Михаил Ильяшук - Сталинским курсом

• Название: Сталинским курсом
• Автор: Михаил Ильяшук
• Издательство: Українська видавнича спілка
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 966-7060-83-7

В книге описаны события, происходившие в 40-ые — 50-ые годы прошлого века в СССР, масштабное проявление которых имело место в 30-ые годы. На примере одной семьи показано, как ни в чем не виновные перед государством люди были приговорены к лишению свободы и в качестве политзаключенных отправлены «отбывать наказание» в один из лагерей системы Сиблага. Описаны судьбы, характеры интереснейших ярких личностей, с которыми автор познакомился в лагере. Приведены воспоминания одного из заключенных о зверствах в лагерях на Колыме. Описан быт отбывавших заключение в Баимском лагере для инвалидов, их стремление скрасить жизнь в тех нечеловеческих условиях участием в художественной самодеятельности. Автор также знакомит с условиями жизни в сибирской ссылке.

Книга рекомендована среднему и, в основном, молодому поколению для ознакомления с черной полосой в истории нашего народа в годы сталинской диктатуры. Миллионы же людей старшего возраста познакомились с системой ГУЛАГа в качестве политзаключенных на собственном опыте.

Издается благодаря финансовой поддержке Киевской городской организации общества «Мемориал» им. В. Стуса, а также Петра Белея, Богдана Малярчука, Романа Шемка.

---

Вот такой арестант сидел на полу, прислонясь спиной к стенке, и во время своего повествования доброжелательно глядел на нас своими голубыми глазами.

Казалось, это был единственный человек в камере, который с философским спокойствием относился к своему аресту — не падал духом и не страшился тюремной обстановки, словно он давно уже к ней привык. На нас, новичков, он смотрел как старый ветеран, давно все изведавший и испытавший. Как выяснилось, ему было едва за сорок лет, но выглядел он значительно старше. Преждевременная лысина, окаймленная с боков и сзади низко подстриженными волосами, густые брови, глубоко запавшие глаза, строгая вертикальная складка, пересекающая высокий лоб, морщины, веером расходящиеся вокруг глаз, втянутые с выступающими скулами щеки, расчлененная верхняя губа — все это говорило о тяжелых гонениях, которым он неоднократно подвергался. Однако судя по тому, с каким олимпийским спокойствием он держался, видно было, что пережитые им испытания еще больше закалили его дух и выработали привычку философски-равнодушно относиться к любым превратностям судьбы. Он знал, что накопленный им горький опыт позволит ему найти выход из любого затруднительного положения и удержаться на поверхности там, где другой неизбежно опустился бы на дно. Это был опытный арестант, до тонкости изучивший быт и нравы лагерно-тюремной жизни. Как добрый дядька и наставник, он поучал новичков, как вести себя на допросах, как приспосабливаться к тюремному режиму и так далее. И надо было видеть, с каким жадным вниманием прислушивались к советам ветерана и почтенные профессора, и инженеры, и студенты.

— Не скрою, товарищи, — продолжал он, — вам предстоит тяжелый тернистый путь. Трудно сказать, сколько лет пробудете в заключении. Война может спутать все карты, и от ее исхода будет зависеть ваша судьба. Однако надо прямо смотреть правде в глаза и не убаюкивать себя обманчивыми иллюзиями. Если вы — «политики» и вам пришьют самую легкую статью — 58, пункт 10, то есть предъявят вам обвинение в антисоветской агитации, то вам припаяют десять лет срока с зачетом предварительного тюремного заключения. Гораздо реже вы можете рассчитывать на пять лет, но этот более редкий случай нисколько не зависит от «меньшей тяжести совершенного вами преступления», а зачастую обуславливается настроением следователя. В этом деле решающее слово остается за ним. По окончании допроса он должен дать свое заключение, по какой статье квалифицировать преступление и какой, по его мнению, меры наказания заслуживает обвиняемый. Практика показывает, что обычно по статье 58–10 следователь рекомендует осудить жертву на десятилетний срок пребывания в трудоисправительных лагерях. Личное заключение следователя попадает на утверждение в высший орган при НКВД — в Особое совещание. Последнее в 90 % случаев просто штампует заключение следователя и придает ему законную силу. Итак, вы теперь видите, какую важную роль в вашей судьбе может сыграть этот представитель советского правосудия: вздумается ему дать вам пять лет — вам повезет, так как срок льготный; захочет наградить вас десятью годами — получайте. Каждый из вас не минует следователя, поэтому вам не мешает иметь какое-то представление об этой породе людей. За время скитаний по лагерям и тюрьмам я достаточно насмотрелся на следователей и могу поделиться своими наблюдениями. В большинстве своем это малограмотные, грубые, невежественные люди, очень многие из них не имеют специального юридического образования. Органы НКВД немало постарались, чтобы на эти посты выдвигать преданных служак, утративших чувство совести и справедливости. Меньше всего эти господа думают о том, чтобы честно и добросовестно разобраться — виновен ли человек или нет. Главная их задача заключается в том, чтобы заставить человека, абсолютно не причастного к преступлению, признать себя виновным. Тут действует помимо прочего и материальный расчет. Дело в том, что за каждого человека, которого следователю удастся склонить к признанию совершенного преступления, как мне говорили сведущие люди, он получает денежную премию. Какой же резон для следователя вас оправдывать, даже если вы чисты, как стеклышко? Это же прямой убыток для кармана! Вот он и лезет из кожи, чтобы побольше погубить людей. Для этого не надо обладать ни способностями, ни знаниями, не надо быть тонким психологом, так как докапываться до истины нет нужды. Требуется только одно: хорошо усвоить унтерпришибеевскую науку — прибегать к угрозам, запугиванию, матерщине, рукоприкладству, а если и это не поможет, испробовать более жесткие приемы.

«Учитель» замолчал и едва заметным кивком головы указал на дверь. Сквозь глазок смотрел охранник.

— Так вот, товарищи, — понизив голос, снова заговорил Еремеев, когда надзиратель исчез из поля зрения. — Очень важно знать, как держать себя на допросах. Сначала следователь зачитает вам пункты обвинения и начнет по-хорошему уговаривать вас сознаться в содеянных вами преступлениях. Как всякий честный человек, не знающий за собой вины, вы, конечно, будете крайне возмущены, с пеной у рта будете доказывать свою непричастность к приписываемым вам преступлениям. Вас спокойно выслушают и отпустят в камеру с напутствием хорошенько подумать, вспомнить обстоятельства, при каких вы «преступили» закон. Через несколько дней вас снова вызовут, дадут лист бумаги и предложат в письменной форме изложить подробности вашей контрреволюционной деятельности. Вы с еще большим упорством будете отрицать свою вину. Следователь начнет соблазнять вас всяческими обещаниями, например, смягчением меры наказания, если вы только чистосердечно «раскаетесь». Вы продолжаете отпираться. Терпение следователя постепенно приходит к концу. Вкрадчивое и вежливое обращение с вами сменяется угрозами и грубыми оскорблениями. Злоба и бешенство мало-помалу его захлестывают. Он обрушивает на вас потоки самой отборной нецензурной брани, тычет кулаком под нос, угрожая вышибить зубы, а иногда и хорошенько стукнет по голове. Ведь своим упрямством вы его только задерживаете, в то время, как он должен в этот же день добиться «признания» еще одного-двух человек. Вы, конечно, думаете, что, упорно отрицая свою мнимую вину, добьетесь справедливости, что вас отпустят на свободу и, быть может, даже еще принесут извинения за происшедшую ошибку. Увы! Не будьте так наивны. Раз вы попали в тюрьму, безразлично — за дело или по недоразумению, вас обязательно направят в лагерь, и будете там сидеть, пока не отбудете положенного вам срока. Правда, кое-кому и удается освободиться раньше положенного срока, если он сможет в двойном-тройном размере перевыполнять нормы выработки (система зачетов), но вам, работникам умственного труда, не привыкшим к физической работе, это будет не под силу. Бывает, правда, амнистия, но очень сомнительно, чтобы вы попали под ее действие. Обычно она распространяется на уголовников — воров, убийц, а «враги народа» за весьма редким исключением лишены этого акта милосердия.

Но вернемся к следствию. Как показывает практика, упорное отрицание вины ни к чему не приводит. Лучше подумать над тем, как приспособиться к тюремному и лагерному режиму, чтобы к окончанию срока сохранить и жизнь, и здоровье. На что вы, одиночки, можете рассчитывать перед лицом самой могущественной силы в мире, какую представляет собой НКВД? Мой вам искренний совет, вытекающий из моего горького опыта: не сопротивляйтесь, а подписывайте состряпанное следователем или его тайными агентами обвинение.

«Учитель» смолк. Чем больше мы ему внимали, тем больше возмущались. Цинизм, которого, казалось, не замечал в своих поучениях Еремеев, претил всем нашим понятиям о совести, чести, морали и вызывал протест.

— Как это можно, — прервал тишину молодой парень, — каяться в подлостях, которые ты никогда не делал, клеветать на самого себя в угоду каким-то негодяям, добровольно заклеймить себя преступником и не бороться за свое честное имя? Никогда на это не пойдет человек, сколько-нибудь себя уважающий. И вообще, мне кажется, товарищ Еремеев, вы слишком сгустили краски. Не клевещете ли вы на представителей советского правосудия? Никогда не поверю вашим рассказам. Как комсомолец, воспитанный в духе беззаветной преданности делу коммунистического строительства, я убежден, что наши чекисты стоят на страже революционной законности и не засудят невиновного человека.

Словно приятный освежающий ветерок пронесся по камере. Горячая вера молодого человека в торжество справедливости зажгла луч надежды у павших духом людей. Один только Еремеев укоризненно качал головой.

— Вы наивные люди. Скоро вы сами убедитесь в моей правоте. Я коммунист, и пока не попал за кулисы НКВД и не испытал на своей шкуре это правосудие, был таким же наивным дураком, как и многие из вас.

Послушайте, что было со мной десять лет тому назад. Чтобы вам была понятнее история, о которой я хочу вам рассказать, позвольте вернуться к годам моего детства.