Мария Туманова - Райское место

• Название: Райское место
• Автор: Мария Туманова
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-11106-9

Путешествуя по Америке, писатель Уолтер Хиллбери попадает в городок Моухей — райское место среди девственной природы. Здесь чистый воздух и прозрачная вода, красивые женщины и сильные мужчины. Здесь ценятся настоящая дружба, соседская взаимовыручка, самодельное виски и деревенские танцы. Однако над городком висит страшная тайна. Тьма выходит на улицы в сезон дождей, тьма перемещается в неведомо кем прорытых под холмами подземных тоннелях, тьма наполняет дома жителей города. Уолтеру Хиллбери предстоит столкнуться с этой тьмой лицом к лицу, ибо покинуть Моухей невозможно…

---

Еще он щедро делился полученными от родителей деньгами, так что мое привольное студенческое житье, не обремененное работой по вечерам, — его заслуга. Взамен я регулярно напоминал, что ему пора подстричься, а если бы он не взял в привычку вскакивать, как умный щенок, едва я произносил: «Пора перекусить», то еще на первом курсе тихо умер бы от истощения над очередным полуисписанным листом. И, конечно, у нас никогда не было скандалов из-за разбросанных по комнате носков: что такое носки в сравнении с романами Воннегута?

Пять лет мы мирно провели в творческих исканиях, включая выискивание хорошеньких девушек и поиски постоянно пропадавших листов с первыми набросками гениальных романов. Мы вместе ели, сидели рядом на лекциях, будили друг друга по утрам, и если одному не хотелось идти на вечеринку, приглашать туда второго было бессмысленно. Однокурсники и преподаватели удивлялись, что мы не написали вдвоем хотя бы короткий рассказ, но мы с Джейком сразу после знакомства решили, что заниматься любовью с девушкой, которую любишь больше всего на свете, лучше без помощи дружка, и не собирались объяснять окружающим, что сочинение историй для каждого из нас намного ближе к слову «таинство», чем секс. Приходилось говорить, что не можем работать вдвоем из-за совершенно разной манеры письма. Нам верили. Действительно, я долго обдумывал фразы, прежде чем доверить их бумаге, а Джейк бокал пива выпить не мог, чтоб не схватиться за ручку и не записать какое-то крученое предложение, которое днем позже называл полным бредом.

Мы планировали остаться в Лос-Анджелесе, снять вдвоем квартирку, в которую можно будет свободно (не то что в кампус) приводить подружек, и прославиться. Но когда дело дошло до дипломирования, выяснилось, что наши родители тоже совпадают во взглядах на жизнь: мои предки и Риденсы пожелали видеть талантливых детищ рядом с собой. Раз ты, дорогой, не намерен поступать на работу, то зачем куда-то переезжать? Пиши на здоровье в собственной комнате или сними квартиру в соседнем квартале — тогда мы будем уверены по крайней мере в том, что ты не голодаешь.

Соблазн спокойно писать под родительским крылышком, с которого, как перья, падали бы на нас дармовые доллары, был размером с Эмпайр Стейт Бил-динг. Так что, отказавшись от идеи поселить старшее поколение в соседних домах (не смогли решить, чьей семье придется для этого сняться с места), мы с Джейком расстались. Я вернулся в Бейкерсфилд, он — в Сан-Франциско, и два года мы регулярно сообщали друг другу, что ручки и карандаши исправно скребут бумагу, а компьютерные клавиши послушно щелкают, придавая форму нашим гениальным идеям.

Издав свою первую книгу, я второй раз в жизни распрощался с родительским домом и рванул во Фриско к Джейку. Он встретил меня на вокзале, сообщил, что я не стал ни толще, ни ниже и не выгляжу писателем. Я сказал, что сам он выглядит помощником носильщика и что его физиономия стала еще вытянутей — наверное, от усиленных литературных потуг. Джейк засмеялся, но отомстил жестоко: по дороге домой затащил в какой-то бар, который я не запомнил, и напоил до полусмерти. Мне до сих пор стыдно вспоминать, в каком виде я знакомился с его родителями. Зато мистер и миссис Риденс порадовались, что их сын не такой удачливый писатель, как его друг, и, следовательно, не такой пьяница. Миссис Риденс всю неделю, что я гостил у них, очень прозрачно намекала на это — видно, ей нравилось смотреть, как я краснею.

К тому времени Джейк закончил один роман, но пристроить его не мог. Восемь или девять романов разной степени незавершенности он держал в своей комнате, как любимых котов: стопки бумаги лежали на столе, на шкафу, подоконнике и на полу. Между ними тощими котятами примостились рассказы. Два рассказа приняли в небольшом журнале «Морская звезда», о котором я раньше не слышал, и Джейк гордился этим так же, как и моим успехом. Зависти в нем было не больше, чем снега в Гонолулу.

Он упрашивал меня остаться жить во Фриско, но я уперся — если выпало вообще жить, то только в Эл-Эй. Там, где мы были юными и счастливыми, где познакомились друг с другом — и с сотней замечательных девчонок! Где я впервые написал по-настоящему хороший рассказ (пусть он до сих пор лежал в моем письменном столе, а отказы, полученные из редакций журналов, я выбросил — мне рассказ нравился). «И где я придумал планету Карста, — подхватил Джейк. — И еще сотню планет!»

Его планеты теперь вертелись за огромным газовым облаком, состоящим из тупых или слишком заумных редакторов. Самый лучший астроном в телескоп последнего поколения увидел бы только метеоритный дождь вежливых отказов. Но Джейк не отчаивался — как обычно. Это я впадал в меланхолию, стоило услышать, что мой рассказ вполне ничего. Как это ничего, должно быть хорошо!

Я чуть не разуверился в человечестве, когда Джейк засомневался, стоит ли покидать насиженное место и мамины блинчики (при этом отчасти я его понимал: таких блинчиков, как у миссис Риденс, мне нигде больше есть не приходилось, они сами таяли на языке, а вкус держался во рту больше часа, ходи себе и наслаждайся). Но к концу недели оказалось, что дружба если и не сильнее всего на свете, как твердил в своих рассказах Джейк, то уж точно сильнее блинчиков. В Лос-Анджелес мы уехали вместе.

Прошло четыре года. Теперь я люблю этот город еще сильнее. Моя вторая книга вышла здесь. Гонорара хватило, чтобы купить новый «Шевроле-корвет» и перевести свой банковский счет из разряда символических в «скромные». Энни вполне устраивает меня как любовница, и повар из нее не хуже, чем телеведущая, а как хорошо она смотрится на экране, вам любой в этом штате скажет. Мой агент Терри Прескотт добился, чтобы «Схоластик Инк» заключило со мной контракт на следующий роман, так что я самый счастливый молодой прозаик Западного побережья.

Только поужинать, черт бы разодрал всех моих приятелей, не с кем!

Джейк уехал полтора месяца назад. Его новый роман о межпланетной войне четырех негуманоидных рас, которую в конце концов прекратил заблудившийся космический бродяга родом с Земли, мне казался неплохим, но мое мнение не совпадало с мнением издателей, а Терри Прескотта я напрасно просил заняться «раскручиванием» Джейка.

— Он славный парень, Уолт, — сказал Терри, — никому не делает зла и ради тебя пройдет на руках из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Но его странности мешают развернуться его таланту. Я еще не видел ни одного писателя, который не был бы странным в той или иной степени, но я не работаю с людьми, у которых уровень заскоков зашкаливает. Если Риденс когда-нибудь опомнится, пусть позвонит — но не раньше.

Я не сразу решился передать наш разговор Джейку, но, когда набрался смелости, был вознагражден: мой друг засмеялся, а не расстроился.

— Может, я сам себе враг, — сказал он, — но опомнившийся Джейк Риденс — это чужак, с которым я не хочу знакомиться. Так что процентов от моих будущих гонораров Терри не получит. Попробую пробиться сам, не у каждого ведь должен быть агент.

Получив примерно шестнадцатый отказ из издательства, он впервые в жизни скис. С утра до вечера валялся в кровати, косо-криво исписал пару школьных тетрадей незаконченными предложениями, часами смотрел детские мультфильмы и пять-шесть раз в день принимал душ. Вытащить его из дому я не мог в течение недели. Терри советовал не приставать к человеку, пока он сам не захочет выговориться, Энни попробовала «оживить» Джейка приглашением на ужин (зря рассчитывала, что перед ее красотой никакая депрессия не устоит), а мой запас ободряющих фраз и дружеских улыбок полностью исчерпался. Поэтому я был потрясен, когда на десятый день медленной пытки вернулся из булочной и увидел Джейка бегающим по квартире. Он напевал себе под нос «Зажги мой огонь», хлопал в ладоши и притопывал в такт.

— Это ты? — завопил я. — То самое существо, которое ныло, валяясь в грязной постели, и просило его пристрелить?

— Мои молекулы движутся в прежнем темпе, — рассмеялся Джейк. — Это моя футболка? Или на моей была эмблема «Лейкерз»?

— С «Лейкерз» у тебя ничего не было, — автоматически ответил я (давно привык следить за скромным гардеробом Джейка на предмет его изношенности). — Что ты делаешь?

— Собираюсь в дорогу. — На его кровати лежал открытый чемодан, посреди комнаты разинула рот дорожная сумка. — Надо развеяться. Как можно больше перемен, тогда писать станет легче. Впечатление к впечатлению, зернышко к зернышку, — он снова засмеялся. Веселый, оптимистичный Джейк, стандартная модель. — Я понял, что мои неудачи коренятся в моей неподвижности. Камень, обросший мхом, мягче и, может быть, теплее, чем голый валун, но на нем нельзя выбить письмена. Ты не будешь против, если я возьму этот свитер?

Я кивнул, и Джейк воспринял это как разрешение еще на один свитер, яркую полосатую рубашку и кожаный пиджак, который я надевал только дважды. А может, просто не мог переключиться с высот Новой Жизни на такую низменную тему, как шмотки, поэтому запихивал их в чемодан, не прерывая радостного монолога.