Анри Ренье - Ромэна Мирмо

• Название: Ромэна Мирмо
• Автор: Анри Ренье
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-8352-0151-6

Спокойный ритм, пастельные тона, бодрящий морской воздух… да, пожалуй, «Амфисбена» — самый светлый роман де Ренье.

В романе «Ромэна Мирмо» — все иначе: он подобен темному красному вину, такой же терпкий и обжигающий; его ритм — тревожные, глухие удары тамбурина; его краски — краски огненного заката.

Но объединяет эти романы одно: тщетность человеческих усилий в борьбе с таким могущественным противником, как Любовь.

---

— У меня очень плохой вид, не правда ли, моя дорогая Ромэна? Да, я не очень-то хорошо себя чувствую последнее время. Каждый вечер у меня лихорадка. Но доктор Аткинсон обещает меня вылечить. И я решила попробовать у него полечиться. На эту поездку во Флоренцию я согласилась, чтобы доставить удовольствие князю, потому что сама я не жду от этого особой пользы. Правда, я никогда не отличалась особенным здоровьем; но после того события, по поводу которого вы мне написали, Ромэна, такое нежное письмо, я чувствую себя совсем больной, да, Ромэна, совсем больной.

Она опустила голову. В волосах у нее виднелись седые пряди. Ромэна молча, с бесконечной жалостью смотрела на эту подавленность и отчаяние. Она чувствовала их жестокую несправедливость. Из-за события, в котором эта женщина совершенно неповинна, из-за поступка, к которому ее воля была вполне непричастна, ее жизнь теперь разрушена навсегда, поражена неодолимым раскаянием и сожалением. Из-за того, что какому-то сумасброду угодно было воспылать к ней страстью, которой она не допускала, не поощряла, не разделяла, из-за того, что этот нескромный влюбленный вздумал проникнуть ночью в сад с помощью украденного ключа, приставить лестницу к балюстраде лоджии, эта нежная и скорбная душа теперь навеки лишена мира и покоя! В самом деле, разве это не слишком несправедливо? И Ромэна собиралась уже ответить на жалобу княгини, возмущенно возразить против сквозившего в этой жалобе приобщения себя к событию, являвшемуся, в сущности, всего лишь трагической игрой случая; но в эту минуту доложили, что завтрак подан, и Ромэна могла только нежно пожать эту лихорадочную, исхудалую руку, дрожавшую в ее руке.

Стол был накрыт в соседней комнате. На нем было всего два прибора. Князю Альванци пришлось отлучиться по неотложному делу, но он рассчитывал вернуться в середине дня. Он радовался встрече с мадам Мирмо и тому, что она будет у них гостить, когда княгиня возвратится из Флоренции… Несмотря на видимые усилия княгини, разговор замирал. Наступало долгое молчание, во время которого слышались только шаги метрдотеля по каменному полу. Княгиня едва прикасалась к подаваемым блюдам. Ромэна видела, что она устала, озабочена. Иногда она задавала Ромэне какой-нибудь вопрос и не слушала ответа. Ромэне передавалась эта безутешная тоска. Она спрашивала себя, не явился ли ее приезд некстати. Тем, кто живет скорбью, бывает мучительно все то, что отвлекает их от их муки.

Молча кончив завтрак, они вернулись в соседнюю гостиную, и княгиня сказала мадам Мирмо:

— Я невеселая собеседница, не правда ли, моя милая Ромэна? И я так жалею, что с нами не было князя! Он все такой же; он вернулся к своей прежней жизни. Вы найдете его совершенно таким же, как и раньше, всегда деятельным, бодрым, всегда всем интересующимся. У него к вам тысяча вопросов относительно Дамаска, тогда как я, бедная моя Ромэна!..

С безнадежным жестом она продолжала:

— О, я знаю, что вы меня понимаете; я знаю, что вы сочувствуете моему душевному состоянию… Но я стыжусь своего малодушия. Мне бы хотелось говорить с вами не о себе, не об этом ужасном событии, которое разбило мою жизнь. Когда вы мне написали, что хотите приехать, я твердо решила быть сильной, ничем не обнаруживать перед вами моего отчаяния, но я не могу, не могу…

Слезы брызнули из глаз у княгини Альванци и потекли по ее щекам. Взволнованная Ромэна сострадательно повторяла:

— Княгиня, дорогая княгиня.

Княгиня Альванци печально покачала головой.

— Да, Ромэна, я знаю, что вы мне скажете, и я сама столько раз пыталась это себе говорить. Вы мне скажете, что я не ответственна за то, что случилось, что не моя вина, если этот молодой человек накликал на себя свою судьбу. Увы, Ромэна, эти рассуждения я себе повторяла; эти доводы я себе приводила! В долгие дни одиночества, в долгие бессонные ночи я старалась прогнать убивающую меня мысль. Я пыталась и не могла; потому что, Ромэна, вы не знаете, что значит быть причиной чьей-нибудь смерти, даже косвенно, даже безвинно; что значит думать: он жил, он дышал, он был, и теперь его нет. Ах, Ромэна, если бы вы знали, это ужасно, это ужасно…

Она закрыла лицо руками. Ромэна молчала. При виде этой скорби она испытывала какое-то невыразимое тревожное чувство. Ей как бы передавалась трагическая зараза. Ей тоже хотелось закрыть лицо, чтобы не видеть встающего перед ней страшного образа. Она дрожала от какой-то тайной тревоги, от какой-то угнетавшей ее нервной боязни. И для нее было облегчением, когда она услышала, как княгиня говорит:

— Оставьте меня одну, Ромэна, дайте мне оправиться. Пройдитесь по саду. Когда вы вернетесь, мне будет уже лучше, я успокоюсь. Вы меня простите, Ромэна, но вы не можете знать, вы не можете знать…

Сады виллы Альванци славились недаром. Перед виллой они образовывали правильные цветники, расположенные вокруг центрального бассейна, отражавшего темную бронзу мифологической группы. За этим первым садом расстилался второй, более таинственный и более дикий, прорезанный длинными крытыми аллеями, приводившими к перекрестку герм и гипсовому гроту.

Многочисленные фонтаны придавали свежесть листве и наполняли сад шумом текущих вод. В саду виллы Альванци звучала непрестанная грустная жалоба, которая была его гармонической и одиноко скорбной душой.

Ромэна Мирмо тихо шла, внимательная к окружающей красоте. Запах цветов, журчание вод вполне занимали ее мысли. Стоял чудесный осенний день, прохладный и безветренный. В одной из аллей садовник работал граблями. Все было окутано мирным благородством. Когда Ромэна проходила мимо, голубь, сидевший на руке у статуи, вспорхнул с мягким шумом. Мадам Мирмо, очнувшись от мечтания, проводила его глазами. Он покружил в небе, потом опустился на балюстраду лоджии, открывавшейся в углу виллы.

Ромэна вздрогнула. Уже напрасно пела вода в ближнем фонтане, напрасно запах окрестных роз напоял воздух. Ромэна не замечала прозрачной песни и чистого благоухания. Ее внимание было поглощено этой мраморной балюстрадой. К этому выступу маркиз Креспини, обезумев от любви, прислонил свою дерзкую лестницу! Там, где вилась эта буксовая опушка, он упал с высоты, пораженный смертоносной пулей князя Альванци! И он умер, и ничто не в силах было предотвратить эту смерть, и из-за этой смерти неповинная в ней несчастная женщина терпит самое несправедливое из всех мучений! Для нее жизнь стала чередой унылых часов; для нее воды перестали журчать, розы потеряли аромат; для нее этот прекрасный сад утратил свое очарование, эта благородная вилла — свой мир и покой. И все это по вине трагического пришельца, захотевшего во имя непрошеной любви обезобразить счастливый удел, с которым его опрометчиво столкнул слепой случай!

Ромэна Мирмо вдруг возненавидела этого офицера. Она рисовала его себе похожим на молодых лейтенантов, которые попадались ей навстречу на улицах Витербо, закутанные в голубоватые плащи и гремя саблями по мостовой. Она рисовала его себе наглым и самонадеянным фатом, который мнит себя неотразимым, считает себя вправе навязывать свою любовь и пользоваться для этого самыми низкими средствами. Да, этот Креспини принадлежал к ненавистной породе соблазнителей, считающих, что женщинам остается только повиноваться их любовным велениям, и полагающих, что они оказывают им слишком много чести, милостиво обращая на них внимание с высоты своего тщеславия. В конце концов, разве не следует показывать этим нахалам, что их желанию можно противиться, что им можно пренебрегать и не считаться с ним? Это и сделала княгиня Альванци, притворяясь, будто не догадывается о направленной на нее любви, обращаясь с этим Креспини как со всяким другим. Она делала вид, что не замечает его страсти. И что же, эта страсть привела к ужасным последствиям. Конечно, он наказан жестоко за свое самомнение. Конечно, его вина, какова бы она ни была, быть может, и не заслуживала смертной кары, которую он понес. Судьба обошлась круто с этим фатом. Но что же делать, тем хуже для него!

Ромэна Мирмо чувствовала себя недоброй и раздраженной. Эта смерть ее не трогала. Она резким движением подчеркнула свою мысль.

Да, тем хуже для этого Креспини!.. Он рискнул и проиграл. Она не прощала ему того зла, которое он причинил. Ее взглядам снова предстал образ бедной княгини. Она ускорила шаг. Удаляясь от виллы, она быстро зашагала по длинной дубовой аллее, ведшей к перекрестку герм. Дойдя дотуда, она остановилась… Вокруг нее, под аркадами темного букса, возвышались закованные в камень боги. Они напрягали свои мускулистые торсы и усмехались бородатыми лицами. Один из них, изъеденный сыростью, лежал, поверженный наземь. Этот изваянный труп снова напомнил Ромэне о Креспини и княгине Альванци. Бедная женщина! Исцелит ли ее когда-нибудь время от гнетущего ее напрасного и великодушного сожаления? Поймет ли она, что мы не можем зависеть от чужого безумия, что мы отвечаем только за самих себя? Удастся ли ей изгнать страшное воспоминание, которое не дает ей покоя? Ромэна нетерпеливо толкнула ногой упавшую статую. В окрестной тишине невидимый фонтан ронял прерывистые, неиссякающие слезы.