Сергей Сартаков - Философский камень (Книга - 1)

• Название: Философский камень (Книга - 1)
• Автор: Сергей Сартаков
• Жанр: История

---

- Садись, - сказал он девушке. И, вынимая из папки чистый бланк протокола допроса, поинтересовался: - Пломбу сбила сама?

Опытный заяц ответил бы: "Нет. Не знаю. До меня была сбита". Девушка утвердительно наклонила голову. Села, постукивая от холода зубами. Епифанцев сел на другой стул, напротив девушки.

- То же и я спрашивал. Ответила: "Сама", - сказал он с таким оттенком в голосе, будто советовал ей не признаваться, а девушка или не поняла этого, или не хочет лгать. И продолжил, все с тем же скрытым упреком: - Ей бы заранее перед Москвой где сойти, а она пригрелась на шерсти, заспалась, вот те и въехала.

- Ну ладно, она сама все расскажет, - сухо остановил Куцеволов. Обмакнул перо в чернильницу, занес над листом бумаги. - Фамилия, имя, отчество? Возраст?

- Рещикова. Людмила Андреевна. Мне девятнадцатый.

Перо у Куцеволова на мгновенье повисло в воздухе. Что-то знакомое почудилось ему в сочетании фамилии, имени и отчества этой девушки. А что именно - сразу вспомнить не мог. Медленно стал записывать.

- Погоди... Буква какая: "ща", Рещикова или Резчикова? - спросил он. От слова "резать"?

- Нет, Рещикова. Через "ща", - сказала Людмила. - Я не знаю, от какого слова моя фамилия.

Куцеволов записал. Смотрел на Людмилу молча. Память вдруг подсказала: при отступлении из Мариинска в двадцатом году его карательный отряд передали под временную команду капитана Рещикова, мягкотелого болвана и чернокнижника. Он тогда тоже, точь-в-точь как сейчас, только с насмешкой, переспросил штабного офицера, через "ща" пишется фамилия капитана из адвокатов или произведена от слова "резать".

Он смотрел на Людмилу и никак не мог задать очередной вопрос. При капитане Рещикове были дети. Кажется, двое: мальчишка и девчонка. Была в санях с ним и жена, больная тифом. Она называла капитана Андрюшей. Это точно.

- Где твои родители? Есть братья, сестры? - с расстановкой спросил Куцеволов, забыв о незаполненных еще обязательных пунктах протокола допроса. - Кто они?

Веки у Людмилы дрогнули. Документов при ней нет никаких. Что она скажет, то и будет записано. Если скажет всю правду, значит, снова она станет "белячкой", а выдумывать, лгать, отказываться от отца с матерью она не может. Ну никак не может! И "белячкой" зачем же ей навсегда оставаться? Она сбежала из Худоеланской не только от подлостей Голощековых, сбежала как раз еще и от этой клички, так позорно к ней прилепившейся. Она хочет жить, как все, и работать и веселиться вместе с людьми, а не бродить по праздникам одиноко, в лесу. Она ехала сюда, в Москву, ради совсем иной жизни. И всю дорогу сменные кондуктора, принимая ее за беспризорную, поддерживали и ободряли: "Советская власть, девушка, ни одному человеку не даст пропасть. Только ты сама для нее постарайся". Сама-то она постарается! К ней бы отнеслись с полным доверием!

Почему же она так растерялась, назвала сразу свою настоящую фамилию? Что сказать сейчас на вопрос следователя?

- Они все умерли. В двадцатом году, - с запинкой ответила Людмила.

И Куцеволов почувствовал, что девушка сдерживает себя, говорит ему неполную правду. Не хочет сказать сразу, кто ее родители. Что ж, это естественно.

- Та-ак... А едешь откуда? - спросил, не требуя точного ответа ему на свой первый вопрос. Он его уже прочитал в глазах девушки.

- Еду из Худоеланской... Это в Сибири, - опять запнувшись, ответила Людмила. "Что же она делает! Снова рассказывает все, как есть. А не говорить правду - тут же запутаешься".

Куцеволов в десятый раз обмакнул перо в чернила. Да, помнится, именно о Худоеланской и шел разговор, когда они сбились в роковом двадцатом году с Братск-Острожного тракта и пытались выбраться снежной целиной к Московскому тракту. Неужели это действительно дочь того самого капитана Рещикова? Любопытная встреча! Она тогда все время куталась в шубку, закрывала от жуткой стужи лицо воротником. Не помнит в лицо он ту девчонку, совершенно не помнит. Могла ли она запомнить его? Куцеволов невольно потянулся рукой к бороде, короткой, но очень густой.

- И как ты жила эти годы без отца и без матери? - задал он новый вопрос, опять не стремясь сразу, в упор, выведывать, "тот" или "не тот" Рещиков отец этой девушки.

- Ну, жила...

- Как ты оказалась в Худоеланской?

Людмила молчала, покусывая обметанные холодом губы. Тяни не тяни, а он все равно дознается.

Куцеволов повторил свой вопрос.

- Жила у чужих. Когда не стало своих, куда же мне было деваться?

Так, так... "Все умерли...", "Когда не стало своих..." Куцеволов вертел перо над листом бумаги... Значит, капитан Рещиков нашел свою гибель где-то под Худоеланской. Такая же судьба, по-видимому, постигла и весь его отряд. Подробности? Это все узнается потом, постепенно... Капитан Рещиков погиб. А он, Куцеволов, тогда повернул обратно с половины дороги, и вот он жив. Что это было - счастливый случай? Или точный расчет?

- А зачем ты сюда, в Москву, пожаловала?

- Ну... Больше мне некуда...

- О-о! Некуда больше? Что же, здесь родственники есть у тебя? Или знакомые?

- Знакомые. - Людмила трудно перевела дыхание. И уточнила: - Есть один хороший знакомый.

Ей подумалось, что вот о Тимофее надо, пожалуй, сказать все. Тогда к ней больше будет доверия у этого строгого следователя. Неужели повредит Тимофею, что она, задержанная как беспризорница в товарном вагоне, назвала его здесь своим хорошим знакомым? А ей-то ведь это очень поможет!

Не дожидаясь очередных вопросов Куцеволова, Людмила стала обстоятельно рассказывать, что ее знакомого зовут Тимофеем Павловичем Бурмакиным, что он вот уже два с лишним года учится в Лефортовской военной школе, а сам он тоже из Сибири, с Кирея, - это недалеко от Худоеланской. Бурмакин давно служит в Красной Армии. Он из дому еще мальчишкой ушел воевать. Потому, что мать у него застрелили белые и его соседей на Кирее тоже всех перестреляли...

Куцеволов записывал все, что говорила Людмила, записывал, даже не думая о том, что к делу о проезде в товарном вагоне со сбитой пломбой это, собственно, никак не относится. Каждое слово девушки, оборванной, измазанной угольной гарью, теперь все определеннее подтверждало: да, это дочь именно того самого капитана Рещикова. И потому надо все как можно подробнее выспросить у нее, чтобы точно решить, как с ней поступить дальше - из классовой, так сказать, солидарности, помочь по-настоящему или, из осторожности, быстрее сплавить куда-нибудь в исправительно-трудовую колонию. Особенно бояться этой девицы во всяком случае нечего...

Он писал торопко, легко, почти со стенографической точностью поспевая за неровной речью Людмилы. Так... Знакомый - Тимофей Бурмакин, он учится в Лефортовской военной школе, сам тоже из Сибири...

Перо летело по бумаге. Но по мере того, как чернильные строки заполняли бланк допроса, у Куцеволова как бы вступало в действие второе зрение, всплывали картины той жестокой зимы...

...Оледеневшая река. На крутом берегу в ряд выстроились четыре избы. Над крышами курятся голубые дымки. Это - поселок Кирей.

...Красивая баба, гордо отступившая, когда он ее припугнул своей витой плетью. Не опуская глаз, баба говорит:

"Дороги на Московский тракт отсюда нет. Глухая тайга впереди..."

"Куда же нам ехать?"

"А этого я и не знаю. Откуда приехали, туда и езжайте..."

...Тут появляется скуластый, большелобый парень...

Перо у Куцеволова остановилось, и по бумаге поплыло большое чернильное пятно. Сделалось жарко, словно в радиаторы центрального отопления пустили горячий пар. Да, да, конечно, никто иной, именно этот курсант нынче весной кричал ему: "Куцеволов!" Вот как иногда работает случай...

- Ты знаешь, где найти... Тимофея Бурмакина? - спросил Куцеволов, теперь уже и сам слегка запинаясь. - Ты собираешься встретиться с ним?

Теперь осторожность, и только осторожность. Нельзя допустить даже малейшего промаха. Почему замолчала эта девица?

- Я спрашиваю: тебе не трудно будет здесь найти Бурмакина? Москва город большой.

- Ну, я не знаю, - помедлив, сказала Людмила. - Как-нибудь найду. Известно же, в какой военной школе он служит.

- Да, совершенно верно, - с поспешностью согласился Куцеволов. - Ты и в лицо хорошо его знаешь?

- Господи! - радостно воскликнула Людмила. - Как же мне не знать! И школу найду. Ну, буду спрашивать...

Куцеволов жирно перечеркнул недописанный протокол, сунул его в ящик стола и взял чистый бланк. Тот пойдет для себя, а этот - в дело. Достаточно будет отметить только факт, что в товарном вагоне со сбитой пломбой обнаружена бездокументная девушка девятнадцати лет, назвавшая себя Людмилой Рещиковой. Хищения груза из вагона не установлено. Задержанная препровождается в...

- Так... Что же мне делать с тобой? - и мягко улыбнулся. Первый раз за все время. Вести свою игру теперь надо особенно тонко. Ни в чем, ни в чем ошибиться нельзя.

- Не знаю...

- Отпустить? А где ты жить будешь? Пить-есть что будешь, пока доберешься до своего Тимофея Бурмакина? Он ведь в казарме.