Михаил Ильяшук - Сталинским курсом

• Название: Сталинским курсом
• Автор: Михаил Ильяшук
• Издательство: Українська видавнича спілка
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 966-7060-83-7

В книге описаны события, происходившие в 40-ые — 50-ые годы прошлого века в СССР, масштабное проявление которых имело место в 30-ые годы. На примере одной семьи показано, как ни в чем не виновные перед государством люди были приговорены к лишению свободы и в качестве политзаключенных отправлены «отбывать наказание» в один из лагерей системы Сиблага. Описаны судьбы, характеры интереснейших ярких личностей, с которыми автор познакомился в лагере. Приведены воспоминания одного из заключенных о зверствах в лагерях на Колыме. Описан быт отбывавших заключение в Баимском лагере для инвалидов, их стремление скрасить жизнь в тех нечеловеческих условиях участием в художественной самодеятельности. Автор также знакомит с условиями жизни в сибирской ссылке.

Книга рекомендована среднему и, в основном, молодому поколению для ознакомления с черной полосой в истории нашего народа в годы сталинской диктатуры. Миллионы же людей старшего возраста познакомились с системой ГУЛАГа в качестве политзаключенных на собственном опыте.

Издается благодаря финансовой поддержке Киевской городской организации общества «Мемориал» им. В. Стуса, а также Петра Белея, Богдана Малярчука, Романа Шемка.

---

Я быстро собрал свою амуницию — автомат, патроны, и вместе с другими стрелками и собачниками пошел на охоту. Не мог он, сука, уйти далеко, так как наши быстро хватились. Скоро собаки-ищейки напали на след и выкурили его из лесу. Он выбежал на опушку, и тут я взял его на мушку. «Стой, говорю, стрелять буду!» Он дальше… Я еще пуще: «Стой, собака!» А сам целюсь ему в спину. Я в третий раз: «Ни с места!», а он, б…, давай петлять то вправо, то влево. И такое меня зло взяло. Нет, думаю, сволочь, от меня не уйдешь. И заместо того, чтобы пальнуть его по ногам, как полагается по уставу, я бацнул ему прямо в спину. Он брякнул на землю и кончился. Оно, конечно, убивать его не следовало, да черт с ним. Тут главное, товарищи, премия — двести рублей, если поймаешь живого или мертвого. А что касается нарушения устава, думаю, как-нибудь отбрешусь. Да, впрочем, начальство и само вроде не заметило никакого нарушения.

Скоро о моем геройстве стало известно в управлении Сиблага. Меня отметили в приказе, как лучшего конвоира, дали двести рублей и наградили медалью за отличие. Видали? Вот она! — с гордостью тыкал себя в грудь парень. Глаза его поблескивали от самодовольства и превосходства над товарищами. Он явно хотел вызвать у них зависть. Однако вся эта история им давным-давно была известна и всем осточертела.

— Заткнись, б…, хватит, слышали сто раз, надоел!

Гораздо больше их интересовала выпивка. К сожалению, самогонку уже всю выхлестали, ребятам захотелось московской, а потребиловка была уже закрыта.

— Товарищ председатель, будь другом, пошли кого-нибудь с запиской к завпотребиловкой. Пусть отпустит парочку московской. Деньги мы быстро соберем, — попросил один из охранников.

Председателю сельсовета не очень-то хотелось беспокоить продавца ночью, но в конце концов он уступил. Скоро на столе появилась водка. Ее быстро распили. Сидевший по левую от меня руку надзиратель никак не мог утолить своей жажды и вздумал было еще раз послать за водкой, но, пошарив у себя в кармане, с грустью обнаружил свое полное банкротство. Это был маленький, плюгавый человечек с подленькой душой. Во время обысков, которые он собственноручно проводил по баракам, он проявлял исключительную солдафонскую исполнительность, придирчивость и наглость. Присваивая себе вещи заключенных под предлогом, что они якобы не имеют права держать их у себя, он заслужил лютую ненависть у лагерников.

Вот этот-то бандит в военном мундире, пировавший вместе с гастролерами, уже дошел, что называется до «положения риз». Он уже ничего не соображал, одна только мысль назойливо вертелась у него в мозгу и не давала ему покоя — как бы еще выпить и где взять денег на водку. Заплетающимся языком он спросил даже у меня, нет ли денег на водку. В ответ я вывернул пустые карманы.

В это время кто-то предложил:

— Братва, не спеть ли нам что-нибудь? Сашка, заводи гармонь!

— А что будем петь? — спросил цыган, схватив баян.

— Давай «Среди долины ровныя».

Сашка растянул меха. Началось невообразимое пьяное пение. Все орали фальшивыми голосами, стараясь перекричать друг друга. Потом с таким же «успехом» пропели «Сормовскую». Затем попросили Сашку сплясать цыганочку, но наш баянист Лисичанский после нескольких рюмок самогона очень ослабел и не смог аккомпанировать Сашке. Номер пришлось отставить.

— А не пора ли, товарищи, на отдых? Завтра на работу! Предлагаю немедленно ложиться спать! — скомандовал Тролик.

Ребятам ничего не оставалось, как подчиниться приказу. Водку уже всю вылакали, с жратвой покончено, песни надоели да и время позднее. Многие сами почувствовали потребность заснуть. Кто устроился под столом на спине, раскинув ноги; кто на стуле, склонив голову почти до колен; кто положил грудь прямо на стол, уткнувши рожу в тарелки с объедками и огрызками, а один парень долго еще сидел прямо на полу, обнявшись с ножкой стола. Не стану подробно описывать, как один из охранников вывозился в собственной блевотине.

Наконец все стихло. Было уже около трех часов ночи. Лунный свет проникал сквозь окна и озарял тела, разбросанные в самых причудливых позах. Казалось, это было поле, усеянное трупами после ратного боя. Только громкий храп, посвистывание да прорывающаяся по временам сквозь сон матерщина говорили о том, что это были живые люди.

Однако не было еще семи часов, как Тролик вскочил на ноги и начал всех будить. Хотя он изрядно выпил, но к утру был почти трезв. Может быть, он был физически крепче своих товарищей, а возможно, сыграло роль чувство ответственности.

Но все попытки Тролика растолкать спящих ни к чему не приводили.

— Вставайте, гады, е… в… м… — кричал он. — К девяти часам надо быть на вахте. Долго еще я буду с вами мудохаться?

И он стал яростно пинать «артистов» ногами, но и это не возымело действия.

— Чтоб вас холера взяла! Чтоб вы подохли! — отчаянно ругался Тролик.

В это время, привлеченный шумом, вошел хозяин.

— Ну что мне делать? — с выражением отчаяния на лице обратился к нему Тролик. — В девять часов мы должны быть в лагере. Опоздаем — мне влепят выговор.

— Ничего, не волнуйся, Тролик. Все будет в порядке. Как у тебя с транспортом? За вами приедут? А то я могу вас отправить на колхозных конях, — предложил председатель.

— Нет, за нами приедут. Об этом я заранее позаботился.

— Так вот что, — сказал хозяин. — Сейчас я пришлю пару дюжих ребят, и они помогут тебе погрузить товарищей на сани.

— Вот спасибо! Выручил!

Минут через пятнадцать к дому председателя подкатил обоз из пяти саней, а еще минут через десять подошло четверо здоровенных парней, и работа закипела, как на пристани во время погрузки тяжелой клади на баржи. Схватив раба божьего под мышки и за ноги, колхозники, словно покойника, выносили его из дома, остановившись перед санями, раскачивали его, а затем по общей команде укладывали в розвальни. «Покойники» при укладке мычали, но не просыпались. Уложив «товар» попарно, сначала вдоль саней, а потом — поперек, грузчики накрыли спящих шинелями и удалились.

Все было готово к отъезду. Я и мои товарищи — Сашка и Лисичанский — расселись по разным саням. Тролик сел во главе обоза и скомандовал: «Пошел!» Кортеж тронулся. Это было незабываемое зрелище. Уложенные в сани ребята в пути разметались и лежали в самых невероятных позах: одни на спине, свесив голову так, что она чуть не касалась земли; другие, уткнувшись носом в сено и вытянув ноги, волочили их по дороге, оставляя в снегу след, как после распашника; у третьих шинель волочилась по земле, подметая выпавший за ночь снег. А те, кто лежал поперек саней, всю дорогу мотали головой и ногами.

Мягкое и мерное покачивание саней еще больше убаюкивало спящих. Они сладко похрапывали. Слышно было, как скрипят полозья да покрикивают кучера. Вдруг на крутом повороте кто-то позади заорал: «Стой, стой!» Ехавшие впереди ездовые придержали коней. Я оглянулся. Какой-то безмятежно спавший охранник выпал из саней. Его подобрали и поехали дальше.

Рассветало. На востоке загорелась яркая заря. Навстречу нам по тракту шла группа, вероятно, колхозников. Поравнявшись с нами и присмотревшись к обозу, они захохотали. Один из них спросил:

— Куда товар везете?

Возница из заключенных охотно откликнулся:

— Мясо на базар! Может, купите? Недорого возьмем.

— Не больно-то найдете охотников на эту падаль, — продолжали хохотать прохожие. — Лучше везите ее прямо на свалку.

Для нас, заключенных, сопровождавших пьяную компанию, комизм положения заключался еще и в том, что не нас везут под охраной конвоя, а, наоборот, мы конвоируем пьяных в доску «ангелов-хранителей».

Сашка-цыган, ехавший в санках, следовавших за моими, не мог удержаться, чтобы не пошутить:

— Ну, как, дядя Миша, никто у тебя еще не сбежал из-под твоего надзора?

— Нет, — говорю, — я за них спокоен. Пьяны в стельку, куда им бежать? Постараюсь доставить их в лагерь и сдать начальству под расписку.

— Ой, не могу, дядя Миша! — хохотал Сашка.

Наконец мы подъехали к вахте. Тут наша миссия закончилась. Мы разошлись по своим баракам и, как разгружали «товар», уже не видели.

Так завершился наш знаменитый культпоход, заложивший основы крепкой дружбы и братства между коллективом НКВД и селом.

Глава LXXVII Последний перевал (рассказывает Оксана)

17 января 1951 года после семидневного этапа из Мариинска Кемеровской области до Тайшета по сибирской магистрали, а затем по узкоколейной железной дороге Тайшет-Братск, мы прибыли в одно из отделений Тайшетлага. Приехали поздно ночью. Нас сразу же завели в барак. Там было совсем темно. Из полумрака выступали, вернее, угадывались неясные очертания двух рядов нар. Мы почти ощупью их находили. Сразу же залезли на нары, разделись и, уставшие после долгой утомительной дороги, быстро заснули.