Феридун Тонкабони - Избранные рассказы

• Название: Избранные рассказы
• Автор: Феридун Тонкабони
• Издательство: Радуга
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1985

Феридун Тонкабони (род. в 1937 г.) принадлежит к молодому поколению прогрессивных персидских писателей. Основная тема рассказов, включенных в сборник, — проблемы времен правления шаха Мохаммеда Реза Пехлеви: коррупция, инфляция моральных и нравственных ценностей в условиях ускоренной буржуазной модернизации общества, судьба «маленького человека», беспомощного в мире, где правит чистоган.

---

— Я предлагаю тебе контракт, — сказал отец, — продай мне свою «литературную будущность». Даю наличными пять тысяч туманов. Тогда твои уроки и школа…

— Слишком дешево! — с притворной улыбкой перебил его я, хотя в душе был глубоко возмущен. — Я стою дороже!

Пять тысяч туманов были огромной суммой — целым состоянием. Но гордость заставила меня отказаться от столь выгодного предложения.

— Я знаю, — не растерявшись, сказал отец. — Но больше у меня нет. Не спеши с ответом. Подумай как следует. Но я не советую тебе упускать этот счастливый случай. Если в течение трех дней я не услышу отказа, будем считать, что ты принял мое предложение.

Когда отец ушел, меня охватило сомнение. Пять тысяч туманов. Стоит ли таких денег эта моя так называемая литературная будущность? Может, отец на этот раз вовсе не поскупился? Однако я не мог не писать. Комната была буквально усыпана клочками бумаги, исписанной моим неровным почерком. И в этом было все дело.

Я и не собирался бросать писать. Кто мог заставить меня отказаться от этого? Я думал лишь о том, как не упустить счастливый случай. Не каждый же день выпадает такая удача — заполучить пять тысяч туманов! Заполучить — и работать тайком. Не мог же отец двадцать четыре часа в сутки следить за мной сам или приставить ко мне соглядатая?

Однако дальше размышлений не шло. Сам не знаю почему, я избегал отца. То ли стыдился, то ли чувствовал себя побежденным (а может быть, сдавшимся?). На четвертый день я обнаружил на маленькой книжной полке в своей комнате три пачки новеньких купюр — две пачки двадцатитумановых и одну десятитумановую. Первое, что мне захотелось сделать, — схватить пачку десятитумановых купюр и помчаться в книжный магазин, словом, исполнить свою давнишнюю мечту. Но теперь я почему-то заколебался. Жаль было нарушать единое целое пяти тысяч туманов. «Отложу их!» — подумал я, но зачем — и сам не знал. Для путешествия? Для покупки какой-нибудь ценной вещи? В голове даже мелькнула мысль о том, что, как только я издам вторую книжку — я все еще не оставлял эту надежду, — я верну отцу пять тысяч. Пусть знает: мое будущее нельзя купить за деньги.

Я осторожно вытащил из пачки десятитумановую бумажку. «Возьму в долг. Первого числа положу обратно». Потом еще одну: на всякий случай.

Вышел на улицу. Записная книжка и ручка были в кармане. По привычке направился в «Леон». До сих пор, несмотря на девяносто туманов, ежемесячно выдаваемые отцом, у меня не было свободных денег. Я тратил их на книги и на кино, водил в кино братьев и сестер.

Если в кармане оказывалось восемнадцать риалов и билет на автобус, я направлялся в бистро, покупал три жетона, выпивал кружку пива и кейфовал. Если же было двадцать четыре риала, то брал еще и сандвич с неаппетитного вида сосиской. Или сандвич с котлетой, которая напоминала лягушку. В начале месяца, когда удавалось взять две кружки пива, был настоящий праздник. Если же в кармане оставался еще один риал мелочью, я покупал две тоненькие сигаретки «Хома», раскуривал одну из них, пользуясь зажигалкой торговца сигаретами, и медленно брел в сторону дома. Как приятны были эти минуты. Иногда останавливался, чтобы занести в записную книжку пришедшие в голову мысли. Даже прохожих, которые толкали меня в этот момент, я не замечал.

Сегодня же бистро было не для меня. Мне было стыдно, я боялся, что кто-нибудь увидит меня здесь. Пиво не шло в горло. Оправдываясь тем, что в бистро негде писать, я решил поискать какое-нибудь другое место и отправился в кафе с интригующим иностранным названием — то ли «Эльдорадо», то ли «Сан-Сальвадор», то ли «Колорадо». Спросил пива с фисташками. Поверхность стола была из черного пластика, стулья — жесткие, маленькие, неудобные. Я вынул тетрадь, положил перед собой и только хотел что-то записать, как взгляд мой упал на компанию моих сверстников, насмешливо смотревших на меня. Вероятно, они приняли меня за отвергнутого влюбленного, пишущего возлюбленной страстное слезное послание. Мне стало не по себе, я смущенно заерзал на стуле. И тут, словно на помощь явился мальчишка — продавец газет.

— Есть заграничные сигареты, — шепнул он мне на ухо.

— Тащи! — сказал я.

Когда я расстался с четырьмя туманами, сердце у меня сжалось, но я не подал виду. Может быть, заграничные сигареты в то время стоили дороже, чем теперь, а может быть, моя неопытность слишком бросалась в глаза, и мальчишка решил на мне заработать.

Листая газету, я докурил сигарету до конца, допил пиво, расплатился и вышел, как мне казалось, с достоинством. Одно терзало меня — потеря двадцати туманов и размен пяти тысяч. Я понимал, что не сумею удержаться и дальше и что вскоре будет истрачена последняя десятитумановая бумажка.

Больше я не сочинил ни строчки. Но причиной тому был не отец, а те пять тысяч туманов, которые, подобно болоту, засосали меня. Даже когда я истратил последний динар[34], мысль о них продолжала неотступно преследовать меня, словно приведение.

* * *

Я не стал писателем. Но зато вступил в противоборство с одним дельцом, желавшим «вложить капитал» в нашу семью и в качестве «прибыли» или «процента» увести мою сестру.

Не подумайте только, что мной руководила ревность, хотя, признаюсь, я очень любил сестру. Она была на два года младше меня (мне исполнилось тогда двадцать). И удивительно скромна и простодушна. Ему же — все шестьдесят, не говоря о том, что он был представителем шестидесяти иностранных компаний. Однако мои аргументы не возымели действия даже на сестру, на которую я вообще-то имел влияние и которая, как мне казалось, отнюдь не радовалась такому предложению. Но, видно, богатство и ей вскружило голову. Тогда я решил сам поговорить с женихом, чтобы отвадить его.

Когда однажды он собрался уходить, я вышел вслед за ним.

— Куда-нибудь направляетесь? — улыбнулся он, поднимая радиоантенну автомобиля и включая приемник. — Могу подвезти.

— Нет, благодарю! — ответил я.

Это был самый подходящий момент для разговора, но старик включил приемник, и я почувствовал себя словно ученик, которому предстоит держать экзамен. Несмотря на это, я был полон решимости. Прослушав торговую рекламу, он выключил приемник.

— Я хотел бы попросить вас больше не приходить к нам, — без всякого предисловия начал я. — Вы знаете, что…

Я ожидал, что он рассердится, засмеется, накричит на меня, но…

— Да, да. Я понимаю вас, — перебив меня, быстро заговорил он. — Поверьте, ваши чувства достойны всяческой похвалы… — Помолчал немного, а затем как ни в чем не бывало спросил:

— Вы сейчас не заняты?

— Нет.

— Не хотите ли съездить ко мне в фирму?

— Как вам будет угодно.

— В любом случае ничто не должно помешать нашей дружбе, не так ли?

Я не нашел что ответить.

Его фирма занимала целое шестиэтажное здание, первый этаж которого был отведен под салон легковых автомобилей. Старик привел меня прямо туда и принялся угощать мороженым, коктейлем, заграничными сигаретами, обращаясь со мною при этом как с человеком своего возраста. Потом стал водить по салону.

— Ну как, нравится? — бесстрастно спросил он, остановившись перед спортивной машиной вишневого цвета. — Не желаете прокатиться?

Решив, что он издевается надо мной, я, недоверчиво улыбнувшись, ответил:

— По правде говоря, я, кроме колымаги отца, не водил ни одной машины. — Как раз на днях я получил водительские права, уплатив за обучение часть тех злосчастных пяти тысяч.

— Ну, с этой возни никакой, — сказал старик. — Эй, парень, принеси-ка ключи! — Потом вспомнил: — Они же в машине.

Один из работников акционерного общества вывел автомобиль. Мы сели в него, я — за руль, и мы двинулись. Это было восхитительно! Казалось, скользишь по стеклу. Никакого сравнения с отцовской тарахтелкой! Как приятно было, останавливаясь на перекрестках при красном свете светофора, чувствовать на себе завистливые взгляды окружающих! Вернувшись, мы часок посидели в его кабинете. Старикашка углубился в дела, а сам я не решался встать и уйти.

— Ну как, понравилась машина? — спросил он наконец.

— Очень!

— Дарю, — последовал тут же бесстрастный ответ.

— Спасибо. Вы очень любезны, — проговорил я, а в голове пронеслось: «Замахнуться камнем еще не значит ударить».

— Нет, правда, хочешь эту машину? — так же спокойно спросил он.

— Вы смеетесь?! У меня таких денег нет. Разве что в кредит, с выплатой по девяносто туманов в месяц!

— Нет, не смеюсь, — улыбнувшись, сказал он. — Раз ты не хочешь, чтобы я приходил в ваш дом (тут мне стало стыдно за свои слова, и я покраснел), пусть у тебя хотя бы останется обо мне приятное воспоминание. Это мой подарок тебе.

— Но…

— Что «но»? — спросил старик. — Разве друзья не вправе делать друг другу подарки?