр Шубин - Махно и его время: О Великой революции и Гражданской войне 1917-1922 гг. в России и на Украине

• Название: Махно и его время: О Великой революции и Гражданской войне 1917-1922 гг. в России и на Украине
• Автор: Александр Шубин
• Издательство: ЛИБРОКОМ
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-397-03955-0

В новой книге известного историка А. В. Шубина рассказывается о лидере массового повстанческого движения, анархисте Несторе Махно. Жизнь «батьки» показана на широком фоне событий революции и гражданской войны в России и на Украине. Перед глазами читателя проходит множество героев: Ленин и Деникин, Сталин и Петлюра, сибиряки и украинцы, жители столиц и деревенской глубинки. Подробно описывая развитие махновского движения, подтверждая свои утверждения ссылками на документы той бурной эпохи, автор в то же время показывает, как история страны менялась под действием масс людей, решившихся бороться за свободу и социальную справедливость. Отбиваясь от красных и белых и в то же время влияя на их политику, махновцы и другие повстанцы, о которых также идет речь в книге, стали создавать свое необычное общество самоуправления. Они потерпели поражение в неравной борьбе. Но, отступив с Украины, Махно продолжил борьбу за свои идеалы в эмиграции. Как показано в книге, он оказал немалое влияние на развитие мирового анархистского движения, которому вскоре предстояло дать бой фашизму в Испании.

---

Глава 6.

Белый натиск и крестьянская война

Узнав о расстреле членов своего штаба, Махно начал партизанскую войну в тылу красных. Батько старался держаться подальше от фронтовых тылов, чтобы в то же время не очень мешать обороне против Деникина. О взглядах Махно того времени поведал красноармеец П.С. Кудло. Его свидетельство следует воспринимать с поправкой на язык этого солдата: «Советская власть не права тем, что есть чрезвычайки, комиссары, и это все я презираю… Советская власть допустила до того, что нет патронов, снарядов и что, вследствие этого, приходится отступать». Махно обвиняет коммунистов в сознательном вывозе снаряжения «в Совдепию» или сдаче его белым. Стратегические планы Махно предусматривают установление контроля над большой территорией, на которой можно наладить более слаженную, чем до сих пор, хозяйственную систему. В изложении красноармейца это звучит так: «Граждане, когда у нас будет Донецкий бассейн, тогда у нас будет мануфактура и вообще все, что нужно для существования крестьянина… Когда мы завоюем Малую Азию — у нас будет хлопок, когда завоюем Баку, будет у нас нефть»{411}. Эти наполеоновские, на первый взгляд, планы связаны скорее не с военными проектами (Махно не любит отрываться от родных мест), а с надеждами на мировую революцию, когда трудящиеся «завоюют» свои страны и наладят связи с украинским крестьянством. Махно надеялся на восстановление временного союза с большевиками. По воспоминаниям прибывшего в его армию анархиста В. Волина (он возглавил новый ВРС), батько говорил: «Главный наш враг, товарищи крестьяне — Деникин. Коммунисты — все-таки революционеры». Но добавлял: «С ними мы сумеем посчитаться потом».{412}

1. Три силы

Одной из характерных черт Махновского движения является категорическое неприятие союза с белыми. Почему бы, воюя с красными, не вступить в союз теперь с белыми? Такие мысли посещали Григорьева. Но Махно был теснее связан с крестьянской почвой, и его неприятие белых было делом принципа. Несмотря на то, что некоторые крестьянские отряды переходили на сторону белых, популярность крестьянского вождя могла сохраняться только при условии, если он отмежевывался от белых режимов. Крестьянская масса воспринимала реставрацию старой России как большее зло. Коммунисты отступили от идеалов революции, давшей крестьянам землю, но их безобразия — явление временное, вызванное обстановкой войны и смуты. А вот если победят белые, то землю точно отберут. Не сразу, так потом. Коммунистические начальники — это выбившиеся в люди «свои», люди, говорящие народным языком. Наиболее «вредных» из них нужно убивать, но в принципе начальники и должны быть «из наших». Белое руководство — это прежняя царская элита, даже если оно и выступает за республику. С победой белых вернутся и помещики, и урядники, и вся унизительная система сословного неравенства, при которой они жили испокон. Попробовав жить иначе, крестьянство уже не хотело возврата. Если с большевиками у крестьян возникли социальные противоречия, то с белыми помимо социального существовал и более глубокий социально-культурный конфликт. Это был раскол между народом и элитой, заложенный на уровне мировосприятия еще во времена Российской империи. Две культуры, существовавшие в России со времен Петра, к 1917 г. так и не срослись. Вся культура белого движения — будь то погоны офицеров и стиль газет — все сигнализировало: с победой белых вернутся прежние порядки, прежние опостылевшие иерархия и элита, прежняя эпоха.

Много веков крестьянство жаждало земли и воли. Февраль дал волю, Октябрь — землю. Пока антибольшевистский лагерь возглавляли эсеры, симпатии крестьян были скорее на стороне последних, но и особенно активно сражаться не хотелось. И большевики, и демократы гарантировали земельный передел. Большевики были хуже, так как более жестко реквизировали продовольствие, лошадей, проводили мобилизации.

Но постепенно на территории Комуча, которая стала центром сопротивления большевизму, происходил процесс перехода к авторитарному режиму. Милитаризация жизни, рост влияния офицерства, усиление консервативных социально-политических группировок привели к передаче власти от Комуча к Директории — либерально-социалистической коалиции, подобной Временному правительству. В ночь на 18 ноября 1918 г. военные свергли и ее, передав власть адмиралу Колчаку.

Революция в Сибири продолжалась, хотя и была придавлена. Диктатура, которую возглавили военные и партия российского либерализма — кадеты, начала с повторения «подвига» большевиков — разгона остатков Учредительного собрания — Съезда членов Учредительного собрания, в которое преобразовался Комуч. Это странное на первый взгляд сходство между большевиками и либералами объяснимо: и те, и другие, сделав своим лозунгом свободу и демократию, были в то же время уверены в том, что достичь их можно через собственную диктатуру и ограничение гражданских свобод. В результате, как только демократия вступила в противоречие с их курсом, большевики и кадеты пошли на ее уничтожение, возмущаясь по ходу дела «узкопартийными» интересами, получивших больше голосов избирателей социалистов. Эти события лишний раз подтверждают, что сами по себе «либеральные» лозунги вполне могут сочетаться с крайне авторитарным режимом.

Свержение Директории коренным образом изменило характер борьбы в ходе гражданской войны. Первоначально на полях сражений столкнулись принципы Февральской революции и Октябрьского переворота, революционная демократия и авторитарный коммунизм.

После падения Директории и разгона депутатов Учредительного собрания главной силой, противостоящей коммунистам, стало Белое движение. На этом основании его вожди считали себя принципиальной альтернативой большевизму и удивлялись, почему население не разделяет этой их уверенности. «Пойдет ли народ за нами или по-прежнему останется инертным и пассивным между двумя набегающими волнами, между двумя враждебными станами»{413}, — рассуждал Антон Деникин.

Но народ не был пассивен. Перед лицом наступления Деникина (как перед этим Колчака) крестьяне повалили в повстанческие отряды на белой территории и даже в Красную армию. Народ, уже выказавший свою враждебность коммунистам, не считал белых спасителями.

Революционная демократия, включавшая и эсеров разных направлений, и анархистов, противостояла коммунистам-марксистам в принципе. Одни строили общество экономического централизма, другие боролись за общество, построенное на основе самоуправления. Какое место занимали белые в этом противостоянии?

Белое движение установило открытую диктатуру и в этом отношении не отличалось от большевиков. В указаниях А. Деникина Особому совещанию при главнокомандующем говорилось: «Военная диктатура. Всякое давление политических партий отметать, всякое противодействие власти — и справа, и слева — карать… Суровыми мерами за бунт, руководство анархическими течениями, спекуляцию, грабеж, взяточничество, дезертирство и прочие смертные грехи — не пугать только, но и осуществлять их… Смертная казнь — наиболее соответственное наказание»{414}. В условиях широкого распространения таких «грехов», как лидерство в «анархических» (то есть левых) течениях, спекуляция (то есть торговля по «завышенным» ценам) и дезертирство — это программа массового террора.

Но и те слои населения, которые готовы были пожертвовать завоеваниями революции ради восстановления порядка и прекращения смуты, тоже быстро разочаровывались в белых. Действуя под лозунгами порядка и законности, белые были не меньшими грабителями, чем большевики, их офицеры и солдаты творили произвол, пороли крестьян шомполами и расстреливали людей без особенных разбирательств.

Занимая города, белые начинали методичный подсчет жертв красного террора, тщательно описывали наиболее яркие примеры: «в Харькове специализировались на скальпировании и “снимании перчаток”»{415}, — повествует А. Деникин о зверствах ЧК. Но когда белые отступили, красным было чем ответить. Вот только одно свидетельство: «Настроение населения Украины в большинстве на стороне Советской власти. Возмутительные действия деникинцев… изменили население в сторону Советской власти лучше всякой агитации. Так, например, в Екатеринославе, помимо массы расстрелов и грабежей и пр., выделяется следующий случай: бедная семья, у которой в рядах армии сын коммунист, подвергается деникинцами ограблению, избиению, а затем ужасному наказанию. Отрубают руки и ноги, и вот даже у грудного ребенка были отрублены руки и ноги. Эта беспомощная семья, эти пять кусков живого, мяса, не могущие без посторонней помощи передвинуться и даже поесть, принимаются на социальное обеспечение республики»{416}.

Зверства творили солдаты всех сил гражданской войны. Но для белых их зверства были приговором. Никто, кроме них, не ставил в центр своей агитации восстановление «законности». Та часть населения, которая надеялась на белых, ждала от них именно законности, как от большевиков ждали земли и социальной справедливости, от Махно — воли и защиты крестьянских интересов. Явив вместо законности грабежи и зверства, белые показали населению, что от них нет никакой пользы, кроме вреда.