Александр Овчаренко - Три заповеди Люцифера

• Название: Три заповеди Люцифера
• Автор: Александр Овчаренко
• Жанр: Детектив
• Год: 2013

В течение одной недели в Москве и Петербурге один за другим погибают трое выдающихся российских учёных. При жизни они никогда друг с другом не контактировали и даже, возможно, не знали о существовании коллег. Единственное, что их объединяло, так это предложение самого Премьера принять участие в работе открывшейся российской «кремниевой долины» — научном центре Свеколкино.

Криминальный характер трёх смертей ученых может бросить тень на проект «Свеколкино» — любимое детище Премьера, поэтому Директор ФСБ поручает подполковнику Каледину провести негласное расследование и раскрыть эти три преступления. Кантемир Каледин, которого коллеги за глаза называли «офицером для особо ответственных поручений», немедленно включается в расследование и в ходе следствия выясняет, что три загадочных убийства — это только вершина айсберга, имя которому Заговор.

События в романе развиваются очень динамично и мало напоминают набившее оскомину криминальное чтиво о заказных убийствах. Несколько параллельно развивающихся сюжетных линий и исторический экскурс в прошлое, представленный в романе в виде дневниковых записей господина Саротозина, делают сюжет романа непредсказуемым и в тоже время очень увлекательным.

---

— Если не пить и жрать умеренно, то хватит дней на десять. — произвёл в уме несложные арифметические вычисления Крутояров. — Занесла меня нелёгкая! — скрипнул он зубами. — Это же надо так угадать, чтобы ни за что, ни про что вляпаться в «мокруху»! Ёшкин кот! Да у меня там по всему гаражу «пальчики» остались! — выругался Костя и даже закачался из стороны в сторону от огорчения. Как почётный член местного медицинского вытрезвителя, и лицо, имеющее круглогодичный абонемент на посещение милицейского «обезьянника» Костя знал, что отпечатки его пальцев давно находятся в милицейской базе данных. — К тому же, по закону подлости, кто-нибудь из автолюбителей видел меня, как я ночью под фонарём «десятку» драил. Теперь точно мой портрет на каждый столб наклеят. И, как назло, алиби у меня нет! Хоть я и не убивал, но доказать этого не могу. Остаётся два варианта: первый — «залечь на дно» и дождаться, когда «шухер» [16] уляжется, и второй — прийти к «ментам» и рассказать, как всё было на самом деле.

Костя закурил и тяжело вздохнул. Оба варианта имели существенные недостатки: первый — вечно прятаться невозможно, второй — вряд ли доблестные сотрудники местного ОВД поверят в его рассказ о таинственном убийце в чёрном плаще. Интуиция подсказывала Косте, что по всей вероятности так и будет: его задержат, посадят к уркаганам в «хату» [17], которые начнут его мордовать до тех пор, пока он не запроситься к следователю на допрос и не возьмёт грех на себя. Что поделаешь: парням в милицейских погонах как-то надо держать процент раскрываемости!

— Нет, в «ментовку» не пойду! — решил Костя. — Сдохну, а не пойду! Домой идти тоже нельзя, там меня повяжут, и глазом моргнуть не успею! Сейчас перекурю, а потом «упаду на дно».

Что он будет делать, потом Крутояров так и не придумал.

— А-а, гори, оно всё синим пламенем! — махнул он рукой и затоптал окурок. — Куда-нибудь кривая да вывезет!

Кривая вывезла его в Парголово, где в глубине одного из запущенных парков находился полуразрушенный дом, в подвале которого Костя и обосновался. Бомжи этого места сторонились, передавая из уст в уста старую байку о привидении бывшего хозяина усадьбы, замученного в прошлом веке чекистами в подвале собственного дома.

Однако на самом деле причина невостребованности данного подвала была не в зловещем наследии, а в том, что это место регулярно проверялось милицейскими нарядами. Крутояров об этом не знал, поэтому совершенно спокойно расположился в маленькой комнате, Видимо, раньше в этой комнате хозяева хранили дрова. Там было сухо, тепло и даже кошками не пахло. Почему-то пахло сосновой щепой и пылью. Косте запах понравился: в нём не было запаха другого человека, а значит, на эту жилплощадь никто не претендовал.

Из найденной в парке картонной коробки из-под холодильника Крутояров соорудил себе спальное место. После чего сделал осторожную вылазку в ближайший магазин, где набрал два полных пакета продуктов (в основном консервы и хлеб), пару блоков сигарет «Пётр I», и ещё прикупил пятилитровую бутыль минеральной воды. Всё это богатство уже поздно вечером Костя потащил в свою берлогу, и только по пути вспомнил, что у него нет ни свечки, ни фонарика.

— Ладно, сегодня как-нибудь обойдусь, а на завтра куплю лампу или набор свечек. — решил он и тут же остановился. Сквозь кусты явственно было видно, как в разрушенном здании мечутся в темноте два огонька. Присмотревшись, Костя понял, что по зданию бродят двое мужчин с фонариками. Крутояров положил пакеты с продуктами на землю и спрятался за густыми кустами. Минут через пять незнакомцы вышли из здания и остановившись в метрах десяти от Костиного лежбища, закурили. На фоне ночного неба Костя отчётливо разглядел милицейские фуражки. — Неужели по мою душу? — холодея, подумал он. — Не может быть, чтобы так быстро.

— Я же тебе говорил, что здесь никого нет, — произнёс молодой голос. — Мы эти развалины каждую неделю «шерстим» и не было случая, чтобы хоть одного бомжа взяли.

— А я говорю, что всё равно проверить было надо, — ответил другой голос, в котором звучали хорошо узнаваемые командирские нотки.

— Стоило на ночь глядя сюда тащиться, — заныл молодой тенор. — Можно было и днём проверить.

— Дурак ты, Степанов. — беззлобно ругнулся командирский баритон. — С такой психологией до пенсии в сержантских погонах проходишь! Днём здесь никого не застанешь, а на ночёвку обязательно кто-нибудь придёт. Ты последнюю ориентировку читал?

— Ну, читал! И что? Очередного «мокрушника» [18] объявили в розыск. Такие ориентировки нам каждый месяц доводят. Это только звучит серьёзно — убийство, а на самом деле обыкновенная «бытовуха» [19]. Тоже мне преступление века — два алкаша в гараже бутылку водки не поделили.

— Один! Один алкаш был. — назидательным тоном поправил командирский баритон. — А второй, то есть потерпевший — профессор, доктор каких-то там наук. В общем, большая «шишка». Мне товарищ из Управления рассказывал, что этот профессор в какой-то президентской программе должен был участвовать, а его в «Автолюбителе» завалили.

— Так это не наша территория! Чего мы напрягаемся?

— Сейчас на раскрытие этого преступления все силы брошены, весь Питер напрягается. И в случае удачи, я думаю, начальство сторублёвой премией не отделается! Тут очередной звёздочкой попахивает! Так-то, сержант Степанов!

Они докурили, и, тщательно затоптав окурки, сели в милицейский УАЗ, который чихнул вонючим дымом и нехотя стронулся с места.

«Значит, всё-таки по мою душу! — обречённо подумал Костя. — Ладно, сегодня переночую здесь, думаю, с проверкой сюда больше никто не сунется, а завтра видно будет».

* * *

14 часов 15 мин. 22 сентября 20** года.

г. Москва, ул. Щепкина-42.

Министерство энергетики РФ

Своё прозвище «Сталинский сокол» Василий Иванович Мостовой получил лет сорок назад, когда на одном закрытом заседании ЦК выступил с критикой состояния трудовой дисциплины на предприятиях оборонной отрасли. Василий Иванович продолжал отстаивать те жёсткие критерии оценки трудовой деятельности, которые в годы его молодости внедрил в производство и в умы подчинённых Великий вождь всех времён и народов. К великому удивлению Мостового, его не поддержали.

— Василий Иванович, сейчас не время пояса затягивать! — сказали ему члены ЦК. — Политическая оттепель на дворе, так что дайте людям вздохнуть полной грудью. Народ и так у нас, как загнанная лошадь: есть даём мало, а ездим на нём много, так что как бы того…, копыта как бы не отбросил. Так что Вы уж свои сталинские замашки попридержите.

— Это не замашки! Это принципы работы, проверенные временем. — прошипел Василий Иванович, побледнев от обиды. — Благодаря им мы войну выиграли!

— Сейчас не война! — сказали ему соратники по партии, и, несмотря на протесты верного ленинца, приняли постановление об объявлении субботы выходным днём.

— Это саботаж в масштабе страны! — прошипел старый партиец. — Я этого так не оставлю. Я подниму этот вопрос на пленуме ЦК, а если потребуется, то и на Съезде партии! Я до Первого секретаря дойду!

И опять не нашёл опытный партиец понимания у коллег.

После окончания совещания Василий Иванович, ни с кем не попрощавшись, покинул здание на Старой площади. Глядя на его высокую, немного согнутую годами фигуру, расставленные в стороны острые локти и хищный хрящеватый нос, один из членов ЦК произнёс: «Ну, вот, полетел Сталинский сокол к себе в гнездо»! И хотя сталинскими соколами раньше называли лётчиков, а Мостовой за время трудовой деятельности никакого отношения к авиации не имел, кличка прижилась. Верные люди донесли об этом Мостовому, но воспитанный на заветах великого Сталина Василий Иванович воспринял прозвище как свидетельство своих заслуг, и не обиделся.

Заседание проводилось в пятницу, и хотя каждую субботу Василий Иванович регулярно приезжал на Старую площадь, в эту субботу он демонстративно уехал на дачу.

— Выполняю решение партии о введении дополнительного дня отдыха, — едко пояснил он супруге.

На даче, лёжа в гамаке в любимой полосатой пижаме, заслуженный партиец предался воспоминаниям. Оглянулся Василий Иванович, и понял, что прежней ленинской гвардии сталинского закала больше нет. Сидят в Центральном Комитете партии вчерашние комсомольские вожаки, пороха не нюхавшие. Старые партийные товарищи, с кем начинал трудовую деятельность Василий Иванович, давно под могильным камнем лежат, а кому повезло больше — те на пенсии редиску на даче выращивают.

Через неделю после памятного заседания вызвали Мостового в кабинет к высокому партийному начальнику, где напрямую поинтересовались его здоровьем.

— Разве я давал повод усомниться в своей трудоспособности и трезвости ума? — глядя в глаза молодому выдвиженцу, спросил Сталинский сокол.