Татьяна Тарасова - Красавица и чудовище

• Название: Красавица и чудовище
• Автор: Татьяна Тарасова
• Издательство: АСТ, Астрель, Харвест
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-049283-1

Когда человек ощущает себя нужным и знает, что это произошло во многом благодаря точному выбору своей профессии, своего места на земле — он бывает по-настоящему счастлив.

Мою профессию так безукоризненно определили мои родители, и я всегда так старалась быть достойной их выбора, тех уникальных достижений, которых добился мой отец в педагогике и в большом спорте, что сейчас, в своем возрасте, хотя я и знаю, что нет предела совершенству, я хорошо понимаю, что такое счастье!

---

Как только в Спорткомитете прослышали, что я собираюсь перейти на другую работу, что отныне меня не будет в сборной, тут же уволили тех людей из отдела фигурного катания, с кем еще можно было иметь дело, с которыми я дружила. Уволили Александра Веденина, прекрасного специалиста по одиночному катанию, государственного тренера, возглавлявшего это направление. При Саше вырос первый наш олимпийский чемпион в одиночном катании Виктор Петренко, Саша занимался созданием в стране школ, формированием сборной команды, помогал молодым тренерам. Но у Веденина было одно темное пятно в биографии — мы с ним дружили с детства, — и его в 24 часа уволили.

Специалисты из Спорткомитета не мне одной помогали, они помогали каждому тренеру, а если и занимались мною, то не ради моего личного благополучия, а чтобы облегчить работу с первыми номерами сборной, что вообще-то составляло их святую обязанность. Но именно от тех, кто каким-то образом был со мной связан не только профессионально, а просто по-человечески, к чьему мнению я прислушивалась, от них избавлялись. Так произошло и с высококлассным арбитром Ирой Абсолямовой, судившей чемпионаты Европы и мира, судьей с огромным опытом. Судейство в фигурном катании — это сложное и серьезное дело. А Ира — человек высокообразованный, она работает в Институте физкультуры всю свою жизнь, она кандидат наук.

Все, кто имел высокий человеческий уровень и планку выше пола, все эти люди были изгнаны. Впрочем, до сих пор в Спорткомитете, во всяком случае в фигурном катании, ничего не изменилось.

Я никогда не просила спустя много лет, в то время, когда работала с Илюшей Куликом, чтобы со мной на крупные турниры ездил определенный судья, — это общая практика поддержки, тем более когда в команде лидер. Но лишь один раз я об этом заикнулась, тут же сделали все наоборот. Находиться со мной в хороших профессиональных отношениях, а тем более дружить, это значит подписать себе приговор. Карьера такого человека — прежде всего в СССР, а сейчас в России — обречена на провал. Сейчас в танцах все диктует Наташа Линичук: какого судью и с кем посылать, куда посылать и когда. В одиночном катании — Алексей Николаевич Мишин. Тамара Николаевна Москвина и Лена Чайковская в этом деле голоса не имеют. Тамаре вообще всегда было все равно, каких судей назначают. Мне тоже пришлось про это забыть. Теперь я знаю: единственное, на что я способна, — быть лучше, другого варианта стать первой — нет.

Как проходил мой уход… Проводили президиум федерации, на него пригласили тренеров. Шло обсуждение кандидатур на должность президента федерации, после обсуждения — голосование. Намечалось проголосовать за Валентина Николаевича Писеева, он действительно сильный человек. Если наше государство желает сохранить фигурное катание, то Писеев в этом виде спорта — государственный деятель. Тем не менее у нас с ним отношения никогда не складывались. Не любил он меня, хотя с годами стал ценить — видимо, перестройка подействовала. Надо отдать ему должное, он единственный, кто способен принимать решения в нашем деле. Тем более — и это надо отметить — он все нити управления держит у себя в руках. Есть у него своеобразные черты характера, я не буду давать им оценку — хорошие они или плохие, но они есть. И именно они позволяют ему так долго удерживать власть.

На обсуждении кандидатур, я и решила выступить. Я произнесла речь, после чего в зале образовалась гробовая тишина. Дело в том, что я решила говорить только правду. Я ни к чему специально не готовилась, я никогда не участвовала ни в каких коалициях, никогда не подписывала никаких совместных писем. Если я что-то и задумывала, то пыталась это сделать сама, хотя любая моя инициатива, естественно, всегда была обречена на провал, потому что я, как правило, оставалась в одиночестве. Что же я сказала этому высокому собранию? Что я не буду ни за кого голосовать, что я предлагаю всем покинуть зал. Факты обирания спортсменов вопиющие. И пока оно не прекратится, говорить не о чем и выбирать некого. И первой, кто покинет это помещение, буду я сама. Говорят, что после моего ухода, а я долго шла через ряды, уходя от них от всех, как мне казалось навсегда, в зале еще какое-то время никто не произнес ни слова.

Уходила, как Ельцин на съезде, правда, не собиралась им класть на стол звание «Заслуженный тренер СССР», потому что это звание мною заработано долгим и адским трудом. Я уходила, и никто, включая Иру Роднину, которая там сидела и говорила, что согласна со мной, никто не поднялся. 1988 год. Перестройка и гласность. Но страх еще был очень велик.

На прощание я им сказала и о том, как уничтожают тренеров. Как стравливают между собой тренеров и спортсменов. Приводила голые факты. Но во всем зале, где находилось, наверное, сто человек, никто меня не поддержал. Мои друзья, что готовы были за мной пойти, потом мне сказали: «Если бы ты нас заранее предупредила»… А я не хотела никого предупреждать, я не хотела собирать никакие коалиции. Более того, я и не собиралась выступать. Но меня какой-то доклад так вывел из себя, что я решила сказать все, что думаю. Первый раз в жизни я поняла, что жестокую правду говорить очень сложно. И только, наверное, очень сильные люди могут говорить ее с трибуны, когда перед тобой сидят люди, которых ты много лет знаешь, которые могли и могут решать твою судьбу.

Помню, что выходила я, но ног не чувствовала. Как вдруг потом, уже на улице, я ощутила себя совершенно свободной. Я победила сидящий внутри страх, я его поборола. И себя за то выступление я очень уважаю. Но у остальных случился шок. Мне потом Анна Ильинична Синилкина сказала: «Татьяна, после тебя больше трех минут никто не мог ни о чем говорить». А это много, три минуты, когда никто не мог ни встать, ни продолжать, ни освистать и вообще пошевелиться.

Но я сама, когда вышла, а заседание происходило в «Олимпийском» на проспекте Мира, упала как подкошенная, ноги меня уже не несли. Валялась в траве, рядом мальчишки играли в мяч. Лицо я, в общем-то, известное, а встать никак не могу. Я уже тогда жила с высоким давлением и букетом разных болезней. Я не поехала в тот год на чемпионат мира, после Олимпиады у меня случился микроинфаркт и я отлежала чемпионат в больнице.

Мальчишки меня обступили, узнали, принесли водички. Я попила своих таблеточек, еще немножко передохнула. Потом дала им денег, они купили мне мороженое, себе тоже. Я посидела на траве, поела мороженое, потом остановила такси и уехала к нашему другу Жене Баранкину на дачу, в Жуковку.

Конечно, вечером мне позвонили сто человек и все сто сказали, что они мною гордятся, что я такая смелая и мне, наверное, за них обидно, потому что они меня не поддержали.

Вот как я уходила из спорта, уверенная, что снова в нем не окажусь. А через четыре года вернулась с Климовой и Пономаренко. И какое же ко мне могло быть отношение всех тех оставшихся на своих местах людей? А потом я еще раз возвратилась, теперь с Илюшей Куликом, с Пашей Грищук и Женей Платовым. И каждое мое возвращение — это всегда большой риск, потому что я никогда не чувствовала, а это обязательно нужно чувствовать — поддержку своей страны. Поддержку не народа, а Спорткомитета или федерации. Я же всегда испытывала только противостояние. Оттого я вдвойне рада, что мои ученики выигрывают, потому что те, кто делают все возможное, чтобы этого не произошло, вынуждены меня награждать.

Сейчас уже другие медали, другие ордена. Я еще с советских времен со своей наградной колодкой похожа на генерала, если не на маршала. Кстати, тогда, после Калгари, меня представили на орден Ленина, а я как раз устроила скандал за спортсменов, в Спорткомитете сказали: «Характер у нее плохой», — и орден не дали.

Ледовый театр

Когда Бестемьянова с Букиным выиграли Олимпийские игры? В Калгари в 1988-м. Значит, в Югославии в Сараево Зимняя Олимпиада проходила в 1984-м. За год до Игр, а может, чуть раньше, сидя у нас дома, в Москве, на кухне, мой муж придумал способ изъять меня со сборов и тренировок. Вова все время хотел, чтобы я ушла из спорта, да я и сама к тому времени устала от соревнований. Сараево — это пятая Олимпиада, к которой я готовилась, и нервы, казалось, уже на пределе.

Жил у нас тогда Юра Овчинников, он ночевал в гостиной, так как слонялся без работы, а в Москве у него никакого жилья, естественно, не было. Из Ленинграда Юра уехал и обитал большей частью в нашем доме. История, о которой я рассказываю, произошла чуть ли не двадцать лет назад, но мы по сей день с Юрой очень дружны. Сидим как-то вечером на кухне, беседуем, Вова начал придумывать, хорошо бы мне сделать театр из знаменитых фигуристов, ушедших из спорта. Наверное, неприкаянный Юрик, сидящий напротив, его на эту мысль надоумил. Наш Друг Виталий Мелик-Карамов сразу же придумал название этому театру «Все звезды» — мечтая, что театр будет все время гастролировать за рубежом (главная цель советского человека), следовательно, это скорее английское название «All stars». Букин, который с самого начала страшно ревновал к любому моему отвлечению от их дуэта, тут же обозвал наш проект «Old stars», то есть «Старые звёзды». Идея мне понравилась. Потихонечку я начала говорить с людьми, как-то собирать труппу, сначала хотела взять человек пятнадцать. Но народу пришло меньше. Честно говоря, мечтали мы не о театре, а о группе выдающихся спортсменов, которые только что распрощались с соревнованиями. Как раз заканчивала свою карьеру плеяда хороших фигуристов, артистически готовых для профессиональной работы. Мне не хотелось создавать нечто похожее на «Холидей он айс», я мечтала о такой труппе, по типу ансамбля Игоря Александровича Моисеева или «Виртуозов Москвы» Володи Спивакова, где каждый мог выйти на авансцену солистом. Именно такое направление я выбрала для создания коллектива как базовое, а потом, как выяснилось, оно оказалось основным направлением и для работы будущего театра.