Владислав Крапивин - Стальной волосок

• Название: Стальной волосок
• Автор: Владислав Крапивин
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Детская фантастика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-38782-3

Перед вами — сборник новых произведений классика русской фантастики и лауреата множества литературных премий, тюменского автора Владислава Крапивина.

Фантастическая сказка, давшая название сборнику, рассказывает о далеких временах Крымской войны. Бриг «Артемида» отправляется в секретный рейс из Санкт-Петербурга в Гавану, чтобы доставить документы, могущие повлиять на исход войны…

Продолжение этой истории вы узнаете в романе «Гваделорка», который рассказывает о современных школьниках, разгадывающих сложные и запутанные тайны прошлого.

---

На бледноватой, но четкой фотографии были двое мальчишек. Среди заснеженных рябин. В широченных валенках, в мятых шапках с распущенными ушами. Один — в куцей овчинной шубейке, другой — в большой, не по размеру, стеганке до колен. Тот, что в шубейке, держал в отведенной руке и разглядывал птичью клетку. В ней угадывалась птаха с растопыренными крыльями.

— Вот он, мой друг Рем Шадриков. То есть Ремка… — в голосе Графа ощутилась пушистая такая усмешка. — Любил он охотиться за птичьей мелочью: за щеглами, за жуланами и чечетками… Зимой ловил, а весной выпускал. Говорил, что двойная радость от такой охоты: и когда поймаешь, и когда потом распахиваешь клетку. Птица летит на свободу, а ты делаешься счастливым вместе с ней… Он, Ремка, любил радоваться с другими…

«А что с ним сейчас?» — хотел спросить Ваня, но не решился. Дед пальцем провел по краешку снимка.

— Это Ремка сам снял. Аппаратом «Любитель», были тогда такие. Закрепил в развилке ствола, привязал к спуску нитку, дернул потом… А здесь и незаметно, что дергает… Помню, как мы проявляли и печатали у него в подполье, под кухней. Бабушка его, Анна Васильевна, потом удивлялась: отчего у квашеной капусты непонятный привкус? А это мы в щель крышки на бочке нечаянно проявитель вылили… Потом уж, лет через пять, признались, смеху было… А увеличителя у Ремки не было, поэтому карточка такая маленькая. Контактным способом напечатана…

— Зато очень резкое изображение, — вежливо заметил Ваня.

— Да… Однако это зимний снимок, а познакомились мы с Ремкой летом, когда было нам по десять лет… Наше семейство перебралось тогда из района под названьем Затуренка ближе к центру, на Смоленскую. Отчиму его контора дала наконец казенное жилье… Да, был у меня отчим, потому что отец — то погиб под Москвой, зимой сорок первого, через полгода после того, как я родился. Он меня и не видел даже… Ну вот, переехали мы, а ребят, что годились бы в приятели, рядом не оказалось. И повадился я уходить в ближний лог, играть там в одиночестве. Запруды строил на протоках Туренки, мальков ловил (и отпускал потом, потому что на уху не годились), индейцем себя воображал в зарослях бурьяна… Туренка бежала по дну лога — из — под насыпи у вокзала к земляному мосту, что на Первомайской. И там ныряла в широченную трубу под мостом и выскакивала из нее с другой стороны. Труба казалась таинственной: крикнешь в нее — и отзывается с этаким железным отголоском…

…И вот однажды зашел десятилетний Костя Евграфов в Туренку по щиколотку и крикнул в трубу:

— Эгей! — и приготовился услышать привычный отголосок. И услышал. Но следом за глухим эхом прилетел живой отклик:

— Эй! Ты кто? — тонкий такой и веселый.

Костик был не из тех, кто легко знакомится с первым встречным. Однако здесь что было делать? Не убегать же!

— Я… Костик… — Ответил негромко, а разнеслось, как в таинственном трюме.

— А я — Ремка! — долетел жизнерадостный ответ. И не было в этом голосе ни капельки насмешки или ощетиненности, которую Костик не раз встречал среди знакомых пацанов.

Костик видел теперь в дальнем округлом конце туннеля, среди ярких лучей и блеска воды, тонкоплечую фигурку со взъерошенной головой. И, как бы подавшись всем своим существом навстречу неизвестному ровеснику, он крикнул:

— Хочешь, я пошлю тебе свой корабль?!

У Костика был с собой полуметровый кораблик из обрезка доски, с оструганной мачтой, проволочными вантами и парусом из бязевой салфетки.

Ответ был по — прежнему звонкий и чистый:

— Конечно, хочу!

И Костик послал кораблик.

Он видел, как неуклюжий парусник — то носом, то бортом, то кормой вперед — побежал по бурливым струям все дальше, дальше. И нигде не зацепился, а был схвачен тонкими, темными на фоне солнца руками.

— Какой хороший! — донеслось через трубу. — Давай я к тебе приду!

— Давай!

Костик думал, что мальчик Ремка взберется по насыпи, пройдет через мост поверху и спустится в лог с этой стороны. Однако тот смело шагнул навстречу потоку. Зажатая железом Туренка бурлила непримиримо. Была она неглубока и все же порой выше колен. Но Ремка, с корабликом Костика у груди, шагал храбро и без задержки, как морской пехотинец в десанте. И вышел наконец в сырую лебеду рядом с Костиком. Улыбчивый, скуластый, с облупленными ушами и мелкими конопушками медового цвета. С такими же золотисто — желтыми глазами. С капельками в пеньковых торчащих волосах. Поставил кораблик у босых мокрых ног — между собой и Костиком. И похвалил от души:

— Хороший фрегат… — Будто он не принес его в руках, а приплыл на нем.

А Костик улыбался, переступал в траве и не знал, что сказать. Тогда Ремка продолжил разговор:

— А ты прямо настоящий моряк… — Не было в этих словах ни крошки насмешки, только похвала.

— Почему? — бормотнул Костик.

— Ну, вот же… — И Ремка мизинцем скользнул по обвисшей майке Костика.

Они были в одинаковых сатиновых трусах «парашютной» ширины, только на Ремке, кроме трусов, — ничего, а на Костике — тельняшка. Мама купила ее весной на толкучке (уже тогда не новую, полинялую) и перешила, оставив для запаса некоторую ширину и длину. Теперь, если бы не трусы, а матросские клеши, Костик был бы, как юнга из фильма «Мы из Кронштадта»…

Костику очень понравилось, что Ремка оценил его «моряцкую» внешность. И, слушаясь толчка благодарности, он выпалил:

— А хочешь поносить? Тоже будешь как моряк!

И Ремка снова не отказался:

— Конечно, хочу!

…Потом они два лета подряд (пока она не изодралась вконец) носили эту тельняшку по очереди.

Ремка жил недалеко от Смоленской, в одном из тупиков рядом с Орловской улицей. В деревенском доме с огородом (Костик с мамой и отчимом жил почти в таком же, только огорода там не полагалось, потому что квартира была казенная). Оба осенью поступили в пятый класс и, поскольку мужская средняя школа во всей округе была единственная, оказались в одной школе. И — вот удача — то — в одном классе. И робкий, «с домашним воспитанием», Костик Евграфов впервые обрел ощущение радостной безопасности — от того, что рядом всегда крепкое дружеское плечо.

Нельзя сказать, что их дружба оказалась безоблачной. У Ремки был взрывной характер. Маленькие кулаки с облупленными костяшками сжимались, а с ресниц летели колючие искры, если он, Ремка, видел, что кто — то другой не так, как надо, понимает справедливость. То есть не по его, не по — Ремкиному. А Костик, хотя и послабее был характером, тоже иногда понимал ее по — своему. И у него же, у Ремки, научился не уступать. Бывало, что ссорились и несколько раз даже подрались. Костик всегда боялся драться с другими мальчишками, но с Ремкой не боялся. Потому что даже в драке Ремка был справедливый — как увидит, что противник выдохся, сразу опускает кулаки. И Костик в этих стычках страшился не боли, а того, что будет потом: вдруг они больше не помирятся?

Однажды показалось, что так оно и случится. Разодрались крепко. Наедине, позади сарая в Ремкином дворе (теперь — поди вспомни, из — за чего!). И Костик — совсем не желая того — раскровянил Ремке губу. Ремка вдруг обиделся всерьез. Сказал: «Иди ты в ж… змею горынычу. Не буду я больше с тобой». И начал стаскивать закапанную красным тельняшку, чтобы на веки вечные кинуть ее Костику и никогда не иметь с ним никакого дела. И когда тельняшка упала в подорожники, к ногам Костика, тот заплакал. Взахлеб.

И Ремка уронил руки. И сказал:

— Ну, Кот… Ну, ты чего…

Как будто не понимал «чего»!..

Но он понимал, и он снова выговорил:

— Ну, Кот… — А потом: — Хочешь, я тебе рогатку подарю? Ту, что у Борьки Лысого в чику выиграл?

Рогатка была — просто чудо. С отшлифованной ручкой из сиреневой развилки, с мягкой красной резиной, с хромовой кожанкой…

Костик всхлипнул и сразу сказал:

— Хочу! — но не ради рогатки, а потому что это было концом ссоры…

2

Да нет, не могли они поссориться навеки. Потому что слишком хорошо понимали друг друга.

Еще в начале дружбы их объединило опасное приключение и тайна…

Как — то в конце июля, после недели бурных дождей, когда Туренка превратилась в неукротимый поток, Ремка и Костик нашли у воды два связанных бревна. Ну, просто готовый для путешествия плот (если не очень плясать на нем и не нарушать равновесия). И путешествие началось сразу. Было решено от моста на Первомайской одолеть расстояние до моста на Перекопской, что рядом с превращенной в склад польской церковью, которая называется «костел». И половину маршрута проплыли благополучно, хотя и не без риска. Толкались длинными палками, балансировали, вопили от восторга, иногда спрыгивали в воду, но тут же снова заскакивали «на палубу»… Они были Томом Сойером и Геком Финном на Миссисипи, индейцами в горном потоке, капитанами пиратской шхуны и потерпевшими крушение (но не потерявшими мужества) кругосветными путешественниками. Всеми сразу… А скоро пришлось ощутить себя беззащитными мореплавателями, за которыми гонятся головорезы капитана Флинта…