Марк Лоуренс - Король терний

• Название: Король терний
• Автор: Марк Лоуренс
• Издательство: Фантастика Книжный Клуб
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-91878-095-4

В девять лет принц Йорг Анкрат поклялся отомстить убийцам матери и брата, и наказать своего отца, отказавшегося сделать это. В пятнадцать он исполнил клятву. Сейчас ему восемнадцать, и он силой оружия должен удержать все, что он приобрел пыткой и предательством.

Короля Йорга постоянно изводят: призрак ребенка, тайна медной шкатулки и мучительная тяга к женщине, которая уехала с его врагом. Истерзанный памятью о зверствах, совершенных им самим и совершенных против него, он по-прежнему полон ярости и жажды мести.

А тем временем у ворот его замка собралась двадцатитысячная вражеская армия и Йорг понимает, что ему не победить в честном бою. Однако у молодого короля на руках еще есть козыри — обнаруженные в подземельях замка древние и давно забытые артефакты. Их можно было бы назвать магическими, но в этом Йорг не уверен. Все, что он знает: их можно применить в предстоящей битве.

---

Орриан покачал головой, сэр Талбар сплюнул.

— Терновник — отвратительная и коварная вещь, — сказал Оррин. — Чудо, что Ксантос не сломал ногу, но он разодрал бока.

— А разве конюх… врач не мог бы наложить швы? — Я никак не могла понять, почему такие раны могут быть смертельными.

Оррин снова покачал головой.

— Я видел такие раны прежде, и врач Мастриколес описывал их в своем трактате, на них есть ссылка даже в «Ботанике» Франко Хентиса. На шипе терновника есть маленькие зазубрины, и они выделяют какой-то сок, который, попав в рану, вызывает нагноение, яд попадает в кровь, и животное погибает. Даже человек может погибнуть. В ладонь дяди сэра Талбара впилось два шипа. Рану разрезали, промыли, смазали целебной мазью, и тем не менее она начала гнить. Вначале ему ампутировали кисть, затем руку, в итоге он умер.

Я поняла, почему руки Игана были в крови.

— Иган прекратил его мучения.

Оррин опустил голову.

— Ксантос спасен от медленной и мучительной смерти.

Сэр Талбар посмотрел на Оррина и отвел взгляд в сторону, ничего не сказав.

Позже я отправилась гулять с маленькой Джессет, и пока мы шли к краю поляны, она без умолку болтала. Откуда-то доносился стук топора. Иган нарубил огромную кучу поленьев, раз в десять больше того, что поварам было нужно. И сейчас рубил деревья. Прошло около часа, когда Иган вышел из-за вязов к тому месту, где мы с Джессет играли в шашки. Крови на его руках уже не было, пот катился градом по его телу, такому же мускулистому и грациозному, как у Ксантоса. Он едва кивнул нам и прошел мимо, держа на плече топор.

— Мне он не нравится, — шепотом сообщила мне Джессет.

— Почему? — спросила я, наклоняясь к ней с заговорщицкой улыбкой.

— Он убил своего коня, — сказала Джессет и кивнула головой, словно подтверждая правдивость своих слов.

— Но он убил из сострадания, во благо.

— Мама сказала, что он отсек коню голову за то, что конь не догнал оленя.

25 июля, 99 год Междуцарствия

Замок Йотрин. Библиотека

В библиотеке Оррина я нашла манускрипты, в которых видения описывались как течения, как морские приливы и отливы. В деревне Ханнам живет женщина, которая зарабатывает на жизнь тем, что предсказывает будущее, но определенному человеку она может рассказать больше. В маленькой комнате под крышей ее дома она рассказала мне о том, как плавать по морям видений.

18 августа, 99 год Междуцарствия

Замок Йотрин. Королевская спальня.

Оррин уехал командовать своими армиями. Я буду по нему скучать. Но постараюсь с пользой провести это время. Мне кажется, мы провели в спальне целый месяц. Если для того, чтобы сделать ребенка, надо еще больше усилий, то к зиме я изрядно устану, а к весне от усталости превращусь в старуху.

Из дневника Катрин Ап Скоррон

18 июля, 100 год Междуцарствия

Замок Йотрин. Библиотека

Оррин — хороший человек, возможно, даже выдающийся. Все оракулы твердят, что он будет императором. Но даже выдающиеся люди время от времени должны отступать от предначертанного.

Когда Оррин в замке, он большую часть времени проводит в библиотеке. Рыцари и капитаны, когда они ищут его, входят в читальный зал настороженно, чувствуют себя не в своей тарелке, подозрительно оглядывают стены, словно знания могут покинуть страницы книг и пропитать их смертельным ядом. Они находят нас: Оррин сидит в одном углу, я — в другом, он смотрит на них поверх одного из массивных фолиантов в кожаном переплете. «Генерал такой-то и такой-то», — говорит он. Оррин позволяет каждому королевству, которое ему подчиняется, иметь своего генерала. Он считает обязательным, чтобы у каждого народа были свои герои, это позволяет сохранять гордость и достоинство. «Генерал такой-то и такой-то», — говорит он. И генералы такой-то и такой-то расшаркиваются с достоинством и с гордостью за своих героев, испытывая неловкость среди такого множества книг и некоторое удивление, — у их будущего императора такой ученый вид, словно на нем линзы для чтения.

Оррин читает великие книги. Классику времен, предвосхищавших эпоху Зодчих, уходящую корнями к грекам и Гомеру. Он выбирает самые великолепные книги не для того, чтобы произвести впечатление, а потому, что они его действительно интересуют. Он любит читать книги по философии, военной истории, о жизни выдающихся людей и книги по естественной истории. Он часто, по крайней мере, тогда, когда мы в библиотеке вместе, показывает мне иллюстрации, на которых изображены странные животные. Автор словно зарисовал этих существ в жаркий полдень, по Оррин говорит, что они не нарисованы, а запечатлены, как если бы отражение в зеркале застыло, все эти существа — реальные. Некоторых из них он видел собственными глазами. Он показывает мне кита, ставит на иллюстрацию рядом с ним палец и говорит, что лошадь на его фоне размером не больше ногтя. Он говорит, что видел спину кита с корабля недалеко от побережья Африк — серая, блестящая, широкая настолько, что по ней может проехать карета, и по длине значительно превосходит наш обеденный зал.

Я читаю маленькие, всеми забытые книжки, с поврежденными переплетами, распавшиеся на отдельные листы. Я нахожу их за рядами полок. В запертых на ключ ящиках. На вид они очень старые. Некоторым более сотни лет, три сотни, а может быть, и все пять, но книги Оррина еще более древние. Хотя мои выглядят старше, будто то, что в них написано, собирает дань даже с пергамента и кожи. Мои были написаны после Великого Огня, после того, как Зодчие зажгли свои солнца. В древних книгах все ясно и понятно. Евклид повествует о формах и фигурах. Математика и научный прогресс демонстрируют четкую последовательность. Рациональное мышление преобладает. В новых книгах все запутано и сумбурно. Идеи и идеология в глубоком противоречии. С полной уверенностью и серьезностью предлагается новая мифология и новая магия, но во множестве вариаций, каждая из которых имеет зерно истины, опутанное нелепицей и предрассудками. Мир изменился. И то, что было невозможным, стало возможно. Глупость обрела форму истины. Труда целой жизни будет мало, чтобы создать из этого хаоса ясную картину, создать новую пауку, которая упорядочит хаос. Но я делаю первые шаги в этом направлении. И меня это увлекает более, чем рукоделие.

Оррин говорит, что мне лучше оставить это дело. Подобные знания разрушают, и если бы ему нужно было воспользоваться такими знаниями, он бы сделал это опосредованно, через Сейджеса, как Олидан, или Кориона, как Ренар. Я говорю ему, что он путает куклу и кукловода. Он улыбается и больше ничего не говорит, но если время придет, это он будет дергать за нитки, а не им будут управлять. Оррин говорит, что я могу зачерпнуть и напиться из того же колодца, что и Сейджес. И тогда я стану горькой, а он любит меня сладкой.

Я люблю Оррина, я знаю это. Легко любить того, чьи недостатки можно простить, — ведь он прощает твои.

В красном зареве битвы брат Кент часто выглядит так, словно он только что вышел из разверзшегося ада. В условиях иной жизни он возделывал бы поля и умер в собственной постели, окруженный внуками, но в бою Красный Кент приобретает поразительную ясность, которая внушает ужас и опустошает все вокруг. И ко всему прочему следует добавить, что он человек, поставленный в тупик собственным противоречием — инстинкт убийцы сочетается в нем с душой земледельца. Не высокий, не косая сажень в плечах, но жилистый, быстрый и находчивый. Скулы широкие, в черных глазах сверкает страсть убивать, губы искусаны, руки в шрамах, с толстыми пальцами. Преданность для него — жизненная необходимость.

46 ДЕНЬ СВАДЬБЫ

— Йорг, солдаты принца вошли в ворота!

Миане не нужно было кричать, оповещая меня об этом. Я слышал доносившийся из окон шум: густой и низкий звук стрелявших копьями катапульт, крики, лязг металла, звон тетивы — мои лучники на стенах развернулись и стреляли по врагу, ворвавшемуся во внутренний двор замка. И барабаны! Боевые барабаны дяди Ренара. В них били с такой неистовой силой, что даже самый робкий мог воспрянуть духом и разъяренным зверем броситься в бой.

Бой барабанов придает смелость.

Дяде следовало бить в барабаны в тот день, когда я пришел как возмездие.

Но сейчас это не имело никакого значения. Ядовитые видения Сейджеса бурлили и клокотали во мне, но их застилали кошмары, порожденные внутри меня мною же самим. Я убил своего брата. Долгие годы я стремился к одному — к мести, я рвался наконец-то подобраться к убийцам Уильяма, и в этом неистовстве я отнял жизнь у брата, у крошечного младенца, который умещался у меня на ладонях.

— Йорг!