Феридун Тонкабони - Избранные рассказы

• Название: Избранные рассказы
• Автор: Феридун Тонкабони
• Издательство: Радуга
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1985

Феридун Тонкабони (род. в 1937 г.) принадлежит к молодому поколению прогрессивных персидских писателей. Основная тема рассказов, включенных в сборник, — проблемы времен правления шаха Мохаммеда Реза Пехлеви: коррупция, инфляция моральных и нравственных ценностей в условиях ускоренной буржуазной модернизации общества, судьба «маленького человека», беспомощного в мире, где правит чистоган.

---

— Возьмите сдачу.

Я вздыхаю облегченно и бормочу:

— Огромное спасибо, весьма любезно с вашей стороны, вы очень добры!

Подобно Христофору Колумбу, достигшему Нового Света (хотя он и считал, что доплыл до Старого Света, только с другой стороны), ставшему на колени и целовавшему землю, мне хочется опуститься на колени и поцеловать тротуар на перекрестке Колледж. Но боюсь, народ примет меня за сумасшедшего. (Хе! Примет!)

Взявши ноги в руки (как будто одолжил пару ног у какого-то двадцатилетнего в кредит под шестнадцать процентов), вприпрыжку бросаюсь к своему офису, врываюсь в прохладную пустую комнату (видеть любой уголок которой и любой предмет в которой мне тошно).

Да! В аду есть такие змеи, от которых человек ищет защиты у дракона.

Ходьба по рельсам

В детстве мы играли в эту игру. Теперь это уже не игра. Взявшись за руки, мы шли парами по рельсам. Это была увлекательная игра. Если один не мог удержать другого, оба падали. Мы были друг для друга одновременно и бременем, и опорой. В этом-то и заключалась вся прелесть игры. На первый взгляд могло показаться, что одному идти легче, но не тут-то было. Не пройдя и двух шагов, ты, как канатоходец, начинал крениться то на один, то на другой бок и в конце концов падал. Хуже всего бывало, когда твой партнер бросал тебя, чтобы удержаться самому. Лишенный поддержки катился вниз по острым камням и колючкам насыпи и обдирался в кровь. А мы молча, осуждающе смотрели на того, кто отпустил руку, и наш взгляд обжигал его сильнее удара хлыста. Правда, через мгновение он тоже падал.

В детстве мы играли в эту игру. Теперь это уже не игра. Детьми мы играли в нее днем, а неожиданное появление поезда придавало этой забаве особую остроту. Одно из условий игры заключалось в том, чтобы, услышав гудок, как можно дольше не соскакивать с рельсов. Машинист, не сбавляя скорости, подавал сигнал, тревожный и угрожающий. Мы научились понимать язык поезда. Короткий гудок — предостережение, подлиннее — окрик, непрерывный — предупреждение об опасности, а целая серия гудков — угроза, сдобренная бранью. Смеясь, мы продолжали шагать по рельсам и делали вид, будто ничего не боимся, хотя нам было очень страшно. Сначала страх закрадывался в сердце, а потом, когда он разливался по всему телу, партнеры одновременно разжимали руки, отскакивали в разные стороны и сбегали с насыпи. Казалось, страх передавался от одного к другому через кончики пальцев. А может быть, когда страх достигал кончиков пальцев, как будто искра проскакивала — и партнеры освобождались друг от друга.

Всякий раз среди участников игры была пара, которая держалась дольше всех. На этих героев мы взирали с почтением и страхом. Нам казалось, что они расступаются, лишь когда на них падает тень поезда, а их разомкнутые пальцы касаются буфера локомотива. Нам чудилось, будто машинист высовывается из кабины и сталкивает их с рельсов. На самом же деле машинист и его помощник обрушивали на их головы поток ругательств, а они только смеялись. Мы же с завистью наблюдали за происходящим.

В детстве мы играли в эту игру. Теперь это уже не игра. Когда мы играли, был день. Теперь же спустилась ночь, темная ночь! Или мы попали в узкий душный туннель? Иначе почему в вышине не мерцает ни одна звезда, а небесный свод будто сотворен из черного, прокопченного камня? Проходящие поезда движутся, не зажигая огней и не подавая сигналов, совсем бесшумно, и только дрожь рельсов выдает их близость, их смертельную близость. Ощутив ее, мы отпускаем руки и отходим в сторону — быстро и осторожно.

В густой мгле ничего не разглядишь, надо быть осмотрительным. Натолкнувшись на что-то твердое, мы понимаем, что это стена туннеля, прижимаемся к ней, подобно утопающему, что хватается за соломинку, и пропускаем огнедышащий поток, несущийся по темному туннелю. Ищем руку друга. Иногда находим ее, а иногда нет. Мы стараемся заглушить пронзительный, как боль, крик души: «Это страшная игра!» Но теперь это уже не игра. Стены, если они действительно есть, забрызганы кровью. Мы не видим кроваво-красных пятен — в темноте они кажутся черными. Черные пятна на черном фоне. Руки ищут друга, чтобы начать игру снова. Но не всегда рука, которую ты найдешь, оказывается рукой друга. (К сожалению, ты осознаешь это слишком поздно.) Иногда она цепко держит тебя, вместо того чтобы отпустить в нужный момент, и тогда…

Но иного выхода нет. Надо искать партнера и вместе двигаться вперед — шаг за шагом. Вон вдалеке виднеется тусклое пятно света. То ли бледная луна выглянула из-за облаков, то ли светлеет выход из туннеля (если туннель есть на самом деле). А может быть, это свет приближающегося поезда? Хотя нет, паровоз ведь никогда не зажигает огней, он пыхтит и тащит за собой вагоны — сначала грузовые, без дверей и окон, а потом несколько вагонов-ресторанов.

Сквозь случайно отдернутую плотную занавеску в окне вдруг мелькнет яркий свет и оживленные лица пассажиров. Пассажиры едят, пьют и смеются. Подобно вспышке фотоаппарата, это продолжается лишь одно мгновение. Но мы все успеваем увидеть и даже слышим беззвучный шум застолья.

Быть может, когда-то мы тоже мчались в светлых и шумных вагонах-ресторанах? Были гостями или хотя бы слугами на этом веселом пиру, а потом нас за что-то вышвырнули вон? Или мы сами сбежали, не выдержав запаха перегара и сигаретного дыма? А может, мы были вовсе не пассажирами, а колесами и шатунами локомотива и тащили на себе весь состав? Или углем, что сгорает в паровозной топке и дымом выходит в трубу, а потом снова превращались в уголь, чтобы, сгорев, стать дымом?.. Но мы твердо знали: тех, кто умирал от духоты, голода или жажды в грузовых вагонах без окон и дверей, сжигали в топке паровоза. В этом пассажирском поезде было только два вида вагонов — светлые, просторные вагоны-рестораны и наглухо заколоченные, набитые людьми до отказа теплушки. Быть может, когда-то мы тоже томились в них, а потом нас выбросили оттуда или мы сбежали? Выломали дощечку в полу или потолке вагона и, рискуя жизнью, выбрались наружу, по счастью, не размозжив себе голову о рельсы или камни.

Куда идет этот поезд? Или он вечно движется в темном бесконечном туннеле? Почему в вагонах-ресторанах всегда горит яркий свет, а окна занавешены? Быть может, пассажиры боятся темноты ночи (или тьмы туннеля) и скрылись от нее за плотными занавесками? Иначе они предпочли бы свет дня и солнца.

А может, поезд остановился посреди туннеля из-за какой-то неисправности? И чтобы пассажиры не испугались тьмы, приказано опустить на окнах шторы? Мы же, решив помочь попавшим в беду людям, отправились в путь? Но каково тем, кто заперт в грузовых вагонах?

А может, машинист, не загасив топку, остановил поезд, и черный ядовитый дым отравляет ничего не ведающих пассажиров? Мы спешим предупредить их об опасности, но они нам не верят, даже насмехаются над нами. Быть может, это они и выкинули нас из вагона? Быть может, быть может…

Несомненно лишь то, что мы идем по рельсам. Рука об руку, шаг за шагом. Наверное, мы надеемся, что пятно света впереди, маленькое и тусклое, станет больше и ярче, и наконец солнце обласкает нас теплыми лучами, и мы, не веря своему счастью, будем щуриться и заслонять глаза от яркого света, который будет настойчиво пробиваться сквозь полуприкрытые веки и сомкнутые пальцы.

Быть может…

Но хватит этих «быть может». Ведь, быть может, как раз сейчас, сию минуту из темноты вынырнет поезд — и нас не станет? Несомненно лишь то, что мы идем по рельсам. Шаг за шагом, рука об руку…

Быть может, ночью (или в туннеле), окутанные дымом (или мраком)… рано или поздно…

Ах, снова эти «быть может». Отбросим их, и прежде всего то самое страшное, о котором я не осмеливаюсь даже говорить. Оно так ужасно, что я уверен — это ложь. Ложь, что только я и мой напарник идем по рельсам! Что никто ничего не говорит, не поет, не кричит и что вообще вокруг никого нет! Ложь, что мой напарник только тень, вымысел! Я слышу голос товарища. Чувствую его присутствие. Вижу во мраке блеск его глаз. Отбросим все сомнения. И прежде всего то, самое ужасное.

Давайте крепко сожмем пальцы друга, ощутим их теплоту! И хотя нам трудно сохранить равновесие, будем двигаться вперед, шаг за шагом, подавив в себе страх. Надо во что бы то ни стало удержаться на гладких, скользких рельсах!

И вперед! Только вперед!

* * *

В детстве мы играли в эту игру. Теперь это уже не игра.

Из сборника «Между двумя путешествиями», Тегеран, 1978

Кошмар

Век великолепия грандиозных сооружений и лжи…

Рассвета дешевой пошлости и распада…

Величайшей слабости и расцвета позора…

Век двуличия.

А. Бамдад

Какой звезды закат

Сгустил так ночи мглу?

М. Омид[98]

Нет, это был не кошмар. Кошмар не может быть таким простым. Кошмар всегда запутан. Чаще всего кошмар бессмыслен и сложен. То, что произошло, было далеко от здравого смысла и строгой логики. Но за эти несколько лет он был свидетелем стольких разных событий, что уже ничто не казалось ему лишенным смысла. Жизнь его и других людей за эти несколько лет стала развиваться вопреки логике и смыслу. Или, точнее сказать, так: имела свой особый смысл и свою особую логику.