Дэвид Бэддиэл - Время спать

• Название: Время спать
• Автор: Дэвид Бэддиэл
• Издательство: RedFish ТИД Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-483-00042-0

Габриелю не удается заснуть, починить машину, наладить жизнь. Все вокруг раздражает. Да еще он влюблен в женщину невероятно счастливую в браке с его братом, поэтому и блаженство недоступно… пока не вспомнишь, что у нее есть сестра.

---

— Папа, неужели так сложно хоть раз в жизни к нам присоединиться? — задает Бен мамин вопрос. Бен всегда принимал отношения между родителями ближе к сердцу, чем я; естественно, мне близки ирония и постмодернизм, причем это не просто защитная реакция.

— Ладно…

Я вижу, как отчаянно отец подбирает в своем словаре выражение поприличнее: «мать вашу», «черт с вами», «блин»… а дальше тупик.

— …УЖЕ ПРИСОЕДИНЯЮСЬ!!!

Он выкрикивает это настолько громко, насколько может, пытаясь так восполнить отсутствие ругательств.

— Что он говорит? — спрашивает Мутти у сидящей рядом с ней миссис Гильдарт, своей подруги, единственной участницы торжества не из числа родственников.

Миссис Гильдарт, больше известная просто как Милли, не живет в «Лив Дашем»; это старая подруга Мутти, и, несмотря на свои восемьдесят два года, Милли не хочет переезжать в дом престарелых, называя его карцером. Она носит берет, она стара, но не так, как обитатели «Лив Дашем». Это не старость криков в очереди, фотографий внуков на полках, неимоверных размеров нижнего белья и вонючих коридоров — это старость в духе гражданской войны в Испании, в духе поэта Уистена Одена; ее лицо — как выцветший черно-белый фотопортрет, ее красота прошла весь путь, вернувшись к своему началу, а ее разум — дай вам бог такой разум — исполнен истин, горечи и самых разных историй. На закате жизни Милли все же не сдается — она мне недавно рассказала, что записалась на компьютерные курсы в вечерней школе.

— Он говорит, что уже присоединяется, Ева, — объясняет Милли.

— И что? — спрашивает Мутти.

Ее голос звучит пронзительно. Никогда не подумаешь, что старый человек на такое способен.

— Он сидит там и ни с кем не разговаривает. Даже не поздоровался со мной в мой день рождения… Он не поет. И ничего мне не подарил.

Отшвырнув книгу на стол, отец встает и выходит. Дядя Рэй провожает его правым глазом, в то время как зрачок левого движется по необъяснимой траектории; тетушка Ади пытается взмахнуть руками, лицо ее начинает вытягиваться, словно она хочет сказать: «Н-н-н-н-но…»; Таня и Морис продолжают смотреть друг на друга, не обращая внимания на происходящее; Бен с Элис смущенно уставились в пол; тетушка Аврил улыбается про себя, приправляя горечь улыбки уверенностью в том, что брак — это сплошное притворство; Милли вздыхает; мистер Фингельстон неодобрительно цокает языком из своего угла и встряхивает номер «Еврейских новостей» в руках; Саймон уперся подбородком в руку и барабанит пальцами по щеке; Мутти сидит с каменным лицом и угрюмо смотрит перед собой, губы ее плотно сжаты, не оставляя сомнений в том, что она в бешенстве; я покашливаю; мама снимает очки и принимается их протирать.

— Прелестно! — выдает тетушка Бабблз.

— «У любой смерти есть причина, — вслух читает Мутти, четко произнося каждое слово. — Вот, например, мою бабушку убила глухота». — «Ее убила глухота?» — продолжает читать она, не изменяя тона голоса. — «Да. За бабушкой ехал каток, а она его не услышала». — «Так ее убила не глухота… ее убил каток».

Помолчав секунду, она смущенно кладет книгу отца на стол. Мама и тетушка Ади ободряюще улыбаются, будто история оказалась весьма поучительной; Мутти пожимает плечами. С момента ухода отца атмосфера немного разрядилась.

Мы расселись на диване, разбившись на группки по интересам; торт-Гданьск был разрезан, принесли чай и невероятное множество ливдашемовских зеленых кружек с блюдцами. Даже отец вернулся, бормоча себе под нос что-то о невозможности даже присесть спокойно без того, чтобы к тебе не начала приставать какая-то старая дура с объяснениями, как проехать в Актон. Я сижу с Беном, Элис и Саймоном, у которого на лице написано, что хоть ему и немного за сорок, но здесь он считает себя одним из молодых еще людей.

— Что это ты ей подарил? — спрашиваю я, поднимая книгу и медленно читая название. — «Сборник еврейских народных преданий и легенд».

— Ну, сам понимаешь, — пожимает плечами Бен, пытаясь таким образом пресечь попытки углубиться в тему еврейства; хотя он должен понимать, что для этого простого пожимания плечами недостаточно. — Ей нравится все такое.

— Ага, — встревает Саймон, словно нарочно избегая спокойного, серьезного «да». Если он еще раз что-то подобное выкинет, отправлю его к Тане с Морисом. — А разве нет?

Они, конечно, правы: ей нравится все такое. Но у меня остаются сомнения насчет подарка Бена. Глядя на брата, я подозреваю, что он не упустил возможности просто втайне купить книгу и теперь пользуется случаем, а Мутти для него — алиби. В конце концов, он мог и не читать эту чертову книжку.

— А ты ее читала? — спрашиваю Элис.

Она мотает головой, но, как я и ожидал, не улыбается, подчеркивая абсурдность предположения. Более того, у нее немного смущенный вид. Они с Беном устало переглядываются — я никогда не видел, чтобы люди так переглядывались. То есть видел (даже сам пытался изобразить что-то подобное), но не в исполнении Бена и Элис. Так переглядываются семейные пары, когда третий человек случайно затрагивает предмет спора, который разгорелся накануне.

Ощущение неловкости среди присутствующих совсем улетучивается с восклицанием моей матери — еще одно доказательство сумасбродности этого мира.

— Как все же прекрасно, что хотя бы сегодня собралась вся семья! Я даже и не припомню, когда у нас в последний раз были вот такие, как я выражаюсь, семейные посиделки.

— И то правда! — поддакивает Саймон, мгновенно обратившийся рядом с мамой во взрослого. — Какой потрясающий торт! Где же вы его раздобыли?

— Ой, да в булочной за углом.

— Быть того не может, — изумляется Саймон.

— Ну конечно нет. Ха-ха-ха-ха!

— Ха-ха-ха-ха! — вторит Саймон.

Руки у меня так и чешутся.

— Нет, конечно, — объясняет мама. — Это я шучу. Непосредственно торт я испекла сама, а украшения — памятники и все прочее — прилетели из Польши, их специально сделала одна женщина.

— Удивительно!

— Ладно вам… — произносит она, поднимая глаза к небу, хотя там только потолок. — Когда кому-то исполняется восемьдесят четыре, то не грех уделить этому человеку немного больше внимания, чем обычно. Разве нет?

Она страдальчески улыбается. Мне часто приходит в голову, что мама, как и многие люди ее поколения, уверена в одном математическом равенстве: откровенно очевидное высказывание + страдальческая улыбка = весьма проницательное замечание.

— Чаю, Айрин? — спрашивает Элис, держа в руке зеленый ливдашемовский заварочный чайник.

— Какая замечательная мысль!

— А кофе есть? — интересуюсь я.

— Не думаю.

— Ладно. Тогда буду чай.

— Ну, Элис, — заговорщическим тоном говорит мама. — И что мы думаем насчет Габриеля и Тины?

— Дины, — поправляет ее Элис, разливая чай.

— Дины! — соглашается мама.

Элис глядит на меня и снова вежливо улыбается. Пусть эта бестактность и характерна для родителей, у которых есть ужасная привычка без должной серьезности относиться к возникающим у детей затруднениям личного плана, причем независимо от возраста детей, все же замечательно, что Дина открыла перед нами с Элис новые пути общения. Наконец-то у нас появилась своя тайна.

— Кстати, вы похожи? — спрашивает мама.

— А с чего это они должны быть похожи? — не понимает Саймон.

— Она моя сестра, — объясняет Элис скромным голосом, пытаясь избежать многозначности.

— О-о-о-о-о-о-о-о! — удивляется Саймон, не обращая внимания на происходящее при этом с его лицом. — Габриель! Что за игру ты ведешь?

Интересный вопрос. Протягивая чашку чая, Элис оказывается достаточно близко, чтобы незаметно подбодрить меня издевательской гримасой.

— Мы с Диной… пару раз ужинали, и все, — отвечаю я. — Мы не хотим спешить.

— И это в наши-то времена!

— Ну да…

— Так вы похожи? — не может угомониться Саймон.

Он почуял, что здесь пахнет скандалом. У гомосексуалистов хороший нюх на тайны, так что он вполне мог догадываться обо всех аспектах моего интереса к Дине.

— Мне сложно сказать, правда, — отвечает Элис. — Все говорят, что похожи.

— А ты как думаешь, Габриель? — многозначительно интересуется Саймон.

Еще один любитель подчеркивать слова. Только иного рода: если Фрэн с Ником подчеркивали слова, намекая на глубину невысказанного, то Саймон выворачивает все шипами наружу, шлифует слово, показывая свое серьезное отношение к тому, что лежит на поверхности.

— Есть немного, — говорю я, выждав паузу и тщательно все обдумав, — Дина — крашеная блондинка. Формы несколько более округлые. И выше сантиметров на пять, пожалуй. Так?

Лучше я ответить не мог. Нос у нее длиннее на четыре-пять миллиметров, угол изгиба рта на шесть градусов больше, глаза процента на четыре уже, щеки чуть больше, грудь… я никогда не видел твоей груди, Элис, но могу предположить, что у нее она как минимум на размер меньше, и, ты уж извини, нам придется голыми прижаться друг к другу, чтобы я смог точно определить различия в текстуре кожи — ответь я так, меня можно было бы заподозрить в нездоровой осведомленности о предмете разговора.