Витаутас Петкявичюс - Рябиновый дождь

• Название: Рябиновый дождь
• Автор: Витаутас Петкявичюс
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1986

Роман о сложных человеческих взаимоотношениях, правду о которых (каждый свою) рассказывают главные герои — каждый отстаивает право на любовь и ненависть, величие духа или подлость, жизнь для себя или окружающих. Автор задает вопрос и не находит ответа: бывает ли что-то однозначное в человеческой душе и человеческих поступках, ведь каждый из нас живет в обществе, взаимодействует с другими людьми и влияет на их судьбы. А борьба за свои убеждения и чувства, течение времени и калейдоскоп событий иссушают душу, обесценивает то, за что боролись. Или же есть надежда?

---

Она ненавидела Стасиса целый день, наказывала себя голодом, приговаривала к смерти и гнала в озеро топиться, но снова приблизилась ночь, сгустились сумерки, снова во сне, в полубреду, приходили к ней погибшие братья и мать, снова вокруг нее бегала сумасшедшая Казе, снова Навикас поднимал с мостовой разбросанные руки, снова дергалось адамово яблоко у того высохшего вожака, раздевающего ее сальным взглядом, и Бируте вскакивала и бежала через густой подлесок к Жолинасам и, ища спасения, умоляла Стасиса:

— Будь добр, приходи ночевать, я больше не могу одна!..

Утро занималось как обычно: дымчатое солнце проклюнулось из покрытого сажей облачка и, болезненное, словно надышавшееся за ночь кисловатым, насыщенным дымом и бензиновой гарью воздухом, повисло посиневшими краями над крышами предместья, но сегодня оно показалось Саулюсу особенным. Даже не умывшись, выбежал он из дома и только у двери гаража с благодарностью почувствовал, что Грасе успела сунуть в карман бутерброд.

— Опоздал, — бросил он, не собираясь ни оправдываться, ни извиняться перед шефом. — Хороший сон видел.

Но Моцкус не поддержал разговора. Он ходил по тротуару туда и обратно, заложив руки за спину и поглядывая на старые, засиженные голубями часы, которые, наверное, уже и двадцать лет назад шли неточно. Саулюс услужливо открыл дверцу, подождал, пока шеф удобно уселся, и нажал на педаль. Ехали молча. На колхозных полях кое-где копошились люди. Рабочие в оранжевых куртках латали ямы на шоссе. Их товарищи сидели на обочине и пускали по кругу большую черную бутыль, двое усердно показывали флажками, что надо побыстрее сворачивать в сторону. Чуть дальше женщина выливала из тяжелого ковша жидкую смолу в ямки, выбитые на дороге, а другая массивным ручным катком трамбовала еще дымящийся асфальт.

— Двое с сошкой, семеро с ложкой, — рассмеялся Саулюс, вглядываясь в пыльную полосу объезда.

Моцкус молчал. Выбравшись на шоссе, Саулюс снова попытался заговорить с шефом:

— Что хорошего в Москве?

— Сейчас услышим, — неохотно ответил тот и включил радио.

Передавали последние известия. Где-то уже поджимал мороз, где-то все еще было жарко, какие-то коллективы сплоченно боролись за повышение производительности труда, за изобилие продуктов питания, а доблестные рыбаки перевыполнили план по добыче рыбы, использовав новый прогрессивный метод — бить рыбу электротоком.

— Это бандитизм, — сказал Саулюс, — а не метод. Выдумка тех, кто думает только о сегодняшнем дне. — Ему было хорошо, легко, весело, поэтому он не мог слушать такие грустные «последние» известия. Сняв руку с руля, он осторожно коснулся клавиш радиоприемника и спросил: — Можно, я поищу музыку?

Моцкус кивнул.

«Я обязательно заставлю его разговориться, — упрямо подумал парень, поворачивая ручку, — и тогда извинюсь».

Но музыка умолкла. Диктор, говоривший по-польски, стараясь развеселить своих только что проснувшихся соотечественников, пошутил:

«Экономисты утверждают, что свой крест удобнее всего нести на чужой спине».

Саулюс даже подпрыгнул от удовольствия и покосился на шефа. Радио снова взорвалось бодрящей, призывающей к действию музыкой, а через некоторое время дикторша приятным голосом выдала следующую шутку:

«Человек, который не делает ошибок, обычно ничего не делает, так как он чаще всего является начальником».

Саулюс, довольный, взвизгнул, а Моцкус наконец не выдержал:

— Теперь модно считать начальников своими врагами.

— А может, вы будете так любезны объяснить почему? — Саулюс улыбнулся — с помощью польских дикторов он выиграл этот поединок, нажал на кнопку зажигалки, подождал, пока спираль нагреется, и прижал ее к облипшей крошками сигарете.

— Потому, что у каждого человека есть две возможности: учиться, чтобы чему-нибудь научиться, или руководить людьми, что-то умеющими.

— Вы целитесь в мой огород? — Парень залился краской.

— Нет, я просто так.

— А если серьезно?

Моцкус долго молчал, собирался с мыслями и наконец заговорил:

— Я уже давно замечаю и много думаю об этом: происходит какое-то отчуждение между руководителями и подчиненными, так сказать, двустороннее неудовлетворение, а где его корни — не знаю. Это следствие, корни надо искать куда глубже.

— Конечно, будь все наоборот, вы бы довольно быстро нашли эти корни и тут же бы их вырвали.

И снова оба замолчали.

«Какой же я свинтус, — выругал себя Саулюс, — мало того что оскорбляю человека, еще начинаю его за это ненавидеть», — свернул на хорошо знакомую лесную дорогу, но Моцкус схватил его за руку:

— Гони назад.

— Почему?

— Потому, что ни один начальник в глазах подчиненного не был героем.

— Простите, — на раскаяние у парня не хватило духу.

— Ладно, потолкуем об этом дома, а теперь послушай, что я скажу: здесь мы ее точно не найдем. Я знаю, где она.

— А может?..

— Тогда остановись, я выйду.

— Вы боитесь?

— Перестань так разговаривать со мной: хоть седину уважь, если ничему другому не научился.

— Я еще раз прошу прощения. Вы меня не так поняли. Но мне очень интересно: можете ли вы хоть раз уступить кому-нибудь?

— Просто так, без всякой причины?.. Не могу. Но если тебе позарез хочется увидеться с этой развалиной, пожалуйста, я немного подожду.

На дворе было просторно и светло. Стасис топориком колол дрова. Спущенный с цепи пес с лаем подскочил к машине, но, узнав гостей, застыдился и, поджав хвост, отошел в сторонку. Не сказав ни слова, Моцкус вышел из машины и неторопливо направился в лес.

— Здравствуйте, — приподнял кепку хозяин.

— Ну как? — Саулюс встретился с ним как со старым знакомым.

— Никаких новостей. Я даже распятие заказал и тот дуб, в который ты едва не врезался, соседу отвез. Задумал часовенку на перекрестке установить, пусть стоит себе: конечно, от плохого человека не защитит, но и хорошему не повредит.

Саулюс, прищурившись, огляделся вокруг и посоветовал:

— Я бы на твоем месте часовенку на этом холмике установил.

— Там нельзя, там альпинарий устроен.

— Ну и что?.. А рядышком — часовенка. Для хорошего памятника нужен красивый камень. Так сказать, страдание и постоянство, твердость и боль… — Саулюс не закончил, ибо увидел, как зло и трусливо заблестели глаза Стасиса, как, не зная, куда девать руки, он синюшными пальцами сжал топорище. — Чего бесишься?

— Потому что кресты надо ставить у дороги, — вывернулся Стасис.

— Но здесь, говоришь, будет часовенка?

— А тебе откуда все так хорошо известно? — забылся лесник.

— Отцепись, — он немного отступил, — хоть золото под этот курган зарой, хоть сам туда ложись… Думаешь, меня это волнует?

— А может, я уже зарыл? — Глаза у Стасиса заблестели еще сильнее, будто он выпил для смелости.

— Дело твое, скажи, где живут родственники Бируте? — Саулюс не мог понять, почему так изменился лесник.

— Я уже был, там ее нету.

— И ничего не чувствуешь? — Саулюс вживался в роль сыщика — спрашивал об одном, а думал о другом.

— Что я чувствую — за целый день не расскажешь. — Саулюс заметил во дворе женщину. Проследив за его взглядом, Стасис немного смягчился и стал оправдываться: — Двоюродная сестра. Нет уже здоровья одному и за скотиной, и за огородом смотреть. Нынче с уборкой совсем запозднились, чего доброго, все замерзнет в поле.

— Живьем в землю не ляжешь, — согласился Саулюс и нажал на клаксон.

Сигнал прозвенел над лесом и несколько раз возвратился эхом. Но Моцкус не появлялся. Немного подождав, парень достал бутерброд.

— Неужели всухомятку будешь? — удивился Стасис. — Алдоне! — позвал родственницу. — Принеси человеку яблок или напиться чего-нибудь.

— Спасибо, не надо.

— Все равно гниет, — успокоил хозяин. — Свиньи уже не съедают.

Подошла дородная женщина с двойным подбородком.

— Посмотри какие! — взял из корзины самое большое яблоко. — Семена насквозь просвечиваются, — он чмокнул губами.

Быстренько перекусив, Саулюс еще раз посигналил, вспугнув севших на крышу голубей.

— Сходи к озеру, — посоветовал хозяин. — Он горд, как олень: лучше погибнет, в петлю угодит, но проторенной стежки не бросит. Тут всего несколько шагов: мимо баньки, мимо боярышника, потом по берегу озера до кленов старого хутора. Моцкус любит там посидеть.

Саулюс вышел со двора. Было так тихо, что звенело в ушах. Пожухлая трава била о ноги. Штанины до самых колен облепили ее цепкие семена. Над головой летали несколько воронов. Они бросались друг на друга и изредка кричали на весь лес. Моцкус сидел в лодке и сосредоточенно смотрел на плавающих в воде рыб. Саулюс, зачарованный, огляделся. Стояла настоящая золотая осень. Если б не Моцкус, он бы, наверное, перекувырнулся несколько раз через голову или начал как ребенок кричать и хлопать в ладоши.