Михаил Ильяшук - Сталинским курсом

• Название: Сталинским курсом
• Автор: Михаил Ильяшук
• Издательство: Українська видавнича спілка
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 966-7060-83-7

В книге описаны события, происходившие в 40-ые — 50-ые годы прошлого века в СССР, масштабное проявление которых имело место в 30-ые годы. На примере одной семьи показано, как ни в чем не виновные перед государством люди были приговорены к лишению свободы и в качестве политзаключенных отправлены «отбывать наказание» в один из лагерей системы Сиблага. Описаны судьбы, характеры интереснейших ярких личностей, с которыми автор познакомился в лагере. Приведены воспоминания одного из заключенных о зверствах в лагерях на Колыме. Описан быт отбывавших заключение в Баимском лагере для инвалидов, их стремление скрасить жизнь в тех нечеловеческих условиях участием в художественной самодеятельности. Автор также знакомит с условиями жизни в сибирской ссылке.

Книга рекомендована среднему и, в основном, молодому поколению для ознакомления с черной полосой в истории нашего народа в годы сталинской диктатуры. Миллионы же людей старшего возраста познакомились с системой ГУЛАГа в качестве политзаключенных на собственном опыте.

Издается благодаря финансовой поддержке Киевской городской организации общества «Мемориал» им. В. Стуса, а также Петра Белея, Богдана Малярчука, Романа Шемка.

---

— Вижу, что вы не жулик, не самозванец. Но не обижайтесь — сразу зачислить вас на должность художественного руководителя мы не сможем. После многих неудач, постигших нас при приеме случайных людей, мы решили подвергать месячному испытанию любого кандидата и лишь затем его утвердить или же отказать ему. Вы согласны с таким условием?

— Можно подумать, что речь идет о страшно важной должности, оплачиваемой чуть ли не персональной ставкой. Разрешите узнать, что это за спецставка? — не без иронии спросил я.

— Триста рублей! (тридцать по новому, то есть на время написания воспоминаний, курсу) — отчеканила Аделаида Алексеевна.

— М… да!

Наступило молчание. Не только я, но и работодатели понимали, что подобный ответ звучит, как насмешка.

Первым прервал молчание Юра.

— Наверно, уборщица получает больше, — сказал он. — Да разве смогут мои родители просуществовать на такие жалкие гроши?

В разговор вмешался муж Лютиковой:

— К сожалению, больше платить не можем. На клубную работу управление речного транспорта отпускает ничтожные бюджетные ассигнования, и, чтобы уложиться в них, мы не можем оплачивать художественного руководителя больше, чем в размере половины его полной ставки, что и составляет триста рублей в месяц. Надо оплачивать еще и завклубом, и уборщицу, добавьте к этому прочие материальные расходы, например, реквизит для драмкружка, приобретение музыкальных инструментов и прочее. Мы еле-еле укладываемся в бюджет.

— А разве спектакли у вас бесплатные? — перебил я его. — Ведь вы же должны каким-то образом покрывать расходы на клубную работу.

— Платные, — ответила завклубом. — Но наш поселок небольшой, и достаточно поставить спектакль один раз, чтобы большинство рабочих на нем побывало. На второй показ зрителей не наберется. Поэтому поступления в кассу еле-еле покрывают наши расходы. Да и цены на билеты мы не можем назначать высокие, так как заработки рабочих невелики.

— А кино?

— Им ведает другое ведомство, и прибыли от него мы не получаем.

Не соглашаясь пока на предложенную ставку, я поинтересовался, какими культурными силами располагает клуб, каковы бытовые и жилищные условия в поселке. Выяснилось, что в кружках художественной самодеятельности принимают участие учителя местной десятилетки, работники больницы, детских яслей, управления судоверфи, любители из рабочих.

— Наибольшей популярностью пользуется драмкружок. Неважно обстоит дело с концертно-эстрадной группой, — продолжала Аделаида Алексеевна, — хотя и есть хорошие голоса, способные куплетисты, танцоры. Но недостает общего руководства. Очень нужен хор, отсутствие которого обедняет концерт. Хорошо было бы организовать небольшой оркестр народных инструментов для сольных выступлений и для сопровождения хора. Есть у нас пианино, на котором играет пианистка Галина Викторовна Тухматулина.

Что касается жилья, то отдельную комнату предоставить вам мы не сможем, но найдем для вас жилье у кого-нибудь из местных жителей, конечно, по договоренности с ним. Есть столовая, в которой вы сможете питаться. Если ваша жена пожелает готовить еду сама, то продукты можно покупать в продовольственном ларьке, тут же рядом с клубом, а также на базарчике, который собирается два раза в неделю. Ну так как? Устраивают вас наши условия? — спросила Аделаида Алексеевна в завершение разговора.

Юра до сих пор не вмешивался в разговор. Когда Лютикова замолчала, он сказал:

— Конечно, последнее слово остается за отцом, ему работать, а не мне. Все же мне кажется, что объем работы предстоит огромный. И за весь этот труд получать жалких триста рублей? Нет, я бы поискал для отца что-нибудь получше. Ну, а как твое мнение, папа? Решай сам, ведь тебе работать.

— Ты, пожалуй, прав, Юра. Жить впроголодь на такие гроши, да еще работать по 12–14 часов в сутки, располагая отдыхом только за счет ночи — вряд ли для этого у меня хватит здоровья и сил. Извините за беспокойство. Пойдем, Юра, — сказал я, поднимаясь со стула.

— Постойте, постойте! — забеспокоилась Аделаида Алексеевна. — Скажи, — обратилась она к мужу, — нельзя ли повысить ставку? За триста рублей ни один художественный руководитель не пойдет к нам работать. Решай теперь ты.

— Все, что я смогу сделать, это добавить полсотни, не больше. Поймите, я не могу нарушать финансовую дисциплину. Даже для этих пятидесяти рублей я должен буду искать какое-то оправдание.

Наступило тягостное молчание. Надо было принимать окончательное решение. Не покидало чувство униженности, хотелось отказать, но положение мое было безвыходное, и я подумал: «Поработаю, посмотрю, если будет невмоготу, брошу и поищу что-либо другое». И дал согласие.

Глава LXXXIV В полуземлянке

В тот же день Юра уехал в Большую Мурту за мамой, а я остался в Предивной. Мне предложили первую ночь переночевать в рабочем общежитии, а на другой день обещали подыскать квартиру. Через день Юра привез Оксану и «сдал» ее под расписку коменданту МВД, а сам отправился в Ленинград.

Меня с Оксаной поселили у местного старожила Ивана Васильевича Тевелева. Жил он с семьей в собственном доме. Это была вросшая в землю деревянная хибара, которую правильнее назвать полуземлянкой. Наружная дверь открывалась в сени, где хранилась разная хозяйственная утварь. Возле стены находились полати, на которых в летнее время можно было ночевать, спасаясь от духоты. Из сеней входим в небольшую жилую комнату — размер ее не превышал двенадцати метров. Комната одновременно служила столовой, кухней и спальней дочери Ивана Васильевича Ульяны, медицинской сестры местной больницы, и ее трехлетней дочери Манечки. Обстановка была более чем скромная: большой стол со скамейкой, рядом со столом кровать Ульяны, против кухонной плиты помост, на высоте 50–60 сантиметров над уровнем пола, предложенный нам для устройства постели.

Из этой комнаты дверь вела еще в одну совсем крошечную комнатку — «резиденцию» Ивана Васильевича. Тут он и спал на устроенных им самим нарах, тут же была и его мастерская, в которой он катал на заказ валенки и занимался целым рядом других хозяйственных дел по бытовому самообслуживанию.

Хибарка выходила «фасадом» на тихую уличку, позади нее размещался небольшой земельный участок, на котором Иван Васильевич выращивал овощи.

И вот в этот, с позволения сказать, домик, вросший в землю, с убогой обстановкой и жалким домашним скарбом, с крошечными окошечками, в котором проживала семья из трех человек, втиснули меня с Оксаной. Не думаю, чтобы в глубине души хозяева приветствовали наше появление, когда мы впервые переступили порог этой хатенки. Конечно, наше вселение совершилось не без согласия Ульяны. Но в те времена «добровольно» обозначало сплошь и рядом — «добровольно-принудительно». И в данном случае не обошлось без этого. Ульяна по роду своей профессиональной, партийной и общественной деятельности была тесно связана с управлением судоверфи и руководством клуба. Поэтому, отказавшись предоставить нам жилье, рисковала бы испортить отношения с начальством. И ей не оставалось ничего другого, как уговорить Ивана Васильевича, своего отца, пустить нас на жительство в его дом.

В таких медвежьих уголках, как Предивная, особенно остро ощущалась зависимость служилых людей от местного начальства.

Полуземлянка, в которой жили во время ссылки М. И. и О. В. Ильяшуки (пос. Предивная, 1951–1953 гг.)

Как стало ясно позднее, Тевелевы ничего не прогадали, впустив нас в свой дом. Мы постарались сделать этот симбиоз выгодным для обеих сторон. Вначале каждая семья готовила себе пищу отдельно. Это создавало известные неудобства из-за небольшой плиты, двойного набора кастрюль, толчеи и тесноты вокруг плиты. Оксана предложила вести хозяйство на паевых началах. Каждая сторона вносила в общий котел свой пай — картофель, овощи, крупы, жиры и прочее, за исключением хлеба и сахара, и вела учет своего вклада в денежном выражении. Все обязанности по стряпне взяла на себя Оксана. Это устраивало Ульяну, так как она освобождалась от кухни. Устраивало это и Ивана Васильевича, который до этого нес основную нагрузку по кухне.

Вначале старик скептически отнесся к реформе «пищевого цеха», предложенной Оксаной. Но когда убедился, что она готовит очень вкусно, остался доволен. Ивану Васильевичу так понравился украинский борщ, что он изменил своему традиционному блюду — русским щам — и просил Оксану почаще варить борщ.

С дровами проблем не было: мы по очереди выписывали на судоверфи великолепные березовые дрова.

На Ульяне лежали обязанности только по мойке посуды и по поддержанию в чистоте пола. Отводить Манечку в детский сад и приводить ее вечером домой стала Оксана вместо Ульяны. Даже воспитание трехлетней девочки перешло в основном к Оксане. Манечка очень к ней привязалась. «Тетя Сеня» умела замечательно рассказывать сказки и знала их очень много. После возвращения из садика Манечка не отходила от нее ни на шаг, прося десятки раз повторять сказки. Девочке еще не было трех лет, как ей страстно захотелось научиться грамоте, и Оксана, играя с ней, познакомила ее с буквами. Буквально за месяц Манечка научилась читать. Она обожала Оксану, но любила и меня. Потребность в отцовской ласке остро ощущалась малышкой, которая росла без отца. Просыпалась она рано и с нетерпением ждала момента, когда я открою глаза. Тут же Манечка вскакивала со своей постели и в одной рубашонке бежала ко мне. Прибежит, взберется ко мне на полати под одеяло и начинает шептать что-нибудь на ухо «дяде Мисе».